Андрей Круз - Эпоха мёртвых. Начало
А завтра мне обязательно надо в «Стрелец», к Лёхе с Викой. Да и девушка у меня есть, я уже о ней говорил. Надо и о ней подумать, хотя… девушка у меня детский тренер по дзюдо, сама о себе позаботиться может. Нет, не в этом случае, тут уже никакое дзюдо не поможет.
Не скажу, люблю ли я её, но мы друг к другу привыкли и уже два года вместе. Хотя о свадьбе речь никто из нас не заводил — каждый доволен своим свободным состоянием. Она периодически живёт у меня, когда ей удобно, и так же периодически живёт у себя, в снятой квартире в Матвеевском. Как бог на душу положит. Тренирует детские группы на Ленинградке в большом спорткомплексе, а основное место работы у неё в Крылатском, в магазине, торгующем японскими мотоциклами, квадроциклами, лодочными моторами и аквабайками.
Ночью движение было слабым, и уже через пятнадцать минут я припарковал машину за кустами, в сотне метров от задней стены НИИ, где теперь красовался пролом в два пролёта. Плиты упали плашмя на тротуар, расколовшись и засыпав всё вокруг бетонной крошкой, а образовавшаяся в заборе прореха была огорожена полосатой лентой. На проезжей части стояли два маленьких заборчика с жёлтыми маяками и знаками, показывающими, как объехать препятствие. Значит, милиция с этой стороны уже отметилась. Я достал из сумки бинокль и навёл его на пролом — там, с дробовиком на плече, маячил Олег Володько. Вот и понаблюдаю.
НИИ. Охрана
20 марта, вторник, вскоре после полуночи
Рука у Николая Минаева уже почти не болела, что удивляло, но его подташнивало, во рту было сухо, а свет причинял неудобства. Он даже был рад, что электроснабжение института не восстановится до утра, потому что свет от фонарей резал глаза, они сильно слезились, и хотелось спрятаться в самый тёмный угол. Он смиренно отвечал на вопросы прибывшего милицейского следователя, но при этом хотел лишь одного — тишины и темноты. Следователь расположился со своей папкой прямо во дворе, на капоте милицейского «уазика», который всё же сумели запустить внутрь, где и допрашивал всех, бывших на территории института. Когда он закончил с Николаем, тот вздохнул с облегчением и пошёл в здание. Делать в здании ему было нечего, но там было совсем темно.
Николай поднялся на второй этаж и столкнулся с Дегтярёвым, который спускался по лестнице вниз, подсвечивая себе фонариком. Дегтярёв остановил Николая, придержав его за рукав:
— Коля, я вот о чём хотел вас спросить… а что у вас с рукой?
— Порезался стеклом, — отмахнулся Минаев.
— Никто не укусил? — чуть нахмурясь, уточнил Дегтярёв.
— Нет, что вы, — вполне правдоподобно изобразил удивление Николай.
Дегтярёв кивнул и пошёл дальше. Николай чувствовал, что он допускает страшную ошибку, может быть, даже самую большую в своей жизни. Он был достаточно сообразителен, чтобы связать своё плохое самочувствие с укусом бешеной обезьяны, но желание тишины, покоя и темноты было настолько сильным и всеобъемлющим, что ему проще было соврать. Только бы спрятаться куда-нибудь, неважно, что случится потом. Хоть смерть, но сейчас он должен был отдохнуть.
Открыв дверь одного из кабинетов, в котором обычно квартировал Джеймс Биллитон, когда находился в Москве, Минаев прошёл внутрь, закрыв за собой дверь, сел за стол, во вращающееся широкое кресло. Но туда падал свет из окна, и Минаеву он мешал. Тогда он перебрался в угол кабинета, куда не попадал ни один луч света, и улёгся прямо на пол, на ковровое покрытие, свернувшись калачиком. Как ни странно, в такой позе зародыша он почувствовал себя лучше. Голова закружилась даже сильнее, но головокружение не было неприятным, скорее наоборот, каким-то плавным и убаюкивающим.
Николай прикрыл глаза и почувствовал, как приятное онемение охватывает всё его тело, и он даже не чувствует под собой жёсткого пола, а как будто плывёт куда-то в полной невесомости. Тошнота тоже начала уходить, и её место занимала блаженная дрёма. Очень хотелось спать, и появилось ощущение безопасности. Николай нашёл то место, где наконец ему станет спокойно и удобно и никакой свет ему уже не помешает. В какой-то момент он вдруг понял, что умирает, но затем эта мысль показалась ему нелепой — умирать должно быть неприятно, а сейчас ему стало по-настоящему хорошо.
И так он лежал, тихо-тихо, и вскоре сознание оставило его навсегда, а за ним ушла и сама жизнь. Остывающее тело неподвижно лежало на полу, до тех пор, пока дверь не открылась и кто-то не вошёл в тёмный кабинет.
Владимир Сергеевич Дегтярёв
20 марта, вторник, вскоре после полуночи
Оверчук как раз «решал вопросы» с милицией, поэтому Владимир Сергеевич был один, когда столкнулся с подъехавшим на такси Джеймсом Биллитоном. Тот был бледен, взволнован, путал русские слова с английскими и вообще выглядел так, как будто его привезли на расстрел.
— Владимир, это правда, что животные разбежались?
— Это правда, Джеймс, — кивнул Дегтярёв.
— Что мы должны делать?
В голосе американца проскальзывали панические нотки, казалось, что он вот-вот сорвётся на крик.
— Оверчук берёт всё на себя, но я ему не верю, — вздохнул Дегтярёв. — Он скорее нас перестреляет, чтобы мы не проболтались, чем этих обезьян. Я сейчас буду звонить всем, кто с этим хоть как-нибудь связан. Пусть объявляют комендантский час, чрезвычайное положение, карантин, что угодно, но это следует остановить. Вам тоже следует предупредить своих, в Америке. Вы не давали ещё туда наши новые результаты?
— Нет, я жду отчёта от Сергея, — покачал головой Биллитон. — Меня же попросят обратиться к психиатру, если я позвоню им и скажу, что у нас мёртвые обезьяны питаются живыми. Надо будет отправить видеоматериалы, отчёт и всё, что у нас есть.
— Это верно. Я тоже не буду говорить, что некоторые из разбежавшихся животных мертвы. Скажу, что они просто носители опасного заболевания.
— Кому вы собираетесь звонить? — спросил американец.
— Своему руководству, — задумчиво сказал Дегтярёв. — Начну с них, по крайней мере. Если они не смогут расшевелить городские власти, то я тоже не смогу. Если я сейчас расскажу об этом следователю, то он меня арестует, меня продержат в камере как минимум до утра, а затем время будет безнадёжно упущено.
— Почему вы так думаете? — удивился Биллитон. — Опасность слишком высока, чтобы просто держать вас в камере.
— Именно поэтому, — усмехнулся Дегтярёв. — Следователь должен показать, что он «прореагировал» на сигнал опасности. Он запрёт меня в клетку и сядет писать свои рапорты, протоколы, не знаю, что они там в таких случаях пишут. Потом он потребует привести меня к нему и будет старательно подгонять дело к тому, что он лично ни в чём не виноват. Всё. Это нормальная бюрократическая реакция. Я лучше бы обратился к военным.
