"Фантастика 2025-132". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Панфилов Василий Сергеевич "Маленький Диванный Тигр"
— Лучше уж это… — скорее угадал, нежели услышал я от матери, и не смог не согласиться с ней. Намного лучше!
В будний день народа на улицах почти нет. Лишь изредка можно увидеть играющегося возле ограды ребёнка, стоящую в воротах старушку, провожающую нас безучастным взглядом, да проедет иногда трактор с вереницей прицепов, или грузовик, разбивая дорогу и щедро разбрасывая на своём пути содержимое кузова. Кора, ветки, куски руды… всё это сыплется в глинистую почву и перемешивается, но по какой-то неведомой мне причине, дорога по-прежнему остаётся вязкой.
Посёлок наш раскинулся очень широко, вольготно, с улицами от двадцати пяти метров шириной и бараками, стоящими по два-три в ряд, с широкими проходами, между которыми всегда заборы из покосившихся досок, жилистый бурьян и мусор. Щепа, какие-то жестянки, пустые консервные банки, ржавый металл, редкие обрывки потемневшей от времени и влаги бумаги. Апокалипсическая картина, к которой я так и не смог привыкнуть…
Глядя на отца и дядю Витю, да и многих других мужиков, вполне рукастых и дельных, я не могу понять, как сочетается эта рукастость, да вкупе с «направляющей волей Партии», декларирующей заботу о народе, с вот этим всем…
Ответ кажется очень простым — нет собственника! Когда всё это не своё, когда ты приехал сюда на несколько лет, чтобы заработать денег и свалить в более цивилизованные условия, когда ты не хозяин и временщик, то желание менять что-то вокруг себя не будет доминировать.
Но есть смутное ощущение, что всё не так просто… Нужно только понять, почему властям посёлка плевать на это! А может быть, ни власти, на народ, не видят в этом ничего необычного?!
Потихонечку апокалипсический пейзаж начал становится более жизнеутверждающим, пошли двухэтажные деревянные дома, поделённые на квартиры. Впрочем, в них всё равно нет ни водопровода, ни канализации, так что уровень комфорта в этих квартирах если и отличается от барачного, то незначительно. Ну может, соседи чуть приличней…
— Ну всё, — мама остановилась и закопалась в сумке, запоздало проверяя, всё ли на месте, — я в магазин зайду, а потом Веру навещу — посмотрю, может помочь ей чем надо. К часу подойду, может чуть позже.
— Давай, — рассеянно отозвался отец, мельком поцеловав её в щёку.
— А ты надолго в контору? — спросил я у отца, проводив взглядом маму.
— Да как получится, — пожал тот плечами, — документы кое-какие нужно забрать, а это как пойдёт! Но не больше часа, я думаю. А что?
— С тобой вот думаю пройти, — несколько неуверенно сказал я. Мне и правда интересно знать, где он работает! На карьере я уже был, а вот контора образца 1967 года — терра инкогнита для меня!
— Давай, — согласился отец.
— С вами пойти, что ли… — задумался дядя Витя, — я с Настькой из бухгалтерии… хм…
Он замолк, будто поперхнувшись, и дальше мы пошли вместе.
— А это… ну, кусочки? — спросил я негромко.
— Нищенство, — просто ответил отец, коротко глянув на меня.
— В деревнях в основном, — поправил его дядя Витя, — Колхозные пенсии, это… ну да ты недавно спрашивал, должен помнить.
— Ага… — закивал я, — Это после войны было, или…
— Или, — усмехнулся отец, а потом коротко и остро глянул на меня, — Только никому, ясно? Нам с матерью, в общем, ничего не будет, выговор разве что, ну и лишение премии. А себе ты такими разговорами биографию можешь крепко подпортить!
— Понял! — закивал я, по-новому понимая прочитанного ранее Оруэлла.
— Ну… колхозные пенсии, ты и сам знаешь — слёзы! — зло сказал батя, — В теории, большую часть пенсии должен платить колхоз, на который человек и отпахал. А на деле, половина колхозов на ладан дышат, и если старикам сено, дрова и зерно привозят, да избёнку иногда подремонтировать берутся, и то помощь! А вообще — в законе этот момент не прописан толком, и помогать старикам колхозы в общем-то и не должны!
— Да собственно, особо и не помогают… — уже тише добавил он.
— Не, бывает и совсем неплохо, — не согласился дядя Витя, но тут же, в порядке самокритики, добавил:
— Но нечасто!
