"Фантастика 2025-95". Компиляция. Книги 1-29 (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович
От некроманта остался посох с неплохими бонусами к магии смерти и жертвенный нож, вещи, совершенно для меня бесполезные, немного денег, а также перстень, дающий по две единицы к ментальной выносливости и устойчивости к откату. Его я прибрал к рукам, старательно убеждая себя в том, что снимаю не с вонючего трупа, а просто с хорошо прорисованной картинки. Но омерзительной до невозможности — мёртвый колдун был похож на жабу, ровным слоем заросшую бородавками, без носа, с широким ртом до ушей, с пустыми выпученными глазами… Редкостная мерзость.
Я попытался заговорить с Ратмиром, ведь тот потерял одного из сыновей. По его невозмутимому лицу было вообще не понятно, горюет он хоть сколько-нибудь, или нет. Воевода односложно отвечал на всё. Сказал только, что Олаф показал себя хорошим бойцом, и теперь наверняка возродится снова, и единственное, о чём варяг жалеет, что теперь их пути разойдутся.
Было не очень понятно, о чём речь, но разъяснять старый воин ничего не стал, молча развернулся и ушёл. Я решил для себя, что тут либо замешана какая-то религия, как у викингов, например, либо — что-нибудь из разряда того, что убитых героев можно нанимать снова, то есть, они после «гибели» все попадают в общий банк.
В противоположность молчаливому варягу, удивил Рыжий. Он сидел на коленях рядом с одним из поверженных зомби. Мертвец был их свежих, не потерявших человеческого облика, и имел такой же цвет волос, как у моего сержанта. Судя по всему, какой-то родственник.
Молча подошёл, положил руку на плечо. Зачерпнул горсть монет. Да, слабая компенсация… Но хоть какая-то.
Такое разное поведение моих людей и их отношение к гибели товарищей осталось для меня загадкой. Почему они то полностью равнодушны к потерям, то проявляют вполне человеческие эмоции?
Оглядел ещё раз долину. Спать уже не хотелось, да и на горизонте светлело. Так начался мой четвёртый день в новом мире.
Глава 11
— Что думаешь? Мне кажется — не ждут нас тут великие деньги, друг Фарух!
— Дело говоришь, Махмуд. Истинно, так и есть! В этой деревне не продашь и на монету!
— Беднота! Ни таверны, ни мельницы…
— И стадо маленькое!
Два купца, похожие на нолик и единичку — первый, Махмуд, толстый как шар, с торчащими из него круглым лицом, пухлыми руками и короткими ножками, второй, Фарух — тощий, будто обтянутый кожей скелет — стояли на краю оврага и смотрели вниз. Там, в живописной долине, виднелась россыпь домов, окружённая колосящимися полями.
— Эта кучка лачуг не стоит того, чтобы утруждать наши ноги. Но мы в своей великой милости снизойдём до живущих там и узнаем, не нуждаются ли они в чём-то. Так ведь, друг Фарух?
— Конечно, конечно, Махмуд! Если нельзя продать — это не значит, что нельзя купить, причём очень дёшево. Так ведь?
— Верно! Сама мудрость говорит твоими устами! Потому мы и спустимся туда! — толстый купец утёр вспотевший лоб тыльной стороной ладони и дёрнул стоящего рядом осла за поводья: — Давай, пошли! Вперёд!
Смешно переваливаясь с ноги на ногу, Махмуд начал спуск. Фарух, напротив, остался на месте — он всегда шёл сзади, глотая пыль, но выполняя очень важную роль. Тощие морщинистые руки теребили хлыст. Ведь кто-то должен следить, чтобы караван дошёл до конца весь, и ни одна скотина не потерялась и не отстала?..
Хотя, казалось бы, всё прекрасно работает и без его вмешательства. Пока купец смотрел, как спокойно шашает вереница груженых тюками мулов, он даже не шелохнулся. Животные сами знали, что им делать, когда идти, а когда стоять.
Но вот мимо проехал ослик с сидящей на нём фигуркой, закутанной в плащ вместе с головой, так, что не было видно лица, и руки Фаруха впервые дёрнулись: будто против воли хозяина тела желая раскрутить хлыст и ударить. Но купец сдержался. Ровно до того момента, как мимо начали шагать скованные цепью люди. Вот на этих бредущих, спотыкаясь, в поднятой караваном пыли, он и оторвался сполна… И ему было всё равно, что невольники и так двигаются со всей возможной скоростью.
