Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги! - Кузмичев Иван Иванович

– А сам-то…

– Что?! – Хлесткий удар по лицу, я падаю на пол, с разбитой губы по подбородку медленно стекает алая капля. – Молчать! Если и в следующий раз так будет, то прикажу тебе отречение от престола подписать!

Сказав это, Петр забрасывает плошку с розгами в угол и уходит из комнаты, оставляя меня наедине с самим собой. Я лежу на полу, слезы горечи и обиды застилают глаза, в голове дурман, все это смешивается с болью и унижением: «Меня, царевича – и бить?!» Пытаюсь подняться на колени, но нет, не получается, только лишь губы-оладьи еле-еле шевелятся, посылая тихим голосом проклятия в спину ушедшему самодержцу…

Вынырнул я до неожиданности быстро: вот еще вижу спину Петра из воспоминаний, а уже через мгновение перед моим взором только входная дверь.

«Так-с, понятно, почему Петр так относился к своему нелюбимому сыну, все-таки так учиться, как он, просто нельзя», – успел подумать я, мимолетом «вспоминая» грандиозные попойки Алексея с дружками. Об учебе он знал лишь то, что она нужна его отцу, но никак не ему самому.

За дверью послышался знакомый голос Никифора Вяземского:

– Ваше величество, его высочество справляется замечательно, зело примерен стал, постоянно с книжками сидит, все учит и учит…

Нотки гордости за своего воспитанника слышал даже я, сидящий вдалеке от разговора.

– Да ты никак насмехаться надо мной вздумал, Никифор?! – изумился Петр.

– Как можно, ваше величество? Я никогда бы не сподобился обмануть вас, – смиренно ответил Вяземский.

– Что ж, ежели солгал мне, то спрошу по всей строгости и отправлю в Азов – стены от татарвы защищать! Мне лжецы никоим образом не нужны, – напоследок сказал царь, толкая дверь в мой кабинет.

Увидев Петра, я тут же встал и поклонился ему, припоминая слова приветствия.

– Доброго здравия тебе, батюшка, – сказал я царю в поклоне.

Петр недоверчиво посмотрел на меня, словно я замыслил какую-нибудь гадость.

– И тебе, сын, здравия побольше, а то расхворался ты сильно что-то, – сказал с прищуром государь.

Окинув взглядом комнату, Петр недоверчиво хмыкнул и, сев в кресло напротив стола, тут же начал набивать трубку табаком.

– Сашка говорил тебе, что я приеду знания твои проверять? – спросил меня царь, прикуривая от стоящей на столе свечи.

– Говорил. Месяца два тому назад.

– Хорошо, коли так. Что ж, сын, можно и начать спрашивать тебя? Али ты опять учудить чего готов? – с усмешкой спросил Петр.

– Смею надеяться, что не разочарую тебя, батюшка, – через силу улыбнулся я. Мне пришлось задавить в себе зарождающийся страх перед царем, пришедший от остатков сознания прежнего Алексея во мне.

Внимательно посмотрев на меня, Петр бросил задумчивый взгляд на карту, висящую на планшете, после чего взял лежащую на столе небольшую указку.

– Чудно, – хмыкнул государь. – А это что за доска висит? – ткнув указкой на планшет, спросил Петр, с интересом разглядывая его.

– Эта доска названа планшетом, и нужна она для удобства рассмотрения карт и чертежей, батюшка, – ответил я ему, вставая с места. – Вот, к примеру, здесь есть специальные держатели, два сверху и два снизу, а также по три держателя с боков, все они могут ездить по планшету, чтобы в случае нужды держать меньшую карту или чертеж, чем тот, для которого он предназначен.

– Эк каково! И откуда же сие у тебя появилось, сын? – удивленно посмотрел на меня царь, подошел к планшету и начал горизонтально водить один из держателей.

– Сделали его московские мастера, батюшка.

– А задумка чья?

– Моя, – спокойно отвечаю.

– Удивительно и зело странно, но пока это оставим, – чуть нахмурившись, бросил Петр в пустоту.

Я же тем временем откинул висящую карту Азовского побережья обратно, открывая вид побережья для любого желающего.

– Вижу, интерес у тебя появился к делам нашим. Похвально, но, помимо него, надо и понимать, что да как. Вот, к примеру, видишь вот этот мыс? – ткнул он на северное побережье Азовского моря, много западнее самого Азова. – Почему, ты думаешь, там до сих пор нет нашей крепости?

