Александр Плетнёв - Последний довод павших, или Лепестки жёлтой хризантемы на воде
От другой попахивало древностью — приклад и ложе деревянные, но ему понравилось, что калибр у неё был 7,62 мм и патронов в достатке, да и оптика вполне приемлемая.
«Винтовочка, наверно из-под полицейского, — оценил он оружие, — автоматика, магазин всего на двадцать, оптика средненькая. Ладно разберёмся».
Тем временем лейтенант продолжал отдавать распоряжения:
— Первое отделение остаётся на месте. Будете отвлекать американцев на основном направлении. Именно здесь они попрут на бронетехнике. Так, сержант, что у нас по минированию?
— Использовали последние штатные мины и поимпровизировали со снарядами, но мало осталось взрывателей, использовали всё что могли, — ответил тот.
Лейтенант посмотрел на не форменную обувь сержанта, слегка скособочившийся трофейный бронежилет, но не стал делать замечания.
— Сколько у тебя людей?
— Только я и капрал.
— Возьмёте станковый пулемёт, вот ваша огневая точка, — указал он на карте, — патронов осталось немного, но вы должны прикрыть фланг истребителей танков. Долго вам на позиции не продержаться, отстрелявшись, действуйте по обстановке. Понял? Возьми с собой снайпера. Если потянете, прихватите и «восемьдесят девятые» гранатомёты. Хотя бы один. Выполняй!
Сержант вопросительно посмотрел на возившегося с оружием Пашку.
— Да-да… Его. Вы с ним уже работали. Идите, — скороговоркой произнёс лейтенант, — идите, времени мало.
* * *Позиция, на которую их поставил лейтенант, располагалась в западной части города, ближе к порту. Пулемёт тащили в полуразобраном виде — обычный «девяноста второй» тип, масса одного пулемёта почти 28 килограмм, а ещё станок. Плюс этот японский миниминомёт, но его капрал прицепил к поясу (гранаты к нему они по братски разделили, рассовав по подсумкам). Капралу было выглядел лет на тридцать, а может и все сорок — вид у него был довольно измождённый, однако он бежал молча и не роптал. А вот Савомото через плечё ещё перекинул лямки РПГ и теперь стонал под тяжестью, косясь на бегущего налегке (относительно конечно) Пашку.
— Надо было сказать лейтенанту, что у нас ещё эта «бу-базука» не отстреленная осталась.
— А чего ж ты не сказал?
— Да он так всё по-быстрому…, — оправдался сержант
Город уже не спал — люди оправились от шока первого дня войны, не смотря на эвакуацию и стихийное бегство населения из города, то тут, то там в окнах наблюдались головы местных жителей, многие выходили на улицах, собирались в кучки.
И это понятно — опасность заставляет искать поддержки друг в друге, человек — это, прежде всего толпа, что бы там не кричали демократы о личности. Так ему (гомо сапиенсу) выжить проще было, начиная с первобытных времён, и как оказалось по сей день. У толпы свой животный разум, почти инстинкт, и сейчас выползающие на улицу обыватели, чувствовали слабину японцев.
Спешащий вслед за пулемётным расчётом Пашка сталкивался с уже не такими затравленными испуганными взглядами как вчера.
Так и бежали — сержант с капралом тащили пулемёт и боеприпасы, а Пашка с винтовкой наперевес, прикрывал.
Один раз пришлось даже пальнуть поверх голов группы подозрительных «цветных». Однако, не смотря на мелькание у некоторых из них стволов, никто не отважился предпринять каких либо враждебных действий, а сразу прятались или разбегались. В руках у многих гражданских можно было различить телефонные аппараты.
Мобильная связь ещё вечером напрочь пропала. Пашка не без соблазнов поглядывал на доставшийся ему от неизвестного хозяина «Фольцвагена» телефон, но в конце концов, режим постоянного поиска сети доконал батарею и она разрядилась.
Ещё на подходе к дому (пять этажей), где им предстояло держать оборону, Пашка заметил, что он подвергался обстрелу — левое крыло крыши представляло из себя мешанину гнутого профлиста, торчащих стропил, балок и перекрытий. Естественно верхние этажи таращились глазницами окон с выбитыми стёклами, крашеные в розоватый колер стены местами были изъедены оспинами от попаданий крупнокалиберных пуль и чёрными кляксами погасших пожаров.
Середина и правая сторона здания при этом почти не пострадали. Крыша была покатая, но по самому центру у неё имелся мансардный выступ, из которого наверняка хорошо просматривались две улицы и небольшая площадь перед торговым рядом, но и сам этот выступ торчал на самом виду.