В деревне появление каравана встретили с любопытством и нескрываемым восторгом -будто тут отродясь таких не было. Вокруг собрались местные жители, все подряд — мужчины, женщины, дети. Но купцы не стали размениваться на мелочёвку — Махмуд сразу прошёл в центр поселения, туда, где развевался красный флаг. Когда караван остановился, Фарух прошёл мимо него вперёд и встал рядом с толстяком.
Дверь дома старосты открылась, и из неё появилась очень красивая улыбающаяся девушка, взволнованно теребящая руками длинную косу.
— Доброго здравия, гости дорогие! Заходите, пожалуйста. Подкрепитесь, отдохните с дороги…
Махмуд присвистнул.
— Ты видишь то же, что и я, друг Фарух? — глаза купца не отрываясь смотрели на явившееся им чудо.
— Да, ты прав, Махмуд. Неожиданно увидеть тут такую. Вижу породу! За такую можно не одну тысячу…
— Тихо, тихо, Фарух! Ну что ты сразу начинаешь!.. — и обращаясь к девушке: — Скажи нам, красавица. Не хочешь ли ты поехать с нами? Повидать мир, посмотреть на людей. А то, понять не могу — что ты забыла в этой богами проклятой дыре, среди черни, среди этих не знающих ничего кроме сохи мужиков? Почему ты ещё здесь? Ты же достойна много большего!
— Да, да! Замки, красавцы-вельможи! Дорогие платья! Украшения! Будешь как царевна ходить!
— И не надо будет больше в поле работать!
Девушка будто съёжилась и спрятала свои прекрасные глаза под длинными трепещущими ресницами. И повторила, будто не расслышав:
— Заходите, пожалуйста… Вас ждёт староста.
Махмуд пожал плечами и протиснулся в узкий дверной проём, напоследок пройдясь по оказавшейся очень близко красавице сальным взглядом. Следом за ним скользнул внутрь и Фарух, с задумчивым выражением теребящий в руках хлыст.
Староста, безногий старик с хмурым взглядом и густыми бровями, встретил купцов не очень дружелюбно. А когда Махмуд узнал, что их встречала его дочь, и предложил купить её, причём за приличную сумму — этот обрубок почему-то взорвался потоком брани, начал кричать и трясти кулаками, и потребовал немедленно валить прочь. Пришлось спешно покидать оказавшийся совсем не гостеприимным дом.
И будто этого было мало — на улице купцы увидели возмутительное зрелище. Голубоглазая девка кормила невольников!
В момент, когда Фарух вышел, она уже обошла всех и стояла возле той фигурки, в плаще. Последняя сидела всё это время верхом — спешиться не позволяла верёвка, пропущенная под брюхом животного и стягивающая щиколотки, да и руки её были связаны.
Разгневанный вопль и свист хлыста сразу навели порядок. Досталось всем. И той, кто посмела сунуться к их собственности — она ещё легко отделалась, всего-то парой ударов — и, особенно, невольникам, которые не могли никуда уйти.
Купцы не стали задерживаться в этом месте, которое не принесло никакой прибыли, и не откладывая покинули деревню. Караван снова шёл вперёд: мерно покачивались мулы и ослы, шагали, звеня цепью, люди. А из под низко опущенного капюшона капали, падая на спину осла, крупные капли.
Раннее и так своеобразно начавшееся утро быстро заполнилось хлопотами. В долине вовсю кипела работа — наименее пострадавшие или уже вылеченные мной собирали трофеи, разбирали баррикады, стаскивали в сторону тела погибших и то, что осталось от нежити. Сам я в основном занимался ранеными и управлял разведчиками — Орлан полетел искать гнездо некромантов, а несколько сов теперь регулярно дежурили возле долины.
Пока основная масса моих людей сновала туда-сюда с брёвнами на плечах и камнями в руках, кто-то, расположившись прямо на месте недавнего побоища, невозмутимо развёл костёр и начал готовить еду. Только уловив доносящиеся из кипящего котла ароматы я понял, насколько голоден. Еле дождавшись, пока кашевар даст добро на начало трапезы, и, воспользовавшись служебным положением, я влез вне очереди и набрал себе двойную порцию.
