Андрей Круз - Эпоха мёртвых. Начало
Мужики были словоохотливы, особенно старший из них, красномордый, лет около сорока. Рассказали, что из Москвы только младший, Виктор, который работает в автосервисе. Он живёт на параллельной линии, в ста метрах отсюда. Здесь с женой и дочкой десяти лет, которые остались в своём доме. Мужик постарше, по имени Пётр, из Солнечногорска, работает на заводе медицинского стекла кем-то вроде главного технолога. У него детей двое и жена имеется. Все сейчас в гостях у Викторовой жены. А мужья уединились здесь, чтобы принять на грудь.
— Тут тишина щас, — сказал Пётр, когда мы его спросили о том, что делается вокруг. — Вчера стрельба была, мы перетрухали. Там какие-то живут в дальней стороне, на восемнадцатой. И сегодня стреляли, но похоже, что так, спьяну, что ли. Их там целая кодла. Мы туда не суёмся, и они к нам не лезут. А вообще тихо. Люди вроде подъезжают сюда помаленьку, но немного. Ещё по песярику?
— Давай, чего уж там.
Бутылка снова обежала круг над стопками. Снова подняли, чокнулись, опрокинули. И снова пошла легко и хорошо.
— Тишина тишиной, но оружие-то хоть есть у вас? Видели, как в городе людей жрут?
После вопроса об оружии мужики напряглись. Я сразу просёк, почему — боятся, что мы отбирать пришли. Пришлось сказать, что отбирать никто не намерен, просто по нынешним временам без оружия и не выживешь. Пётр сказал, что у него есть «ижак», горизонталка шестнадцатого калибра и сколько-то там патронов с крупной дробью. У Витьки не было ничего.
— Петровича знаете, сторожа? — спросил я.
— Знаем, конечно, — ответили оба почти что хором.
— Петровича убили вчера. Когда стрельба была. В посёлок залётные бандюки заскочили, его из дома вытащили, водить их и показывать, где что. И завалили, когда он что-то не так сказал.
— Ох, ёпть… — охнул Пётр. — И что? Где они? И что за стрельба?
— Они как раз на восемнадцатой линии нарвались. Постреляли их там, к едрене матери. Но я к чему всё это… У Петровича в доме осталась «тулка» двенадцатого калибра и патронов к ней больше полусотни. Я точно знаю, сам патроны ему отдал. Получается, что она вроде как бесхозная уже.
— Я схожу? — мгновенно подкинулся Витька, решив ковать железо, не отходя от кассы.
— Возьми что-нибудь, чтобы дверь открыть, — сказал Лёха. — Может, там и заперто, мы не проверяли. А ружьё на виду должно лежать, как я думаю, Петрович его с собой носил, пока живой был.
— А не шутите? А то полезу, а Петрович из этой самой «тулки» по мне. Вы-то откуда знаете?
— А мы и есть эти самые, с восемнадцатой линии, — сказал я. — У наших на глазах Петровича привалили, никто и охнуть не успел.
— А бандюков…
— Всех, — ответил я. — Их в болото, что в конце главной аллеи, свалили. Петровича по-человечески закопали, похоронили, в общем.
— Ты скажи… Три дня назад кто бы такое подумал? Наехали, постреляли, человека убили. Тут бы уже ментов было… А теперь никому и дела нет. Хана всему уже, — сказал Пётр.
Грех не согласиться.
Витька убежал, прихватив из багажника машины монтировку, а Пётр остался с нами.
— Серьёзные у вас стволы, — сказал он.
— Да стволы как стволы, — пожал я плечами. — Обычные акаэмы, просто с приблудами. Ничего крутого.
— Да ну, оптика у вас там и всё такое! Как в кино.
На это я даже отвечать не стал, просто снова пожал плечами.
— Класс, прям «зелёные береты», — продолжал куда-то клонить собеседник. — Кстати, а кто вам всё это выдал-то?
— Никто. Что выменяли, что с мёртвых бандюков взяли, что в Москве с мародёров, — почти честно ответил я. — Так, с бору по сосенке. А что вояки на заправке, кстати, выдали.
— А форма?