— То-то и оно, — усмехнулся отец уголком рта, — что нечасто. Получается так, что пока у тебя силы есть, по хозяйству хлопотать, так и ничего. А если со здоровьем плохо, то хоть зубы на полку! Проживи попробуй…
— Да… — дядя Витя сдвинул кепку на затылок, — брательник мой двоюродный, старший, всю жизнь в колхозе. Пенсию уже наработал, и казалось бы, самое время пожить для себя, скопить на чёрный день хоть немного деньжат. А шиш!
— Не отпускают? — кривовато усмехнулся отец, на миг сбавив шаг.
— Не отпускают… — усмехнулся в ответ дядя Витя, — Работай, пока не сдохнешь! А у правления колхоза возможностей надавить на человека — хоть отбавляй! Хорошо хоть, сын в городе зацепиться смог, всё полегче…
— Н-да… Всё во имя человека, для блага человека [18], — с тоскливой иронией протянул отец, глянув на очередной кумачовый лозунг, не успевший ещё выцвести. Лозунгов в Посёлке вообще много, и иногда они удивительно не к месту.
— Не скажи! — живо ответил дядя Витя, — Никита хотя и наворотил всякого, но народу при нём полегче стало!
Они погрузились в какие-то споры, понятные, наверное, лишь человеку глубоко «в теме», не забывая чутко поглядывать по сторонам. Слушаю их вполуха, мало что понимая…
Заскучав, засунул руки в карманы, и, нашарив немного завалявшихся семечек, начал чистить их пальцами, закидывая по одной в рот. Отец, глянув мельком, пошарил в недрах своей брезентовой куртки и протянул мне щедрую жменю, не прерывая разговора.
На душе потеплело… Если что-то и примиряет меня со здешней действительностью, так это родители!
В прошлой жизни отношения у нас были сложные… мягко говоря. Настолько, что после получения диплома ветеринара, в родном городке я был четыре раза, и два из них проездом, всего на несколько часов.
Каждый раз потом жалел, что вообще заехал… За несколько часов они ухитрялись освежить все детские травмы и нанести новые, и всё это, разумеется, любя!
А здесь и мать, и отец не только любящие, но и какие-то… адекватные, что ли… Биография, по крайней мере у отца — сложная даже в сравнении с другими представителями его поколения, на долю которых выпали немыслимые тяготы и лишения.
Да и у матери, я полагаю, жизнь была не самой простой. Не психолог, увы. Но жизненный опыт, да вместе с кое-какими её оговорками говорят о весьма ухабистом жизненном пути.
Проезжавший мимо трактор внезапно остановился, и тракторист, чумазый с утра немолодой мужик, с хмельными весёлыми глазами, выскочив из кабины, не заглушая двигатель, направился к нам, на ходу вытирая руки замасленной тряпкой. Поздоровавшись, и не обойдя грязным рукопожатием никого, он сходу начал жаловаться на какую-то проблему, в суть которой мне так и не удалось вникнуть, несмотря на все старания.
— Не, ну этот… — руки разводятся в стороны, а замурзанная физиономия принимает самое возмущённое выражение, — Вот как всегда, Аркадьич! Хоть плачь!
— Я ему это… — следует взмах руками с зажатой в них тряпкой, — а он тово! Ну ёк макарёк… Хоть ты, а?
— Поговорю, — понимающе кивает отец, — я сейчас в контору иду, как раз к Михалычу и зайду. В самом деле, несерьёзно!
— Ну вот! — оживился гегемон, расцветая щербатой улыбкой, — Я всегда говорю, что если ты тово… то нужно к Иван Аркадьичу, а не это… не тово!
Сообщив ещё несколько раз, что без Аркадьича — тово, а не этого, тракторист, полностью удовлетворённый, вскарабкался в кабину и удалился по своим делам, обдав на прощание выхлопом дрянной соляры.
Возле конторы, на невысоком бетонном крыльце, нуждающемся в ремонте, лузгали семечки три мужика, выглядящие как отмытые клоны встреченного недавно тракториста. Некоторыми различиями в комплекции и гардеробе, я полагаю, можно пренебречь.
— Аркадьич, моё почтение… — встал с корточек невысокий, изрядно кривоногий мужичок в сапогах, растянутых на коленях трениках и телогрейке, небрежно наброшенной на плечи поверх давно не стираной майки-алкоголички, — а говорили, ты в отпуске… С наследником?
