Николай Побережник - Рухнувшие надежды
Когда баранина прокипела, снял пенку и засыпал в кастрюлю зажарку и картошку, пусть варится, и пошел к туалету, где должен завтра разгородить забор и подготовить короб под уголь, стемнеет уже скоро. Действительно, за туалетом находилась заросшая травой конструкция – сваренный из уголка два на два метра каркас, возвышающийся над землей сантиметров на двадцать, в углах хитроумные зажимы, щиты, сколоченные из досок, лежали тут же. Разобрался, как это все собирается, я быстро, это было не сложно, по каждой стороне каркаса в специальный паз вставлялся щит и фиксировался зажимом, а сверху можно было поставить еще щит и также зафиксировать. Прикинул, что полностью собранная конструкция была бы высотой метра полтора, нормально – самосвал угля поместится. Ту сторону короба, что к забору, собирать не стал, оттуда завтра угля навалят. Подойдя к забору, обнаружил, что одна секция напротив короба длиннее остальных и может открываться. С одной стороны петли, приваренные к столбу, с другой две пары проушин для замков, вверху и внизу, вместо замков проушины просто толстой проволокой замотаны. По дороге в дом проведал живность – осваивается курятина, нагадили вон уже сколько.
На кухне стоял аромат баранины, булькала на печи кастрюля, Бимка в углу наяривал мосол, который я ему выделил в процессе приготовления супа. Что ж… можно готовиться ужинать. Долил воды в умывальник, помыл руки и стал накрывать себе на стол. Только уселся, порезав хлеб и налив себе четверть стакана принесенного Василием самогона, как Бим перестал грызть кость, насторожился, заскочил на лавку у окна и начал лаять, пытаясь заглянуть через окно во двор. Я подошел к окну и увидел, как Вася, легок на помине, проходит в калитку с трехлитровой банкой молока в руках.
– Ты на запах, что ли? – спросил я его, открыв дверь.
– А то! Да я так, проведать зашел, ну и разговор к тебе есть.
– Заходи, поужинаешь?
– Ммм, пахнет-то как, конечно!
Пока я наливал тарелку Василию, он поставил банку молока на тумбочку и помыл руки.
– Молоко вон тебе соседка передала, – сказал он, вытирая руки, – главное, входит из калитки с банкой, меня увидела покраснела лицом и, узнав, что я к тебе иду, сунула мне банку, передашь, мол.
– Яркая женщина, только мне показалось, странная она какая-то.
– Ага, есть немного, – согласился Вася, усаживаясь на лавку, и продолжил: – Лет десять тут живет, особо ни с кем не общается, так есть у нее пара подружек-балаболок. Вроде как она в Находке жила, была замужем за военным, а лет десять назад раз и приехала к родителям с одним чемоданом и двумя детьми сопливыми на руках, ага, и с фингалом под глазом. Не знаю, что там у нее за история, но с тех пор так и живет тут. Пять лет назад ее отец в тайге сгинул, долго искали, всей деревней – не нашли. Ружье его нашли, а самого и след простыл, а потом через пару месяцев и старуха его – Марь Андревна, видать, с горя преставилась. Такие дела, ага.
– Ясно, – кивнул я, наливая Васе стакан.
– Так-то баба вроде хорошая, но настырная жуть, все сама, сама. Она и через забор-то к тебе к скважине ходила не от лени, чтоб до низа дороги к колодцу не ходить, а чтоб с мужиками лишний раз не сталкиваться. Видал, может, тут Ганс гоняет на мотоцикле с гробиком вместо коляски? Этот к ней пару лет назад вроде как в женихи набивался, ну и дал волю рукам, похватал там, где помягче, так она на него собаку спустила и чуть не пристрелила, Бабай его аж до речки гнал, чуть не порвал.
– Хрена се, – прокомментировал я и поднял стакан. – Ну, за Бабая!
Мы выпили, и Василий продолжил:
– А так нормальная она, просто, видать, в себе все больше.
– Понятно.
– Я чего пришел-то, видел, у реки люди картоху копают?
– Видел.
– Так вот, там почти у всех по несколько рядков, по весне всей деревней сажаем, рядом с моими рядками два рядка Николаевны, а она по лету померла. Ну мы посовещались там… в общем, берешься копать – копай. Нет – так мы разделим и сами выкопаем.
– Так чего не взяться, я согласен.
– О, это дело, наливай! Я в субботу собрался в верховья на форель, поедешь со мной?
– Конечно, сто лет на рыбалке не был, а на чем ехать?
– Ну, ты с лошадьми как?
– Вообще никак.
