Николай Бенгин - Командировочные расходы
– Ну, ладно, – пробормотал Биллинг, – вошли – уже хорошо.
Краем глаза он наблюдал за желтоволосым прохожим, чье поведение по-прежнему выбивалось из атмосферы великосветской аллеи. Этот джентльмен направился сначала в одну сторону, потом резко развернулся в противоположенную, потом опять развернулся. Он то ли не мог решиться, то ли, наоборот, ждал чего-то…
Дверь особняка с грохотом распахнулась. Инспектор увидел какое-то мелькание, на порог выкатился Петр, слабо дернулся, и лохматая голова безвольно свесилась со ступеньки. Биллинг уже бежал, на ходу сбрасывая предохранитель бластера. «План Б… Б… Б…» – бормотал он, прыгая через газон. Проскочив над неподвижным Петром, он ввалился в затемненный холл. В уши ударили децибелы музыки. С высокого потолка каскады воды низвергались в хрустальный бассейн. Серой твари не наблюдалось, зато в бассейне отчаянно сражался Гро, а прямо на инспектора неторопливо шла абсолютно бритая и голая девица. Над ее левым соском красовалась лаконичная татуировка в виде двух концентрических кругов, а самые интимные места были выкрашены по последней секс-моде золотой краской. Биллинг на полсекунды опешил и больше ничего не успел – прямо в голове возник и лопнул черный пузырь, беззвучный удар погасил сознание, он еще почувствовал, как дернулся в руке сработавший бластер, и стремительно рухнул в искрящую темноту.
Глава 4
В каждом сомнительном деле единственное средство не ошибиться – это предполагать самый худший конец.
(Людовик XIV[7])Аллея упорно петляла через вековой лес, летнее солнце слепило сквозь изумрудную листву. По голубому небу вполне натурально бежали легкие облака. Из-за мохнатых стволов раздавались звонкий смех и пение птиц. Штимер с досадой прислушивался к девичьим голосам. В поисках нужной каюты он уже который час бездарно блуждал по лесным склонам Второго уровня. Очередной раз плавно изогнувшись, Аллея вывела Штимера к высоким каменным воротам. Он даже не сразу сообразил, что стоит перед входом в каюту.
– Могу я видеть профессора Стайна? – спросил он, обращаясь к воротам.
Чмокнула неприметная калитка, и на пороге моментально появился тип с рыжими глазами.
– Что вам угодно?
– Мне нужно переговорить с профессором.
– Поясните, пожалуйста, – детина стоял так, что мимо него и дикая баньши ночью бы не проскочила, – какое дело у вас к профессору?
Штимер взглянул на собеседника, с виду типичный офицер безопасности, таким кол на голове теши – с места не сойдут.
– У меня к нему несколько вопросов по поводу Б-объектов.
Рыжие глаза слегка потускнели.
– Если вы Б-контролер, обращайтесь в установленном порядке в Думу, – заученно отбарабанил он, – если нет, то в региональный контролярий. Профессор Стайн весьма занят и не занимается такого рода вопросами.
– Возможно, мое сообщение заинтересует его.
– Возможно. Действуйте в установленном порядке. Если что-нибудь важное, профессор наверняка заинтересуется. До свидания.
– Ну, хорошо, передайте ему, что заходил Штимер по поводу флуктуации в четыреста двенадцатой каюте.
– Спасибо, мы в курсе.
– Думаю, не совсем.
– Хорошо, я запомнил вашу фамилию.
– О-о. Кто к нам пришел! У нас контрафактисты? – из глубины залитого солнцем двора к ним направлялась белокурая журналистка.
«Ну, конечно, – подумал Штимер, – она ведь тоже Стайн. Наверняка дочка».
При слове «контрафактисты» детина чуть встрепенулся и взглядом еще раз обыскал Штимера.
– Вы ко мне, есаул?
– Я к вашему отцу.
– Профессор Стайн мой брат, с вашего позволения. Ну, пошли. У него уже битый час джаны сидят. Пора спасать.
Она взяла Штимера за руку и под звонкий щебет птиц устремилась через огромный двор по направлению к двум каменным, замшелым и нелепым, готическим башням. Рыжеглазый молча топал следом. Обойдя разноцветный фонтан, они оказались перед увитой лозой беседкой. Внутри, в прохладной тени, вокруг низкого столика, расположились три человека. Двое – наголо бритые, в абсолютно белых комбинезонах, сидели, чопорно выпрямившись. Третий – тот самый седовласый атлет, которого Штимер видел в каюте Биллинга, непринужденно полулежал в кресле с бокалом в руке. Он кивнул пришедшим и снова повернулся к одному из джанов.
– Все, что вы говорите, дорогой Элимон, очень красиво. Как всегда. Но ваши практические действия не столь прекрасны.
