Виталий Романов - Смерть особого назначения
Во время тренировок на полигонах Моранво, когда отрабатывали боевые приемы на дроглах, Мадэн не раз убеждался, что даже самые стойкие пленники теряют над собой контроль, увидев в руках палачей такого паука.
Гном зажмурился, лицо его стало каким-то детским, показалось, Уул сейчас разрыдается.
– Что им было нужно?! – выкрикнул Мадэн, подтягивая стеклянную банку вплотную к телу пленника.
Теперь паук находился в одном сантиметре от дрогла, мешала лишь тонкая перегородка.
Пленник не видел этого, но ему и не требовалось смотреть – он чувствовал черную мохнатую смерть, копошившуюся возле грудной клетки. Все тело Уула била жуткая дрожь, на груди и руках выступили крупные пупырышки, а кожа головы, наоборот, покрылась глубокими бороздами, в которых собиралась влага.
– Для чего они прилетали?! – еще громче завопил фрин, хватая Уула за тоненькую шею. – Отвечай! Отвечай! Отвечай!
Тонкие черные лапки нетерпеливо скребли стеклянную преграду, паук бросался на стенку, мечтая побыстрее добраться до жертвы, но гном упрямо молчал. Предательство было непереносимее смерти. И тогда Мадэн резким движением поднял банку.
– Аа-а-а-аооо! – Тело дрогла выгнулось от жуткой боли, несчастный заголосил так, что два фрина, державшие его, невольно отпустили пленника, сделали по шагу назад, лишь бы оказаться подальше от черной мохнатой мерзости, которая атаковала непокорного гнома.
Мадэн смотрел на муки пленника, не отрываясь, словно впитывал каждую крупицу боли врага.
Уул затрясся, обмяк. Тело, ранее выгибавшееся дугой, вдруг ослабло, опало на стол, будто мокрая бесформенная тряпка.
– Вот и хорошо... – Мадэн сразу же накрыл паука стеклянной банкой, оттащил страшное насекомое в сторону. – Вот и хорошо! Теперь ты станешь сговорчивее, правда, Уул?!
Пленник лежал на спине, раскинув маленькие руки в стороны, ладошками вверх. Он хрипло дышал, глаза были закрыты. Теперь дрогл даже не пытался приподняться, отползти.
– Что молчишь, Уул? – с ледяной усмешкой поинтересовался фрин. – Думаешь, я не знаю, как заставить говорить такого, как ты? Думаешь, раньше не видел упрямых дроглов? Яд уже подействовал на тебя! Он ползет вверх по сосудам, скоро достигнет главного нервного узла, и тогда ты будешь готов на все, лишь бы я избавил тебя от боли!
Несчастный дрогл открыл глаза, какое-то время в них жила только дикая мука, но потом гномик справился с этим, посмотрел на палача почти осмысленно.
– Тварь, – тихо вымолвил дрогл. – Жуткая тварь. Внутри ты – паук кызэ.
Фрин расхохотался так, словно пленник выдал первосортную шутку.
– Тварь, еще какая! – с ухмылкой подтвердил он. – Ты даже не представляешь, как много интересного ждет тебя впереди! Итак, повторяю вопрос! Над Савангом был корабль людей! Что им здесь нужно? С какой целью вернулось это маленькое судно? Оно не похоже на боевой звездолет!
Дрогл не ответил.
– Ну, как знаешь, – с брезгливой гримасой заключил Мадэн. – Не хочешь сразу сказать – дело твое.
Он достал из ящика стола коробку с длинными тонкими иглами, кивком головы дал знак подручным: необходимо вновь держать пленника. Двое солдат тут же выполнили приказ, навалились на Уула.
Мадэн достал из коробки первую иглу, подошел вплотную к дроглу, примериваясь. Потом без колебаний вогнал ее в грудь допрашиваемого, убивая волевые центры.
Казалось, сильнее, чем раньше, Уул кричать не способен, однако это было заблуждением. Теперь вопли несчастного метались по каземату от стены до стены и возвращались к умиравшему пленнику. До смерти было еще очень далеко, как обещал Мадэн, а боль пришла к дроглу и убираться прочь не хотела.
– Итак, – сказал фрин, когда у пленника не осталось сил кричать и лишь тихие стоны срывались с его губ. – Итак, яд паука кызэ разлагает твою душу изнутри. Эта работа происходит медленно, но ее не остановить. Каждую секунду клетки твоего мозга сгорают в адском пламени, и тебе все труднее помнить о союзе с людьми. Это знание становится вторичным, мелким, неважным. На первый план выходит главное. А что главное, Уул? Главное – это избавиться от боли! От страшной, невыносимой боли!
С этими словами палач воткнул еще одну иглу в грудь пленнику. И вновь тот смертельно раненной птицей бился в руках инквизиторов, мечтая провалиться в спасительное небытие, но иглы Мадэна не отключали разум, только волю, а яд паука кызэ сжигал душу.