– М-да… ну можно тогда на твоей машине, я знаю одну дорогу, потом все равно через бурелом пешком, а там и через пару километров перекаты.
– Ну давай так, а что с собой брать?
– Снасти, ружье и чего теплого одеть и на чем поспать, остальное там у меня есть. Вот еще что, ты дрова на зиму запасать собираешься? А то у нас есть деляна в распадке, ну или угля, можем съездить в Лесной, я покажу, с кем за уголь договориться.
– Да договорился уже, – улыбнулся я и разлил еще четверть, – может, добавки?
– Супа-то? Давай, очень даже, я тебе скажу. Где научился-то?
– Да я же холостяк, сам себя все время кормил, вот и научился.
– Понятно.
Мы еще немного поболтали, и Василий, взглянув на часы, засобирался.
– Ладно, Серега, пойду потихоньку, – сказал он, напяливая на голову налобный фонарь, – короче, я завтра к полудню пойду картоху копать, ну и ты давай, прицеп вон свой прицепляй и подъезжай.
– Договорились.
– Ну бывай, пойду я, – хлопнув меня по плечу, сказал Василий и, дойдя до калитки, обернувшись, добавил, кивая в сторону соседнего дома: – И это, Светку нашу не обижай.
– Не буду.
– Во-о-от, – он согласно кивнул и, пошатываясь, побрел вниз по дороге.
Закрыв за ним калитку, я подождал, пока Бимка «вернется из туалета», и мы прошли в дом. Подкинув поленьев в печь, убрав со стола, помыв посуду и задув керосинки, я лег спать. Вот такая она жизнь здесь, встало солнышко – деревня проснулась с петухами и за работу, село солнышко – поужинали и спать… Благодать.
2 октября, д. Сахарная
Ночью начался дождь, хороший такой, плотный, с громом и молниями. Вчера весь день тучки бегали по небу, а ночью вот разродились. Открыл глаза – темно. Протянул руку к тумбочке и включил светодиодный светильник. На часах 3:00, Бим поднял голову, посмотрел на меня, потом свернулся калачом и опять удрыхался. Сон прошел, и я решил попить чаю, расшевелил угли в печи, подбросил дров и поставил чайник на плиту. М-да, как-то не экономично получается, согреть стакан чая и столько дров палить. В мастерской, конечно, лежит портативная походная китайская газовая горелка и пара упаковок баллончиков, но как-то несерьезно это. В район надо бы наведаться все равно, там в хозмаге продавались вроде и печки, и редуктора к ним, и баллоны большие на 50 литров – вот это самый вариант. В чайнике вода была уже кипяченая, и поэтому я не стал дожидаться, когда закипит опять, а снял чайник в состоянии «горячий», кинул в кружку пакетик и залил водой. Сел у окна с кружкой и жменькой карамелек, пытаясь рассмотреть, что там снаружи, не видать ничего, только вспышки уходящей грозы иногда освещают склоны сопок. И надо что-то думать с освещением, а то ночью приспичит «по большому» и беги по темноте в дальний угол огорода. Я поставил «галочку» себе насчет газовой плиты и освещения. Завтра же, то есть уже сегодня, картошку копать, а мешки? Вроде в погребе у тумбочек какие-то мешки были и мотки брезента. Допил чай, зажег керосинку и полез в погреб. Нашел несколько плотно увязанных свертков с мешками, у некоторых были подопревшие края, решил развернуть все свертки и выбрать целые мешки. Более-менее целые на вид я откладывал в сторону. Разворачивая очередную вязанку мешков, что-то плюхнулось на пол, я присел и поднял небольшой, но тяжелый сверток в промасленной бумаге. Развернул… как интересно, внутри были пять таких «мини-бандеролек» – упаковки винтовочных патронов 7,62 × 54, по десять патронов в каждой бумажной бандерольке, перевязанной на посылочный манер толстой грубой ниткой. Интересная упаковка, наверное, что-то из старых запасов, и из чего, интересно, этим стреляли, неужели из «мосинки»? Так, поищем. Я сбегал наверх за мощным диодным фонарем и принялся двигать тумбочки, отодвигать деревяшки и всякое старое барахло, в поисках возможного тайника, но безуспешно. А может, и нет ствола, уехал он вместе с Петром Иванычем в город Владивосток. Ну и ладно, а то раскатал губу на нелегальный ствол. Завернул обратно все патроны в бумагу и бросил в коробку с несколькими кусками старого хозяйственного мыла. Но мысль о возможном наличии в доме хорошего нарезного ствола удобно расположилась в закоулках мозга, надо будет у Василия спросить, охотился ли Иваныч и с каким ружьем.