– Наша практика неотделима от высоких принципов. Законы нашей Общины справедливы и одинаковы для всех, – у джана был низкий могучий бас.
– И, кажется, весьма суровы?
– Они лишь кажутся суровыми. Для нас это дорога радости.
Джан мельком глянул на новых слушателей.
– Смотрите! – загудел он, как взлетающий бронеглайдер. – Вот вошли три человека. Они такие разные, такие индивидуальные, такие свободные. Да? Но вы думаете – они счастливы? Отнюдь! Их мучают проблемы и постоянные сомнения, а человек, который сомневается, тревожен. Он не может быть счастлив.
– Понятно. А вы, стало быть, никогда не сомневаетесь?
– Иногда сомневаюсь, но, в отличие от них, это не постоянное мое занятие, а лишь эпизоды.
– А идеальный член вашей общины никогда не сомневается?
– Да.
– Вот это и страшно.
– Но почему? Может быть, потому, что страх – порождение все той же энтропии?
Ольга и Штимер уселись в глубине беседки, рыжеглазый пристроился позади Стайна.
– Брат терпеть их не может, – зашептала Ольга, почти касаясь губами уха порозовевшего Штимера, – вам не повезло. Весь яд, который он сейчас накопит, достанется, догадайтесь, кому.
– А может, я сам – порождение этой пресловутой энтропии? – усмехнулся Стайн.
– Чепуха. Мы все рождены гармонией. И вы тоже. Все. Она создала нас, а мы должны создавать ее. Разум с момента своего рождения начинает созидать, устанавливать порядок. Мы бы и сейчас жили в прекрасном мире, но энтропия разрушает и нарушает все.
– Ваша схватка со Вторым законом термодинамики просто великолепна! Где нет порядка, там – энтропия. В прическах не может быть абсолютного порядка, и, значит, что? Вы тотально бреетесь.
– Да нет же! Порядок для нас вовсе не цель, а всего лишь средство. Только установлением порядка, даже самого правильного, гармонии не достичь.
– Да уж! Не только. Я наслышан о ваших подвигах. Об этой вашей «Высокой евгенике», «Лагерях совершенства», о «Программе для каждого» и прочих штучках.
– Это работает.
– Работает на кого? У вас многовато тайн для мирной общины.
– У нас нет тайн.
– Но вы не пускаете к себе наблюдателей.
– В этом нет необходимости.
– А члены Общины не путешествуют… за исключением руководства.
– Для нас это тяжелая обязанность, другие свободны от нее. Путешествуя, легко теряешь гармонию. Ваше так называемое искусство – сколько в нем энтропии!.. Ваш всесильный Культурный Надзор – разве он защищает гармонию? Нет, он лишь на страже сверхприбылей большого арт-бизнеса… Ваша энтропийная культура давит и калечит людей. Надо много мужества, чтобы устоять. Она – везде, и обволакивает как ядовитый туман. Она порождает разногласия, вдохновляет безумцев и обессиливает мудрых. Вы ведь знаете: одолевает энтропия – начинаются войны, разрушения…
– Да, я слышал эту теорию, но она не объясняет, почему люди, попав к вам, никогда не возвращаются.
– Просто никто не хочет. Мы не печалимся о прошлой жизни.
– Никто и никогда?
– У иных бывают минуты слабости, но мы преодолеваем их сообща, и это проходит.
– Проходит?! – вскочила Ольга. – А я слышала, вы уничтожаете тех, кто хочет вернуться и рассказать правду.
– Это клевета, – джан неторопливо поднялся. Его белая фигура четко проступала в сумраке беседки, а загорелое, темно-коричневое лицо стало почти невидимым. – Нам нечего скрывать. Тайны нужны там, где есть жульничество. Государственные тайны скрывают, как правило, государственное воровство. У нас нет государства. Порядок не нуждается в тайнах.
Второй джан тоже поднялся, и теперь они стояли совершенно неподвижно и величественно, как статуи.
– А еще известно, что вам вечно не хватает денег, и, чтоб их достать, вы пускаетесь во все тяжкие.
– Опять клевета. «Порядок и Справедливость» – для нас не просто слова. Да, богатства ваших толстосумов куда больше, чем все, что есть у Общины, но «непорядочный джан» – это так же бессмысленно, как «хаотическая справедливость».
Профессор Стайн, не торопясь, наполнил бокал.
– Вы в курсе, что Лимитный Комитет рассматривает вопрос об установке в вашей зоне станций наблюдения? В последнее время Община приобрела ряд подконтрольных материалов.
– Обязанность Лимитного Комитета следить, чтобы военные где-нибудь не накопили чересчур мощное оружие. Всем известно, что мы – мирные люди. У нас вообще нет военных и уж тем более того оружия, что должно интересовать Комитет. Материалы – просто предлог.