– Зачем люди вернулись к Савангу? Зачем люди вернулись к Савангу? Зачем люди вернулись к Савангу?
Вопрос звучал вновь и вновь, и не было спасения от жуткой боли. Уул сломался на третьей игле.
– Они хотят уничтожить свои механизмы! – закричал дрогл так громко, как только мог.
Он уже плохо понимал, что происходит, боялся лишь одного – нужных слов не услышат, и боль никогда не отступит.
Мадэн услышал.
– Люди сбросили десант? Для захвата орудий? – Он наклонился к рыдавшему гномику, желая узнать все до конца.
– Да! Да! Да! – Дрогл агонизировал оттого, что совершил предательство, но терпеть страшную пытку больше не мог.
Уул оказался перед выбором, на развилке двух дорог, каждая из которых несла ему и страдания, и унижение. Но думать правильно он уже не был способен – мозг умирал быстрее тела, и несчастный выбрал ту дорогу, которая отодвигала боль, давала возможность встретить ее не сейчас, а потом, позже. Это все, о чем мог сейчас думать Уул.
«Десант!» Теперь на губах Мадэна блуждала зловещая улыбка, вертикальные зрачки сузились.
– Ну что ж, они пришли, – сказал командир спецназа, поглядев на своих солдат. – Охота начинается! Весах! Поднимай первый и второй взводы! Построение через пять минут! Я поведу, ты останешься за старшего! Следи за периметром со стороны болот, люди придут оттуда!
Подручный Мадэна мотнул головой и выскочил из камеры пыток – отдать необходимые распоряжения.
Несколькими резкими движениями палач выдернул длинные иглы из тела пленника. С губ Уула сорвался протяжный стон.
– Вставай! – приказал Мадэн. – Вставай, сморчок болотный! Пойдешь с нами! Покажешь, где десант людей! Ну?! Мне долго повторять?!
Солдаты дернули вверх тряпичную куклу, крепко встряхнули. Уул с трудом открыл глаза. Теперь, когда из нервных центров вытащили иглы, стало чуть легче, но яд паука продолжал неспешную работу, а раны, нанесенные металлом, горели, причиняя страдания. У дрогла уже не хватало воли, чтобы нейтрализовать боль.
– Вперед-вперед! – Один из спецназовцев ударил гнома прикладом молниемета, но не рассчитал: Уул просто рухнул на пол.
Дрогл и раньше-то не мог соперничать с людьми или фринами в физической мощи, а теперь, после пыток, еле шевелил ногами. Тело отказывалось подчиняться.
– Возьмите его! – приказал командир отряда спецназа. – Тащите, он будет показывать дорогу по болотам!
Голова Уула безвольно раскачивалась из стороны в сторону, глаза были закрыты, уши обвисли двумя клочками ветоши. Он больше не мог бороться с фринами и думал лишь о том, чтобы все побыстрее закончилось.
– Слышь, ты, ящерица ушастая! – Мадэн сильно дернул пленника за ухо. – Иглы я возьму с собой! И паука! На случай, если вздумаешь упрямиться!
Уул ничего не ответил.
– Если у вас дырка вполголовы и вы не способны запомнить даже таблицу умножения, то наймите себе секретаршу, чтобы она за вас все записывала! – гневно выкрикнул адмирал Борисов в переговорник. – Наймите, но только – страшненькую! Без длинных стройных ног! Чтобы не отвлекаться от исполнения обязанностей воинской службы, предаваясь сексуальным грезам!
Тяжелый ракетонесущий крейсер «Везувий» барражировал на окраинах созвездия Центавра, в окружении кораблей сопровождения и связи. Закончив «разбор полетов» на Рапиде, где чуть ли не в полном составе погибла семнадцатая погранбригада, Валерий Борисов передал полуразрушенный гарнизон под командование генерал-лейтенанта Кравца. Свои боевые звездолеты он вывел в авангард звездной группировки, хотя многие аналитики убеждали командующего флотом, что размещать оперативный штаб столь близко от врага – опасно.
Никто не знал, какие ударные силы сосредоточили фрины в созвездии Южного Креста, в туманности Угольный Мешок, и вот так барражировать на минимальном удалении от противника, подставляясь под удар, было очень рискованно.
В ответ на любые доводы адмирал лишь мрачно смотрел на смельчака, посмевшего озвучить свои опасения, – смотрел так, словно хотел испепелить взглядом нерадивого офицера. Лишь когда те же сомнения высказал начальник штаба флота, Борисов не выдержал, резко взмахнул рукой. Потом разразился длинной тирадой – мол, так подчиненные станут шевелиться быстрее. Зная, что командующий на передовом рубеже, никто не посмеет тянуть резину, жаловаться на недоукомлектованность экипажей, на незаконченные планово-предупредительные работы. Поймут наконец: не время для глупостей!
