Василий Головачев - Шанс на независимость
Олег Харитонович имел в виду Священную соборную структуру Руси, спрятанную под знакомой аббревиатурой СССР, которая, по сути, представляла собой основу народного самосознания.
— Не рано? Он ещё не готов психологически и не освободился физически.
— Он на правильном пути. И ты прекрасно знаешь, что таких пси-операторов у нас раз-два и обчёлся. Роман пока — наш единственный шанс на независимость.
— Я против.
— Баба Яга прямо… Пусть решает Радагост.
— Если Первый захочет взять на себя ответственность.
— Он взял на себя ответственность за наше дело ещё во времена начала «апельсиновых» революций в Украине, когда надо было упредить пролитие крови.
— Всё равно ему ещё далеко до Побуда.
Олег Харитонович вопросительно глянул на собеседника, потом понял: Тамерлан вспомнил основы славянского мировоззрения. Исходя из них, человек проходит несколько ступеней.
Первая ступень — служение близким и обществу.
Вторая — человек встаёт на путь знания.
Третья — ступень овладения знаниями духовными.
И, наконец, четвёртая ступень — высшая стадия познания человеком Вселенной, когда он становится учителем учителей — Побудом.
— Не уверен, что ты прав.
— Возможно, — согласился Захария Салахетдинович. — Я мало его знаю. Ты заговорил об Украине. При чём тут Украина?
— Методика «апельсина» была сначала испробована на ней. Уж потом пошли Югославия, Чехословакия, Туркмения, Киргизия, африканские страны: Египет, Ливия, Нигерия. Но там «апельсин» зачистили с кровью.
— «Апельсин» начали делить на дольки ещё в начале девяностых, когда три эмиссара АПГ развалили Союз.
— К сожалению, им это удалось. «Апельсин» разделили на дольки. Хотя процесс этот начался гораздо раньше. В начале века ошкурили Российскую империю от веры, традиций, обычаев, соборности, от вековых устоев, уничтожили армию, казачество, потом не спеша взялись за Союз нерушимый. «Дольки»-республики сами вываливаться начали, а за ними попёрли наружу комплексы и страхи, многовековые мании и гонор, мелкий, но от этого не менее жуткий провинциализм, торжествующая посредственность и мракобесие. А провинциализм, между прочим, это не форма жизни, это форма мышления.
— Ты мне лекцию решил прочитать?
— Горько, Захар, — сказал Олег Харитонович с печалью в голосе. — То же самое хотят сделать и с Россией. Культуру почти убили, образование практически загубили, русский язык и литературу превратили в пасынков «великой европейской культуры», нацию сбросили в глубокий тусовочный подвал! Министр Фурсенюк ушёл, но его место готовы занять сотни чиновников, продолжающих его дело — уничтожение русской словесности и науки, сужение кругозора учеников школ, оболванивание молодёжи. Теперь уже не скажешь гордо — я русский! Нет, надо говорить — я россиянин.
— Блядство, — согласился Тамерлан. — Хотя я не русский, как ты знаешь.
— Ты русский по духу, а это главное. Побольше бы таких «нерусских», проблем было бы гораздо меньше.
— Я это понимаю не хуже тебя. Что будем делать с Волковым? Без философии, конкретно?
Олег Харитонович глотнул водички, снова потянулся к мобильному телефону.
— Будем помогать. Выходи на Первого, я попытаюсь организовать Собор. Рома сможет победить супостатов, только приняв нашу помощь.
— Ладно, — угрюмо кивнул Захария Салахетдинович, глянув на часы. — Мне б твою уверенность.
4
Эксперимент удался.
Падение в бездну — так сознание Романа воспринимало прыжок «на струну» телепортации — закончилось вспышкой света, и, ещё не придя в себя, он мгновенно просканировал зону выхода, подчиняясь внутреннему сторожу психики, ответственному за безопасность хозяина — Романа Волкова.
Оказалось, во-первых, что сориентировался он верно: кабина В-терминала располагалась в Нижнем Новгороде. Оценку дало подсознание, настроенное на поиск знакомых ориентиров, поскольку сознание в этот момент было занято анализом ощущений, свалившихся на Романа вследствие «падения в бездну».
Во-вторых, кабина была запрятана в недрах здания, ассоциативный ряд которого указывал на принадлежность его к учреждениям культуры.
Оценку этого факта опять-таки выстроило подсознание, работавшее с гораздо большей скоростью, чем сфера мышления.
— Выходим, — сказал Роман, втиснутый в стенку кабины телами Ылтыына и Юны.
