Закатное солнце почти не слепило (СИ) - Губкин Артем
Теперь Хиз действительно увидела нечто примечательное. В конец очереди пристроилась девчушка лет двенадцати, которая выделялась на ярком цветном фоне темным пятном. Она прятала лицо, её плечи изо всех сил сутулились, а шаги были напряжены, словно она вышла на лёд без коньков. Девушка изо всех сил старалась быть незаметной, тем не менее, продвигаясь в очереди. Но все её усилия пропадали зря благодаря одежде — униформе, как выразилась Ира. Это был зелено-серый костюм из глухой, застегнутой под самое горло рубашки и прямой, как труба, юбки длиннее колен, черные сбитые ботинки доходили до середины голени. Серая девушка поравнялась с пирожками и стала делать что-то внизу со своей рубашкой. Хиз и Ире было плохо видно, но кажется, та поправила пуговицы над юбкой. Всё, отвернулась спиной. За ней встала Рита с подносом, по позе которой и вздернутому носу легко читалось презрение к безвкусному костюму. Девушка всё стояла перед пирожками, в очереди образовался затор. Наконец, Рита не выдержала и что-то сказала, нетрудно догадаться, что попросила быть расторопней. девчонка отшатнулась от Риты, вынужденная пройти дальше — к компотам.
По ту сторону раздачи стояла тётенька в белом халате и колпаке, застыв с подносом полным стаканов, она смотрела во все глаза на серую девушку. Та почувствовала взгляд, подняла глаза и тут же метнулась в обратную сторону.
— Держи её! — голос у поварихи оказался зычным, как заводской гудок. Мгновенно сцена стала центральной, девушку заметили все, но держать её никто не собирался.
И Рита не собиралась её держать, она оказалась на пути у внезапной беглянки вместе со своим подносом с кофе и булочкой: они взлетели! Взлетел кверху поднос, за ним подбросило ноги в сандалиях. Другие ноги в ботинках пролетели сверху, их обладательница по вытянутой баллистической орбите неслась в сторону неизвестно когда возникшей на этом месте вожатой Светланы, тоже с едой на подносе. В финале номера девушка со всего размаха врезалась головой в живот Светлане, и они обе завались на пол под громкий и звонкий аккомпанемент посуды, приземляющейся на гранит.
Кто-то крикнул: «Ух ты!», кто-то зажмурился, но на секунду повисла пауза. Потом, как по сигналу, все сорвались с мест: посмотреть поближе и помочь подняться участникам катастрофы. Первой на ногах оказалась девушка в сером — её сняли с вожатой, которая теперь сидела и глотала воздух — удар головой пришелся под дых. Сквозь кольцо любопытных и сочувствующих пробилась вожатая Маргарита. Она подошла к своей коллеге, та помотала головой «со мной все в порядке», и вожатая сразу переключилась на девушку в униформе.
— Ты не ушиблась? Тебе не больно? — неподдельная тревога была в голосе Маргариты.
Девушка прижала руки к животу, пытаясь скрыть размазанное красное пятно.
— Что это? Ты поранилась?
В ответ девушка замотала головой. Ответил трубный голос тётеньки из-за раздачи:
— Всю рубашку в повидло испачкала! И зачем было прятать пирожки? Взяла бы сколько хотела.
Девушка, опустив голову, попятилась к выходу.
— И зачем я закричала? Привычка, наверное, всю жизнь такие сорванцы вокруг, — сокрушалась кухарка громко.
— Постой, — сказала Маргарита, видя, что девушка снова собирается удирать. Вожатая сделала шаг за беглянкой и словно о стену ударилась, когда увидела нож, выставленный в свою сторону. Очень маленький ножичек, ручка которого полностью скрывалась в сжатом до бела кулаке, тонкое короткое лезвие на вид было очень острым.
— Не подходите! — закричала девочка, истошный голос выдавал страх и решительность.
Все послушно застыли.
— Умница! — раздался голос директора лагеря. — Браво! Верю даже я!
Ножик упал на пол. За спиной девушки стоял Спартак Петрович, его рука сжимала её плечо. Тут она разревелась.
— Ты замечательно сыграла, я достоверней актрисы не видел, можешь выходить из роли, — директор развернул девушку к себе.
