Шимун Врочек - Питер
— Не говорите так быстро, я за вами не успеваю.
Орлов вскинул голову, уставился на Ивана:
— Опять юмор, значит. — он шевельнул белёсыми бровями. — Понятно. Вы со своим юмором мне уже знаете где, остряки? — он показал ребром ладони себе по сонной артерии. — Вот здесь сидите. Клоуны большого цирка, вашу мать…
* * *Патроны ему всё-таки вернули. И оружие. Попробовали бы не вернуть. Иван стиснул зубы, скулы затвердели.
Спокойно, Иван. Расслабься.
Иван полчаса лаялся, просил, уговаривал, обегал всю станцию, добиваясь, чтобы его людей освободили. Адмиральцы смотрели недобро, на контакт не шли. Плюнув, Иван нашёл Кмицица, тот выслушал, кивнул «посмотрим, что можно сделать». Видно было, что капитан не испытывает особых иллюзий…
И как-то на удивление быстро разобрался.
Н-да. Один приличный человек на всю станцию и тот заместитель Орлова.
Закончив с делами, Иван вышел пройтись. И почти сразу обнаружил то, что они искали, прежде чем столкнутся лбами с адмиральцами. Небольшой металлический киоск с надписью крупными буквами «Ш А В Е Р М А». Вовремя, называется. Нет бы до той стычки — глядишь, и обошлось бы…
— Почем шаверма? — спросил Иван, разглядывая прилавок с выставленным товаром. А неплохой выбор, надо признать. Десяток видов салата, соленые грибы, тушёные водоросли, маринованный чеснок, даже вареная картошка (правда, по цене как за пулемет).
— Двэ, — продавец показал растопыренные пальцы. Два патрона, значит.
— Давай. Ещё возьму салат из морской капусты, — сказал Иван. — И азу тоже… нет, азу, не надо.
— Могу ещё прэдлажить мясо по-французскы. Будэте?
Да? Иван повернул голову, посмотрел на продавца с интересом.
— Француз хоть свежий был? — спросил с иронией.
— Обижаешь, дарагой! Вах! Свежайший, как поцелуй прэкрасной дэвушки.
— Даже так? И что там?
— Свинына, лук, сыр, майонез — сам дэлал. Пальчыки облыжешь.
Насчет сыра Иван сомневался. Разве что из старых запасов в вакуумной упаковке. Или в консервной банке. Насчет майонеза тоже сомнительно… и всё же.
— Свининка чья? Не с длинным голым хвостом бегала?
— Абыдно, да, гаваришь, — продавец разволновался. — Самый лучший свинынка. С Васы приэхал. Дэлыкатес!
С Василеостровской, что ли? Привет, Борис, — подумал Иван. — Как сам?
Смешно.
— Уговорил, языкастый, — сказал он. — Давай свой «дэликатэс»…
Через полчаса василеостровцы выступили с Адмиралтейской — сытые и с песнями. Вслед за ними пошёл первый отряд адмиральцев.
Война продолжала набирать обороты.
* * *Гостинка показалась Ивану гораздо приятней Адмиралтейской. Ещё бы. Почти как дома: родной тип станции — «горизонтальный лифт», родной светлый мрамор, родные железные двери по обе стороны платформы — только станция шире и намного длинней, чем Василеостровская. Двери в тоннели открыты. Чего им тут боятся? Разве что… Иван огляделся. Так и есть. У входа мелькнул знакомый солдатский бушлат. И здесь адмиральцы на каждом углу. Они что, размножаются делением?
Василеостровцев уже встречали — деловито, спокойно, без лишней суеты. Здесь, на Гостинке, Иван снова начал чувствовать себя полноправным гражданином Альянса. Пожилой мужик в синей, древней, как Исход евреев из Египта, форме машиниста протянул руку, кивнул.
— Время плохое, — сказал он, — но гости хорошие. Дай бог, если Хозяин Тоннелей будет не против, вернём ваш дизель.
Освещение на станции было традиционным: натриевые лампы за световым карнизом из алюминия, кое-где на шнурах свисали обычные витые, энергосберегающие. В последние годы перед Судным Днём, рассказывал Водяник, на такие полстраны перешло. Электричество здесь, в отличие от Адмиралтейской, экономили. Освещена платформа была не то, чтобы скудно, но без лишнего выпендрежа. На станции царил уютный полумрак. Только дальше, в северном конце платформы, из перехода на Невский лился чистый белый свет — там, Иван помнил, были лампы дневного света под потолком. А под ними по всему длинному переходу — овощные плантации и детские площадки. Дети получали полезное ультрафиолетовое облучение, заодно помогая обеспечить станцию зеленью.