— Где мы? — промычал Ылтыын, прижатый носом к стенке со спины Романа.
— Если я правильно понял Олега Харитоновича, мы вышли в терминале департамента культуры. А это означает…
— Что директор — рептилоид!
— Либо завербованный человек, получивший за своё усердие доступ к транспортной системе Поводырей.
— Тесно! — прошептала Юна.
— Кабина рассчитана на одного человека.
— А если дверь не откроется?
— Откроется. Подождите, я дам команду.
— Что потом?
— Выходим… и уходим.
— Надо доложиться Харитонычу, — пропыхтел Ылтыын.
— Осмотримся и доложим. Секунду. — Роман закрыл глаза, ещё раз прошёлся «локатором» третьего глаза по несложному архитектурному ансамблю, окружающему В-терминал.
Здание было старым, двухэтажным, хотя интерьеры его комнат, мебель и техническое оснащение (везде компьютеры) были вполне современными. Во всех комнатах сидели люди, в холле вообще наблюдалось столпотворение, напоминающее распродажу сезонных вещей в супермаркете.
Роман «понюхал» их эмоциональный фон, связанный с неким возбуждением, и понял, что в департаменте культуры встречают какую-то иностранную делегацию. Он даже вычислил её принадлежность: чиновники от культуры принимали гордость забугорного шоубиза — представителей модельного дома Ferretti. Правда, этих представителей почему-то было очень много, отметил для себя Роман, однако почти все они были женщинами, и это успокаивало.
— За мной, — открыл глаза Роман.
Кабина этого В-терминала ничем не отличалась от тех, где уже побывали путешественники.
Стоило им пошевелиться всем троим сразу, как это движение уловили датчики, и дверь открылась.
Первым на этот раз выбрался из тесной каморки сам Роман. За ним вывалились Юна (успев коснуться уха губами) и Ылтыын.
Судя по открывшемуся интерьеру, В-терминал был замаскирован под душевую кабину: полуцилиндр из матового стекла, хромированные поручни, зеркала кругом, шкафчики, слева — джакузи на четверых, справа туалет. Всё это хозяйство входило в зону отдыха владельца В-портала, а сам он, как уже знал Роман, являлся директором нижегородского департамента культуры по фамилии Саплев.
— Помыться бы, — кивнул на джакузи Ылтыын.
Роман и сам был не прочь искупаться после всех недавних драк и похождений, но время для водных процедур было неподходящее.
— Пейте, надо уходить отсюда.
Ылтыын просеменил к раковине умывальника, включил холодную воду, сунул под струю голову, отодвинулся.
— Давай ты, Юнька.
Юна бросила вопрошающий взгляд на мужа, Роман кивнул, и она жадно припала к струе, начала пить. Потом умылась. Глаза девушки заискрились.
— Ох, как здорово! Прямо жить хочется!
— Пей, — сказал Роман Ылтыыну.
— А ты?
— Я за тобой.
Эскимос сделал несколько глотков, отошёл от раковины, сдёрнул с растопырчатой никелированной вешалки полотенце.
— Надеюсь, хозяин не рассердится за самовольство? Кстати, где он?
— Внизу, в холле. — Роман сунул голову под струю, напился до ломоты в зубах.
— Без драки не обойтись? Хорошо бы смыться по-тихому.
— Сам хочу по-тихому.
— Чиновникам «отвести глаза» легко, а как с эмиссаром?
— Не знаю.
— Можем переждать всю местную суету.
— Нет, ждать нельзя.
Роман не стал объяснять, что чувствует сдвиг пси-потенциалов вокруг здания департамента и даже внутри его, указывающий на скрытое движение целенаправленных потоков внимания. Что это может быть, он оценить не смог, хотя надеялся, что суета рождена приездом иностранных гостей.
— Будем прорываться. Держитесь в кильватере.
Он первым шагнул за порог комплекса личной гигиены директора департамента, уже представляя, что увидит.
Кабинет директора занимал всё левое крыло здания на втором этаже. В него входили собственно рабочий кабинет, приёмная, комната отдыха с комплексом водных процедур, две комнаты для совещаний, библиотека и «зимний сад», где были высажены два десятка экзотических растений от лиан до баобаба.
Ванная комната, откуда и вышли путешественники, вплотную примыкала к рабочему кабинету, что позволяло хозяину в течение двух-трёх секунд достигать В-терминала и обратно.
Охраняли директорскую зону два крепыша в синей форме, занимавшие посты у входной двери перед приёмной и в самой приёмной.