Рус Агишев - Зеленый фронт (СИ)
Главный … полковник медицинской службы Карл Велховец. Командир … дивизии генерал Отто Кольнер»
* * *«Vor der Kaserne
Vor dem großen Tor
Stand eine Laterne
Und steht sie noch davor…,
— напевал весьма довольный собой солдат. Все своим внешним видом — румяными щеками, широкой улыбкой и мелодичным бормотанием — он демонстрировал свое хорошее настроение. «Все-таки, я молодец! — мысленно усмехнулся Вилли Хайнц, нагибаясь еще за одним поленом. — Тепло, сытно, да деньги всегда при мне. А говорили, война, война… И что? Если всегда так воевать, то я не против!».
Расщепив пару щепок, он забросил их по глубже в топку. Из под крышки бодрой струйкой выбивался пар, своим ароматом вновь пробуждая уже казалось бы утоленный голод. «Сейчас каша дойдет и все, можно подавать, — Вилли украдкой взглянул на часы — до обеда оставалось еще около пятнадцати минут. — Ничего, не опоздаю, как в прошлый раз! Ха! Эта собачонка опять приперлась раньше всех… А что? Жрать то все хотят!». Под самым колесом полевой кухни торчала местная достопримечательность — короткоухая дворняга с рыжей, как огонь шерстью, густо облепленной репьями.
— Что так вылупилась? — незлобно буркнул повар, зачерпывая из котла черпаком. — Сейчас налью. Вон, туда иди, а то обер-лейтенант снова увидит, ору не оберешься!
Больше не смотря на собаку, он слез с подножки и пошел к облюбованным им кустам в полной уверенности, что животное следует за ним.
— На, вот! — вылив содержимое черпака на землю, пробормотал он. — Иди, чего стоишь?! Вот-вот… А что это у тебя такое? Полоснул что-ли кто-то палкой?
Толстыми, похожими на сардельки пальцами, он потрепал пса по голове и нащупал какую-то странную ранку.
— Уж не во второй ли роте тебя так приложили? — продолжал Вили разглядывать длинную ранку. — Говорил же тебе блохастый коврик, чего ты там шляешься? Здесь что-ли мало? … Хм! И здесь тоже! Да это не палка. А чем же тогда так приложили?
На спине обнаружился еще один чуть более длинный порез, потом на боку, и, наконец, еле заживший шрам тянулся одной из задних лап. Повар вытянул руку и коснулся ранки. Собачонка насторожилась: уши встали торчком, а тельце напряглось.
— Не бойся, — успокаивающе шептал солдат, раздвигая слежавшуюся шерсть. — Странная какая-то рана… Толи порезали, то ли погрызли… Ого! Что это тут у нас? Так-так. Какой-то корешок, что-ли?! А если немного потянуть.
Крепко схватив пса за шею и прижав его к земле, Вилли осторожно потянул за выглядывающий из ранки конец какого-то шнурка. Собака, прекратив есть, глухо зарычала и начала со всей силы вырываться.
— О, черт! — вырвалось у него. — Не может быть!
Сантиметр за сантиметром на его палец наматывался тоненький древесный корешок. Казалось, в его руках была мягкая игрушка, тонким шнуром сшитая из нескольких кусков ткани. Корень выходил из тела с еле слышным чавкающим звуком, словно новорожденный малыш во сне продолжал причмокивать своими губами.
— Что же это такое? Боже, что я говорю? — вся веселость из него мгновенно испарилась. — Пса, что, оперировали что-ли? … А-а-а-а-а-а! Пошел прочь! Прочь!
Каким-то образом пес извернулся и вцепился в его правую руку.
— Вот тварь-то! — орал он как резанный, пытаясь одной рукой разжать его челюсть. — У-у-у! Как же больно!
Прижав уши к голове, псина с таким ожесточением грызла руку, словно пыталась откусить ее. Вставшая дыбом шерсть совершенно не скрывала, как ее по ее телу извиваясь поползли гибкие корни. Светло-золотистого цвета шнуры покрывали почти каждый ее сантиметр. Вскоре на обезумевшего от боли повара смотрела безумная харя, на которой не было ни одного живого места.
— Помогите! Помогите! — не выдержав боли, Вилли свалился с колен на бок и захрипел. — На помощь!
Вдруг откуда-то из-за его спины послышались быстрые шаги и сразу же за ними прозвучал выстрел.
— Помогите! Быстрее! — алая кровь толчками выбивалась из порванных запястий и заливала примятую травы. — Что же вы ждете? А-а-а-а-а-а!
Раздался еще один выстрел. Перед глазами повара промелькнуло какое-то темное пятно. Потом вновь выстрел, еще один!
— Прикладом ее бей! — закричал кто-то. — Он же сейчас истечет кровью! Долби, долби, я ее сапогом прижму!
Хрясть, хрясть! Ошметки плоти и волос полетели в разные стороны.
