"Фантастика 2024-15".Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Респов Андрей

К хлебу полагалось двадцать граммов маргарина, пахнущего керосином, и кружка эрзац-кофе, слегка подслащённого сахарином, которая досталась мне благодаря запасливому Магомеду, что имел в загашнике настоящее богатство: целых две слегка помятых алюминиевых кружки с инвентарными номерами. Одна из них принадлежала его товарищу, умершему ещё на этапе. И я, не задумываясь, сменял её у Маги на один из перочинных ножей, ничуть не жалея о неравнозначности мены.

Достаточно было увидеть лихорадочный блеск в глазах дагестанца, когда я продемонстрировал ему этот небольшой невзрачный ножик, но с набором настоящих стальных острых лезвий. Как же любовно он гладил потрескавшиеся костяные накладки на корпусе и пробовал пальцем остроту лезвия!

Жалел я лишь о том, что обмен удалось совершить довольно поздно и когда я с кружкой кинулся за своей порцией супа, баланду разливать уже перестали. Впредь будет наука.

— Э, брат, не переживай! Найдём и тебе котелок, если живы будем. Матерью клянусь! Я ведь понял. Ты мне уважение оказал, помог, как брат. Хотя сам рисковал, э! Мне ребята потом растолковали, чего тот унтер хотел… грязная собака. В евреи меня записать хотел, а, Иблис его имя! Спасибо, брат! И за нож… Мужчине без ножа никак нельзя!

Я молча улыбнулся на слова Маги. Досада на то, что мне не досталось баланды, куда-то подевалась. А злость на свою тупость показалась смешной и никчёмной: ведь мог же спросить, куда бойцы тогда подевали пустые банки из-под немецких консервов?

На ночь нас определили в первый барак. Не знаю, как в остальных, но в нашем бараке народу было явно больше, чем было рассчитано. Пленных из арбайткоманд, что отправлялись завтра поутру к местам назначения, положили прямо на земляной, утоптанный тысячами ног, пол, подстелив подозрительные куцые соломенные матрацы, воняющие прелью и застарелой мочой. Но народ, измученный многосуточным стоянием в вагонах, повалился на них, словно на перины. И спустя всего несколько минут все забылись беспокойным болезненным сном.

Утро, сдобренное тепловатым вчерашним эрзац-кофе и половинной нормой «хлеба для русских» началось с оправки и быстрой погрузки в три видавших виды «Опель-Блица» с обшарпанными бортами.

Грузовики с полагающейся охраной с рассветом загрузили пленным — и вот мы уже катим на довольно приличной скорости по неплохому шоссе. Судя по встающему где-то чуть в стороне за видимым краем правого борта, где мне досталось место на жёсткой лавке, солнцу, путь наш лежал куда-то на юг или юго-восток.

Значит, в целом, сценарий прежней истории не особенно изменился и меня ждёт работа на угольном разрезе где-то на границе Германии и Чехии. Информация в дедовой учётной карте была более чем скромная, не говоря уже о том, что в моё время в тех местах поменялась не только геополитика, но и география: давно выработанные шахты и развалы выработаны, засыпаны и забыты, а рабочие посёлки снесены, территория застроена обычными современными домами. В этом времени там почти треть населения этнические немцы, остальные — чехи. А к середине двадцатого века земляки Швейка повыгоняют всех фрицев из тех мест начисто. Ну да мне от этого ни тепло, ни холодно.

Ничего примечательного для такого туриста, как я, в монотонной езде по дорогам Рейха не было, а вот остальные пленные только и крутили головами, тихо переговариваясь и чуть ли не показывая пальцами, лишь опасливо поглядывая на снулых конвоиров. Но на самом деле, вокруг было на что посмотреть.

Вся дорога заняла от силы часов пять. Уже часа через полтора стали открываться местные красоты, что принято в моём времени называть саксонской или чешской Швейцарией: живописные леса и рощи на фоне невысоких колоритных гор, небольшие водопады из горных ручьёв и речушек, извилистые дороги, каменные столбы и прочие изыски рельефа.

Несколько раз нам пришлось пересекать неширокие реки. Были ли это притоки Эльбы, не знаю. Настолько мои знания карты не распространялись. Но кое-какие думки у меня вся эта флора, конечно, простимулировала.