– Как это почему? – удивился я вопросу. – Ее строительство обойдется России явно не в один грош, да и татары не позволят ее построить, набеги они устраивают с завидной регулярностью.

– Хм, действительно, есть такое, – согласился Петр, дергая мочку левого уха. – Но на самом деле там другая причина. Впрочем, о ней, возможно, мы поговорим с тобой много позднее, если за ум возьмешься…

«Прохладные отношения у Петра с сынишкой-то были, даже жалко парня. И ведь не скажешь, что глупый был, ни в коем случае. Просто отец – тиран, вот и весь сказ…» – грустно подумал я, повернув голову к карте.

– Видно, ума у тебя прибыло, сын, может, одумался, наконец. И это хорошо. Но кое-что все же мне интересно. Помнишь, что я тебе обещал в последний раз? – спросил Петр, раскуривая потухшую трубку.

– Конечно, батюшка.

– Тогда вот тебе задачка. В двух капральствах по двадцать пять солдат, а в третьем – тридцать пять. После боя в каждом капральстве убыла ровно пятая часть. Так сколько солдат осталось в трех капральствах? Ответствуй, – хитро прищурившись, приказал Петр, поглаживая себя по коленке.

«Детсад, етить его налево! – хмыкнул я. – Однако и чересчур умным быть не стоит: пусть государь видит, что я и рассуждать могу, да к тому же здраво!»

– Раз в двух капральствах число людей одинаковое, то мы их сложим вместе, для удобства счета, и получим ровно полсотни. А так как убыла пятая часть, то эту полусотню поделим на пять, получим число убывших, то есть десять. Но также есть и третье капральство, где число солдат тридцать пять… Делим его на пять и получаем… семь. Итого сорок плюс двадцать восемь – ровно шесть десятков и восемь, или шестьдесят восемь, ежели кратко молвить, – сделав вид, что напряженно думаю, поведал я «сокровенное» Петру.

– Здраво мыслишь, еще и словечко новое – ишь ты, кратко! Молодец! – крякнул государь, выпуская изо рта облако дыма. – Но это не все еще. Скажи мне, сын, что ты можешь мне о мудрецах греческих сказать? Чем занимались они, пользу нам принося?

– Увы, батюшка, но имен я знаю мало, только Пифагора да Аристотеля. Но также было много других мудрых мужей, кои основали такие науки, как риторика (краснословие по-нашему), механика (искусство разные машины создавать), геометрия (наука измерений). Многие механизмы Аристотеля приносили пользу самим грекам еще в дни жизни оного мужа, как в мирное время, так и время военное, к примеру…

– Хватит, вижу, что готовился, сын, – с некой гордостью сказал Петр, обрывая меня на полуслове. – Теорию ты вроде знаешь, а как ты это на практике применить сможешь?

– О чем это вы, батюшка?

– Знания тебе для чего нужны? – с прищуром глядя на меня, спросил Петр.

«Хм, а действительно, зачем? И ведь ответить надо быстро, иначе нехорошо получится. Что можно ему такого сказать, чтобы интерес проявить? А что, может, и получится! Точно, это и скажу».

Прикинув в уме, что такое «сокровенное» можно поведать Петру, я мысленно улыбнулся.

– Возьмем, к примеру, орудийные снаряды.

– А что в них такого, чтоб на них глядеть? Граната, ядро и картечь, вот и все, – хмыкнул Петр.

– Так-то оно так, но вот взять гранату и поставить ее рядом с ядром – для сравнения. Ведь ядро и летит дальше, и бьет точнее, хотя и не так хорошо, как граната. Разве не так, батюшка?

– Так.

– Да и осколки ее разлетаются на маленькой площади, из-за небольшого количества пороха внутри ядра. Но с помощью математики и баллистики можно сделать такой снаряд, который будет лететь дальше и точнее и иметь большую начинку пороха, чем ранее, – с улыбкой сказал я.

– Не верится что-то мне в это.

– Дело в том, батюшка, что надо сделать не ядро, а продолговатый снаряд, в котором все и разместить…

– Делали такой уже, ничего хорошего не получилось, – тут же потеряв интерес, расслабился Петр.