Пока они остановились передохнуть, незатейливо присев на корточки, опустив на асфальт части пулемёта, Павел попытался со стороны оценить тактические преимущества и недостатки их новой позиции.
— Слушай Савомото-сан, зачем нас сюда бросили? Этот дом уже помечен противником, вон как его покрошили.
Пашка старался говорить полушепотом, японский он свой подтянул, Савомото наверняка привык к его странностям, а вот привлекать внимание капрала не хотелось.
Однако тот что-то расслышал:
— Это нас обстреляли во время первой стычки. Последний авианалёт прошёл относительно спокойно, правда, потом здесь остались только наблюдатели.
— А судя по ящикам от снарядов, что я вижу внизу у входа, здесь даже артиллерию размещали?
— Было. Запёрли одну «семидесятипятку» на верхний этаж, — кивнул капрал, соглашаясь
и пояснил, — думали, когда пиндосы прорвут второй эшелон обороны, мы отсюда и вдарим. А потом назад тащили, корячились.
Капрал, произнося «пиндосов», заметно выделил слово и слегка улыбнулся.
(Пашка пару раз ляпнул при Савомото про «пиндосов», тому понравилось, и уже через него презрительная кличка быстро распространилась, прижившись среди японских солдат).
— Ну а где поставим пулемёт? — Продолжал допытываться Павел.
Савомото продолжал молчать, бросая заинтересованные взгляды. Вероятно он понимал, что у напарника есть какие-то соображения, и теперь всё упиралось в капрала, который мог иметь своё мнение.
— Вот в том окошке на крыше, — это звучало, как само собой разумеющееся. Потом видимо поняв, что вопрос был задан не просто так, капрал позволил себе слегка засомневаться, — или же в левом крыле — использовать покорёженную часть крыши, как средство маскировки.
— Как я понимаю, дом был обстрелян с вертолётов? — Увидев утвердительный кивок, Пашка констатировал, — сверху вас накроют — и половину ленты не успеете выпустить.
— Вас? А ты что же?
— Вот смотри! — Пашка приготовился терпеливо объяснять своё виденье будущего боя, предполагая, что капрал заупрямится, но тот на удивление быстро согласился с его доводами. Только сейчас Пашка заметил выбивающиеся из-под его форменной рубахи бинты, бледность, постоянную испарину на лице и уставший, какой-то потухший взгляд.
«Да он же ранен был, возможно крови потерял, вот и с радостью принимает что кто-то соображает за него! — Он проникся уважением, но в голове тут же запульсировала тревога, — они все собрались умереть, они не видят иного путь и выхода»!
Огневую точку устроили на первом этаже в угловой квартире, с возможностью вести огонь на два направления. «Тело» пулемёта установили на треногу, зарядили: капрал удерживал крючок рычага толкателя, а сержант вставил пенал с патронами.
Сектор конечно был поуже, но зато сверху позицию прикрывали плиты перекрытия этажей (стены у домика был довольно крепкими). Поэтому противнику, что бы уничтожить огневую точку надо было бы либо переть в лоб (нанести удар издалека там мешали близстоящие высотки и ветки деревьев), либо подойти слева, а вот тут Пашка собирался встретить вертолёты РПГ.
Идеально было бы стрелять с мансардного окошка, но уж больно этот выступ вызывающе торчал, недаром и японцы поостереглись в прошлые разы его использовать.
Ещё одно достоинство этого дома — возможность быстрого отхода. Достаточно было пересечь небольшой дворик, и они могли двигаться скрытно среди промышленных припортовых построек. Это Пашке особенно понравилось. А не нравилось ему, что позиция всё же уже засвечена, не нравилось эта дальнейшая партизанщина на чужой территории без варианта какой-либо поддержки. Лейтенант Муроками был честен — они оказались представлены сами себе. По большому счёту надо было уже сваливать из города, только куда? Хотелось узнать, что творится в мире и непосредственно в Америке.
Бой, понятное дело, дать придётся, тут бы его не понял и Савомото, хотя парень прислушивается к его мнению и он бы смог его уболтать, найдя веские аргументы, опять же в концепции продолжения войны. А вот капрал…, что-то в нём много было такого…, суицидно-фатального. Типа «последний бой», «умереть за императора» и вообще всей грудью за японскую родину. Ещё и сержанту по ушам ездит. Испортит парня. Вон — сидят, как будто им вообще всё похрен. Зато кассеты к пулемёту уже все набили под завязку, аккуратист капрал разобрал карабин этот (огрызок «эм-шеснадцатой»), на тряпочке детали разложил — смазывает.