Вот если, к примеру, укрываться в этих лесах? Насколько они дремучие и непроходимые? Мне помнится вики однозначно утверждала, что уже в это время местные леса в Германии и Чехии напоминали, скорее, не облагороженные парки, исхоженные вдоль и поперёк местными егерями, и браконьерами.

Вопреки ожиданиям, на дороге было довольно оживлённо. Это вам не Украина с Белоруссией. И даже не генерал-губернаторство. Во-первых, неприятно удивило наличие большого количества населённых пунктов, во-вторых, каждые полчаса-час нам встречался какой-нибудь патруль: полицейский, жандармерии или даже армейский. А ведь это глубокий тыл! Не говоря уже о снующих грузовиках с самыми различными грузами. При такой интенсивности движения дороги здесь — это самые опасные объекты для пребывания беглецов.

Наличие избытка транспорта, шныряющей по дорогам полиции, военных — вот, пожалуй, и все признаки военного времени. Ни разу я не углядел ни следов взрывов или обстрелов. Всех этих областей ещё не успели коснуться ужасы войны. А жители пряничных городков, посёлков и даже замков, словно сошедших с рождественских немецких открыток, пока не ощутили на себе ни лишений, ни бессмысленных сокрушительных британских и американских бомбардировок.

Всё это будет потом, гораздо позже, а пока в показавшихся на горизонте горах, поросших иссиня-зелёным лесом, контрастирующим глубокими синими тенями на фоне охряных лучей величественно восходящего солнца, куётся киркой и лопатой энергетическое благополучие Рейха. А мы, несколько десятков бывших бойцов Красной Армии — всего лишь новые рабы, движущая сила и основа сырьевой военной машины Германии.

Скоро пленным приелись и красоты, и горные пейзажи. К тому же с изменением рельефа и высоты над уровнем моря значительно похолодало: бойцы жались друг к другу, запасливые счастливчики запахивались в бушлаты и обрезанные шинели. В горах грузовикам местами пришлось максимально замедлять ход: туман, крутые повороты и узкая дорога не располагали к беспечности.

Несмотря на холод и сырость, я уснул, привалившись к горячему богатырскому плечу Магомета и надвинув на глаза пилотку.

Проснулся, когда солнце было уже высоко, а с равнины, на которую вывел нас очередной поворот дороги, вдали стали заметны высокие трубы, исходящие чёрным дымом, хорошо заметным на фоне голубого неба. Охранники оживились, видимо, конец поездки был близок.

Так оно и случилось: не более чем через полчаса тряски уже по грунтовой дороге мы выехали на окраину, как мне показалось, огромного пустыря, особенностью которого была земля, сплошь покрытая буро-чёрной пылью.

Я ещё не знал, что пыль эта была везде и на ближайший месяц она станет для нас неотлучным спутником. На севере виднелись всё те же длинные технические здания с чадящими трубами. На юге пустыря примостились уже вполне узнаваемые приземистые деревянные бараки, крыши которых были едва различимы от чёрно-бурого налёта.

Грузовики замедлились, его стало трясти, будто мы ехали не по ровному пустырю, а по несусветным ухабам. Вскоре стала видна и причина: место часто и густо пересекали узкоколейные железнодорожные пути.

Наконец мы выгрузились у бараков, территория, на которой они были возведены, была обнесена старой колючей проволокой в три ряда, но уже без вышек и пулемётов. Пленных быстро выстроили привычной колонной и чуть ли не бегом погнали дальше вдоль ограниченной колючкой дороги. Спустя минут пять перед нами и открылось «во всей своей красе» место будущего трудового подвига во славу Рейха и фюрера.

Огромный, вытянутый правильным прямоугольником котлован, достигавший в самой глубокой части по самым скромным прикидкам метров сорока-пятидесяти выглядел чёрной кладбищенской ямой, почему-то оборудованной гигантскими уступами по периметру.

Наверху слева вдоль края котлована двигался небольшой состав из паровоза и полдесятка вагонов, гружённых всё той же массой буро-чёрного цвета, которая была здесь повсюду: на дороге, стенах, в основании столбов, к которым крепилась колючая проволока. На дне, уступах, переходных подъёмах и спусках между ними я едва смог увидеть какое-то шевеление: десятки, нет, пожалуй, сотни копошащихся фигур что-то делали, двигаясь, перемещаясь, казалось бы, в хаотичном порядке. Стоило напрячь модифицированное зрение — и удалось рассмотреть чуть ли не каждого работника в отдельности.