— Драматический кружок «Кристалла» уже начал свою работу, — сказал Спартак Петрович бодрым голосом. — Вы увидели маленькую сценку из будущего спектакля, набор талантливых актеров продолжается, обращайтесь к своим вожатым.
Директор замолчал, и снова повисла тишина, шок, вызванный «сценкой» едва начал отпускать «зрителей».
— Я обязательно запишусь в ваш кружок, — сказала худенькая девушка из отряда Хиз.
— Милости просим! — ответил директор и пошёл из столовой вместе с «актрисой», которая ступала как тряпичная кукла и могла бы безвольно осесть, если бы не поддержка Спартака Петровича. «Вот это играет!», — восхищенно прошептала тётенька за раздачей. «Да, да…», — ответили ей тоже очень тихо, никто пока не решался заговорить в полный голос.
Дети и подростки стали расходиться к своим недопитым компотам, медленно в столовую возвращался беззаботный шум полдника, в нем появилась новая нота — обсуждение бурного происшествия.
— Нам снова навешали лапши на уши, — сказала Хиз, едва только они с Ирой вернулись на балкон — в этом лагере врут напропалую.
— Снова? — спросила Ира.
— Да, первый раз был, когда проплывал дредноут.
— Ты уверенна, что это не киношный корабль был?
— Абсолютно уверена!
— А что же тогда?
— Ну, я не знаю. Может быть, мираж, гость из прошлого, или из параллельного мира, или пришельцы с другой планеты на оригинальном ретро-НЛО. Но он совсем не отсюда. Я видела старинные линкоры только в фильмах, а современные корабли только в теленовостях, но этот дредноут похож на них, как бегемот на лошадь — они даже не родственники хоть и назначение одно: бегать на четырех ногах и есть траву. А вожатые выдали себя с головой сразу же.
— Как? — Ира была внимательна, на ее лице отражался ход мысли, может быть и не такой же, как у Тани, но определенно серьезной.
— Да они должны были первые удивиться, а не сказочки срочно придумывать. А теперь вот эта девушка в униформе и снова какая-то неправдоподобная история для школьников о театре самодеятельности.
— Хорошая мина при плохой игре? — Подсказала Ира.
— Да, при этом шитая белыми нитками! Они нас всех за дураков держат! — Эту фразу Хиз почти выкрикнула — на нее глянули несколько человек.
— Пошли на улице договорим, — предложил Ира. Таня молча согласилась. Подруги встали, взяли подносы, чтобы отнести их к окошку приёма грязной посуды и спустились на первый этаж.
— Наделала ты шума, — вздохнул директор. Он и залитая слезами девочка стояли на улице, за их спинами захлопнулась дверь черного хода. Спартак Петрович достал рацию:
— К первой столовой машину для гольфа, пожалуйста, — сказал он и послушал, как в ответ сквозь шипящие помехи с трудом пробился голос подтверждающий прием. — Помехи-то, какие сильные, это из-за тебя, между прочим. Как зовут?
Девочка сразу не поняла, что от нее хотят, ответила с запинкой:
— Радость 104-99.
— Вот как, — директор удивленно вскинул брови. — У тебя и номер есть? Вместо фамилии что ли?
— Что вы от меня хотите? — Слезы девочки подсыхали, но не от того, что она успокаивалась, наоборот, напряжение, на время отступившее во время эмоционального взрыва, снова вернулось. Несмотря на летнее тепло, её знобило.
— Знать, как к тебе обращаться, откуда ты, почему с номером, как тебе помочь, в конце, концов? Ведь ты же в беде? — Директор говорил негромко, в его голосе была забота, ему хотелось верить.
— Отпустите меня…
— А куда ты пойдешь?
Девочка посмотрела на горы, небо, оглянулась на столовую, внимание ее привлекла и одежда Спартака Петровича.
— Кто вы? — Директор по глазам девочки видел, что ее быстро наполняет паника, еще немного и она станет животной, и тогда несчастная упадет, потеряв сознание, или будет буйствовать, что тоже будет в некотором[A1] роде потерей сознания.
— Я честно хочу тебе помочь, — Спартак Петрович пытался угадать, что может успокоить, хотя бы на время, этого попавшего в невероятное и отчаянное положение подростка. — Знаешь, я здесь главный: в этом месте, где все создано для того чтобы делать детей счастливыми. Тут никто никого не обидит, а любая несправедливость будет обязательно исправлена. Поможет любой, к кому ни обратись.