— Не туда! По морде бей! — продолжать орать первый голос. — Он же не отпустит!
— Что орешь? — возмущался второй. — Здесь же рука! Попаду!
Наконец, приклад припечатал голову, раскроив череп.
— Кровь, кровь! — суетились вокруг повара солдаты. — Где жгут? Давай ремень!
— Да, заткни ее чем-нибудь! Хлещет же! — несколько ладоней крепко обхватили разорванное запястье. — Вот так! Теперь вяжи, вяжи! Все, хорошо. Носилки! О! Парни! Это Фриц!
К полевой кухне бежал какой-то офицер, размахивая бумагой.
— Стоять! Стоять! — орал он, задыхаясь от бега. — Положить! На землю!
Ошеломленные непонятными приказами солдаты исполнительно выпрямились и неподвижно застыли, скосив глаза на посеревшего повара.
— Фу! Успел! — выдохнул высокий лейтенант, резко затормозив около носилок. — Где животное? Кто-нибудь его трогал? Что застыли? Я повторяю, животное кто-нибудь трогал руками?
Глаза у лейтенанта подозрительно блестели, а пальцы пытались вытащить пистолет.
— Где оно? А вот! Ханс?! Где ты там плетешься, бордельная отрыжка! — закричал он, обернувшись в сторону штаба. — Еще один случай!.. А вы. Кто трогал это?!
Только тут солдаты обратили внимание, что руки лейтенанта были в перчатках. Казалось бы, что тут необычного?! Удивительное было то, что перчатки были резиновые!
— Никто что-ли? — глаза настороженно зыркали по побледневшим лицам солдат, до которых с ужасом стало доходить, что происходит что-то страшное. — А это что такое? — черный палец ткнулся в приклад, покрытый розово-белой массой. — Кто бил? Ты?!
— Я, господин лейтенант! — наконец, вышел вперед хозяин карабина. — мы когда услышали… Побежали, а потом…
— Отставить! — рявкнул лейтенант, достав в конце концов оружие. — Карабин на землю! Отойти в сторону! Ханс, задери тебя, к остальным его! Спокойно солдат! Согласно приказу, все, имевшие контакт с зараженными животными временно освобождаются от несения службы и изолируются от остальных военнослужащих.
— Да, я же бил по спине, — потеряно шептал солдат, пока его, подталкивая в спину, вели в сторону казармы. — Я Вилли то не трогал! Не трогал!
Офицер все это время молча рассматривал измолоченный труп собаки, с едва шевелившимися отростками. Остальные, включая продолжающего тихо постанывать повара, столпились вокруг него.
— Господин лейтенант, Вилли нужно к врачу, — наконец, осторожно, кося глазом на дрожащий пистолет, пробормотал один. — Повязку мы наложили, да кровь все равно идет… К врачу бы.
С таким же успехом ответа можно было бы ждать и от древнегреческой статуи, которые им с избытком встречались на Апеннинах. Остекленевшие глаза, неподвижно застывшие на трупе, совершенно ничего не выражали.
— Господин лейтенант, я говорю…, — чуть громче произнес осмелевший солдат. — Вилли бы к врачу отнести.
— Что? — очнулся офицер, поворачивая голову. — Что ты говоришь? К врачу…, — медленно повторил он, словно что-то припоминая. — Вилли к врачу. Ты что солдат? — в его глазах прибавилось осмысленности. — О чем ты говоришь? К какому еще врачу? Посмотри на него!
Палец в перчатке ткнулся в сторону раненного, вид которого был более чем странный. Вилли сотрясала мелкая дрожь, как при лихорадке. Однако ему не было холодно. Кожа мелко подергивалась вместе с мышцами.
— Ему уже не до врача! — внезапно перешел на визг офицер. — Там что-то есть! Вот-вот смотри! О боже! Ханс, огнемет! Да, жги же быстрее!
Пухлое тело на мгновение перестало извиваться. Кожа натянулась и начала покрываться крошечными разрывами, словно от бритвенных порезов.
— Огонь! Ханс!
19
Оглядывая лагерь, старшина еле уловимо улыбался в свои усы. «Вроде и ничего! — думал он, опираясь на командирский шалаш. — Устраиваемся по-немного. Думал зачем эта головная боль? А оно вона как повернулось…». Небольшая полянка, скрытая с трех сторон болотом, был покрыта ладными шалашиками. То там то здесь горели еле заметные костры, у которых шуровали довольные женщины. «Ничего, — продолжал старшина. — Обживемся чутка. Вон бойцов в строй введем и начнем… Главное не торопиться! В нашем военном деле, как все делается?». Бросив снова взгляд на стоявшую к нему спиной спиной Клавдию Степановну — дородную женщину, добровольно взявшую на себя нелегкую обязанность партизанского повара, он пробормотал:
— Осторожно! Вот как!
— Товарищ старшина, товарищ старшина! — вдруг загорланил с дальнего краю лагеря. — Где вы, товарищ старшина?