Диггеры вышли на платформу. Гладышев присвистнул. Пашка, задрав голову и открыв рот, пялился на построенный до потолка жилой блок — в четыре этажа. Там кипела жизнь. Женщины развешивали белье — протянуты веревки над платформой, на них сушились рубашки и трусы, простыни и пелёнки. Капала вода. Дети играли и бегали, целая стайка замерла на третьем этаже, разглядывая василеостровцев. Жилой блок занимал примерно треть станции, от ора и детских криков звенело в ушах. Где-то наверху плакал младенец.
Дальше за блоком — рынок, ещё дальше гостевые палатки для приезжих и кафешки. Всё, как у людей. Поехать сюда, что ли, на медовый месяц? Интересно, Тане бы здесь понравилось?
Громко только очень.
— Давайте за мной, — сказал машинист. Повёл их за собой через всю платформу. Когда шли, Иван разглядывал спуски в подземный переход до Невского проспекта. Офигеть, какого размера станция. В футбол играть можно.
Навстречу Ивану с компанией прошли две девушки — одеты по-местному, в цветных косынках (одна в жёлтой, другая в красной), ноги от ушей, стройные.
— Ты смотри, — Сазонов остановился. — Да мы в раю, пацаны!
Девушки заулыбались. Та, что в жёлтой, бросила на Сазонова заинтересованный взгляд. А что, парень видный, красивый. Ивану на мгновение стало жаль, что не на него так смотрят. И тут в красной косынке посмотрела на него, опустила глаза… снова посмотрела. Как обожгла. Ивану сразу стало весело.
А всего-то и нужно мужчине…
Именно.
По слухам, на Гостинке и Невском обитали самые красивые девушки во всем метро.
— Представляешь, — сказал Пашка оживленно. — Тут до Катастрофы на поверхности были торговые центры для самых богатых. И персонал подбирали так, чтобы сердце покупателя радовалось, глядючи. Только настоящих красавиц. А потом все эти красавицы оказались внизу. На станции. Вот повезло кому-то!
— Н-да? — Иван поднял брови.
Пашка смутился.
— Ну, я так слышал. И смотри — не врали же! Есть на что посмотреть.
— Ты смотри-смотри, а рот не разевай сильно, — заметил Сазонов. — Здесь, говорят, за изнасилование самое жестокое наказание во всем метро. Тут такое творилось после Катастрофы, что… сам понимаешь.
— Да я вроде не планировал, — растерялся Пашка.
— Смотри у меня.
* * *— Помните, учёные говорили: после ядерной войны на земле выживут только крысы и тараканы? Помните? Вот и я помню. Ну и где те тараканы? Ты хоть одного в метро видел, а? И я не видел. Вот я и говорю: как этим учёным вообще верить?
— Ну, с крысами же они не ошиблись… — сказал Кузнецов. Молодой мент неплохо вписался в компанию местной молодежи.
— А я слышал, — вмешался до того молчавший худой парень из невских. — На Фрунзенской крысы исчезли. Совсем.
— Гонишь, нет? Почему исчезли?
Невский усмехнулся.
— В том-то и штука, мужики. Не знает никто. Просто взяли и исчезли. Говорят, их жрет кто-то…
Иван кивнул Кузнецову, тот помедлил и кивнул в ответ. Иван глазами показал: иди сюда. Тот наконец сообразил. Встал и направился к разведчику в обход костра. За его спиной — Иван наблюдал — принесли гитару, всю в наклейках и надписях, передали лысоватому мужичку. Тот провёл пальцем по струнам. Тин-тин-тин — и начал настраивать.
— Командир? — Кузнецов стоял, вытянувшись.
— Вольно, Миша. Есть минута?
У костра продолжали болтать:
— Если бы я жил на Лизе, у веганцев, я бы на месте крыс давно сбежал. Вы хоть знаете, что они едят?.. То-то! А вы говорите: крысы…
И не договорил. Зазвучали первые аккорды. Иван поморщился — гитару настроили неточно, — у него прямо зубы заныли.
— Отойдем подальше, Миша.
— Крысиный король, — долетело от костра. — Нет… то крысиный волк! Крыса, которая жрет одних крыс. Я тебе говорю… нет, крысиный король, это когда они хвостами срослись. Кстати, мне рассказывали, что на Пушкинской такой завелся…
Голос перекрыла новая волна аккордов.
— В общем так, Миша, — сказал Иван. — У меня для тебя ответственное задание…
* * *Иван наклонил голову к правому плечу, хмыкнул.
Какая-то уж очень знакомая спина.
— Сашка! — крикнул он.
Здоровяк оглянулся.
— Ван!
Обнялись, похлопали друг друга по плечам. Иван уже лет сто не был на Невском, где обитал Шакилов с семейством. Огромного роста, сильный, Сашка тоже частенько «диггил».
Характерный нарастающий треск счетчика Гейгера.
— Вот муть, — возмутился Шакилов. — Что-то он сегодня совсем с ума сошел. Только и воет.
— А что это? — такой фиговины Иван ещё не видел. Серый обрезиненный корпус, как у петцелевского фонаря, небольшое табло с жк-экраном.
