Вадим Мельнюшкин - Взрывник. Заброшенный в 1941 год
Спать ложился с некоторой неуверенностью, страхом, но одновременно с надеждой – вдруг сейчас будет сон, который хоть что-то поможет понять про себя, несчастного. Снилось что или нет – не помню, спал, как убитый.
Глава 4
– Товарищ командир, – Калиничев был какой-то взмыленный, но довольный. – Взяли мы «лесорубов».
– Где?
– Ну, так в четвёртом лагере.
– В том самом? Всех?
– Ну, они говорят, всех, только мы-то знаем, что их не шестеро, а семеро. Вот седьмой, как дружки его не вернулись, так сразу и припустил в город. Думаю, уже к полудню на месте будет.
– Он что, не пёхом?
– Лошадь у старосты отнял, грозился страшными карами, если не даст.
– Когда гостей собираешься ждать?
– Считаю, завтра к обеду и нагрянут.
– Хорошо, действуй.
Четвёртого лагеря как такового, считай, не существовало. Точнее, сам лагерь наш инженер всё же построил, а два десятка бойцов, устроившись в нём, изображали активную партизанскую деятельность. То есть бегали в соседнюю Шаверливку за самогоном, по бабам и вообще вели аморальный образ жизни. «Лесорубы» от ценного источника, а именно от Борового, получили соответствующие сведения и споро отбыли из Залесья за полтора десятка километров, где и нашли то, что так долго искали. А именно приключения на свои, теперь, вероятно, уже лишние части тела.
– Доложи Нефёдову. Действуйте, как договорились. Я к Феферу и далее.
Операция, затеянная вокруг немецких шпионов, на деле имела два слоя. Первый – это, конечно же, заманить в ловушку немцев – нужно ещё более поднять боевой дух красноармейцев, особенно освобождённых недавно. Операция с аэродромом прошла отлично, люди поверили в свои силы, но закрепить пройденное сам Владимир Ильич велел. Ну, говорил же он: учиться, учиться и учиться. А какая учёба без повторения пройденного…
Естественно, и оружие с боеприпасами, и прочее снаряжение от немцев лишним не будет. Те ведь считают, что бандитов чуть, а значит, вряд ли пошлют много людей, да и нет у них сейчас много – комендантская рота в Полоцке, несколько эсэсовцев, если их обратно в фатерлянд не отозвали, и, может быть, полицаев сколько прихватят. Всю роту из города выводить никто не даст, потому и врагов будет пятьдесят-семьдесят от силы. Зачем больше для разгона и уничтожения двух десятков разбойников?
Вот тут и вступала в силу вторая часть нашего плана – пока немцев в городе мало, можно поделать свои дела и спокойно уехать. Ну, что совсем спокойно это вряд ли, но точно должно быть попроще – не смогут немцы вести столь же насыщенную караульную службу половиной гарнизона, а если что пойдёт не так, организовать приличную облаву. Вот этим и стоит воспользоваться.
Уже через час мы с Глуховым, Боровым и Фефером бодро пылили в сторону города. Разумеется, пылили не мы сами, а лошадь с телегой, да и пылением это назвать сложно – скорее, взламывали подмёрзшую грязевую корку. Отобедали у Говорова, где я пересел уже на его телегу. Добираться решили по отдельности, но слишком не отрываться, потому залесский актив отправился вперёд, а мы следом.
Когда заехали в город, уже темнело, хотя до настоящей ночи было здорово далеко. Залесенцы должны были сразу отправиться квартировать к новой подруге Германа. Кузьма в этот раз тоже остановился не в гостинице, сказал, что нашёл место, где и проще и сытнее. Мне-то что, лишь бы на пользу. Высадил он меня у госпиталя – документик на посещение оного был у меня при себе, потому прошёл беспрепятственно.
Ольга Геннадьевна была занята на операции, и ждать пришлось больше часа. Вышла она бледная и, вроде даже чуть пошатываясь, похоже, работы наши ей подкинули на сегодня, а может, и на вчера и на завтра. Заметив меня, остановилась, но справилась с собой.
– Вы с почками вроде?
– Да, госпожа доктор.
– Подождите минут пятнадцать, вас позовут, мне надо привести себя в порядок. Устала.
Да, видок, и правда, краше в гроб кладут.
Пятнадцать минут тянулись страшно долго. Наконец, знакомая санитарка предложила пройти в процедурную.
– Как самочувствие, есть изменения с прошлого посещения? – Ольга приложила палец к губам, другой рукой указав на левую перегородку.
– Вроде получше стало, но всё одно болит, особенно когда это… в туалете давно не был.
– Ну, это процесс небыстрый, хорошо уже то, что ухудшений нет.
Ещё пару минут она тёрла мне по ушам, давая всевозможные умные советы, как лечить несуществующую болезнь. Наконец за перегородкой скрипнула дверь, и раздались удаляющиеся шаги.
– Уф, наконец, ушёл, – Оля мгновенно сократила расстояние и впилась в мои губы своими. Я даже опешил от такого напора.
– Вот тебе ключ, лампу не зажигай, буду где-то через полчаса, – это были первые слова за последние пять минут. – Есть хочу страшно. Что там у тебя в мешке?
– Ну, так оно и есть – поесть.
– Хорошо, вытащи что-нибудь не слишком ценное. Надо пару коробок вынести, но так чтобы часовой ничего не заметил.
– Совсем не ценного там ничего нет, разве что картошки килограмма два.
– Вытаскивай, я её сама принесу. Меня обязательно проверят, если с авоськой выйду, и это хорошо.
– Вдруг додумаются – откуда картофель, если я с полным мешком обратно вышел.
– Ну, во-первых, ты не первый сегодня, кто с подношениями был…
– Мне пора ревновать?
– Как бы это поточнее выразиться: можешь, но только немного. Это даже приятно, пока не доходит до шекспировских страстей.
– Понял, буду, но в меру.
– Да, как-то так.
Освобождая мешок, убрали как раз сало и творог, а картофель оставили, заховав под него две картонные коробки, нетяжёлые, но достаточно объёмные. Маскировали их тщательно, но часовой, глянувший на выходе на меня одним глазом, даже не прореагировал. Может, хорошо замаскировали?
Особого ажиотажа в городе не было, даже ни одного патруля по дороге не попалось, может, потому, что до начала комендантского часа время ещё было. Ольга пришла практически впритык.
– Не боишься ходить так поздно? – спросил девушку, угнездившуюся в моих руках.
– С этим даже спокойнее, чем до войны. Гопники опасаются вылезать в такое время, а солдаты из гарнизона все меня знают – на меня санитарные мероприятия повесили. Не поверишь, у них поголовно вши, в основном, правда, платяные. У вас как с этим?
– Боремся. У нас есть старшина, дюже до этого дела злой. Больше чужих вшей он ненавидит только самогонку, чужую, конечно.
– Ты по какому особому делу приехал или навестить любимую девушку?
– Конечно же, навестить. Заодно и разжиться чем-нибудь с аптечного склада.
– Всё с тобой ясно – гопник.
– Ага, мы такие. Что наше – то наше, а что ваше тоже наше.
– Я с вами пойду.