— Из магазина. Это всё продаётся ведь, иди да покупай.
— Куда сейчас пойдёшь? Нам бы на бедность подкинули чего.
— На бедность… — задумчиво сказал я.
— Ну, — кивнул мужик. — У нас дети, семьи.
— Петь, значит, так, чтобы потом непоняток не было, — заговорил я максимально отчётливо. — Я вам подкинул наводку на ствол, что от Петровича остался. Это — в подарок. На этом халява закончилась. Ты по ящику слышал, что военные на заправках по Ленинградке на халяву людям карабины раздавали? Слышал? У тебя телик включен, я же слышу.
— Ну…
— Салазки гну. Они, может, и сейчас раздают. Ты ездил?
— Да, блин, туда ехать… — махнул рукой Петя. — И кто так раздавать-то будет? Начнут нервы мотать, предъяви, мол, то, предъяви это…
— А ты ездил? Спрашивал? Или предполагаешь? Или у меня вот спросил, как я свой получал?
— А как у нас ещё может быть? Кто так раздавать будет?
Я почувствовал, что на меня накатывает волна злости:
— Значит, слышал, но сидишь на заднице ровно и водку кушаешь. Ждёшь, когда тебя спасать придут. Семью в тот дом услал, чтобы пить не мешали, а то, что их там сожрать могут, если кто забредёт, ты даже не задумался.
Пётр покраснел, скорее от злости, чем от стыда.
— Да кто сожрёт-то? — дал он петуха голосом. — Тут ни одного этого… как их… Ты, мля, говори, да не заговаривайся.
— Первый «этот» уже позавчера ночью сюда приходил, почему Петрович, царство ему небесное, ворота и запер. Теперь насчёт «подкинуть чего». Подкидывать буду только на обмен, и никак иначе. У нас самих женщины и дети, нам их защищать надо. Да вот только нам ничего не надо, у нас всё есть.
— У вас есть, а у людей — ничего. Знаешь, сколько народу уже в посёлке?
— И хрен ли? — возмутился я. — И кто из них знает, что сторожа убили? И у ворот пост появился, может быть? Пусть не для защиты, так хоть предупредить, что мертвяки в ворота ломанулись? Или что? Все на дачу приехали, сезон открыли? Слышали, что в нашем углу стреляют? Хоть кто-то пришёл? Глянуть, что случилось? Поискать оружия, выменять там или купить? Договориться как-то? Объединиться для защиты? Ни души в наш переулок не заходило. Это мы пошли оглядеться, сами сюда забрели, так теперь, оказывается, «делиться надо». С доставкой на дом. Так вот, Петя, хрен тебе по всей роже. Будут убивать — прибегайте к нам, защитим. Мы не звери. Но на иждивение брать никого не будем. Вот те и весь сказ. А за то, что мы тут у вас нажрали и выпили, держи…
У меня на разгрузке так и болтался с утра подсумок с двенадцатым калибром, из которого я вытащил дюжину ружейных патронов и сыпанул их на дощатый стол, по которому они раскатились, запутавшись в стаканах и тарелках.
— Они к ружью Петровича подойдут, — сказал. — Мог бы денег дать, да только деньги на хрен никому не нужны уже. А мы пошли, будь здоров, Петя. И глупыми мыслями не заморачивайся, стреляем мы на раз и без раздумий, если с чем неправильным сунешься.
Мы с Лёхой встали из-за стола и пошли к калитке. Я понимаю, разумеется, что у нас был старт с большой форой, в отличие от всех остальных. Но даже ленивый бы уже сумел хоть что-то сделать, кроме того, что убежать на дачу и водку пить с ветчиной нарезанной. Жёны у этих дебилов, дети, а им хоть хрен по деревне — дело сделано, можно выпить. Чем кормить своих будут, чем защищать? Да я, как услышал, что военные со складов НЗ оружие на Ленинградке раздают, тут же хотел бежать сломя голову, да одумался. Кто что даст, когда увидит нас, и без того стволами увешанных? Пусть лучше неимущим достанется. Чем больше людей вооружится, тем больше уцелеет. И всё равно ведь мы выторговали стволы, хоть и для работы.
