Евгений Гаркушев - Бунт при Бетельгейзе
— Нет. Но, если учесть, что мне приведется провести в той колонии сто тридцать два года, полагаю, она станет моим домом. До сих пор я не задерживался на одном месте так долго.
— Ты серьезно собираешься дожить до конца срока? — спросил толстяк-конвоир. — Протянуть на астероидах сто тридцать два года?
— Почему нет? Если уж меня не смогли достать здесь люди Швеллера и Иванова… Полагаю, и там им это будет затруднительно сделать. Да и зачем? Денег я уже точно им не отдам. Как, кстати, на Бетельгейзе можно что-то заработать? Я слышал, в колониях работают. А кто работает, тот получает зарплату. Так ведь?
— Если будешь вкалывать весь день, копеек тридцать тебе заплатят, — хмыкнул толстяк. — Потому что варежки, которые вяжут коски в этой колонии, покупают крайне неохотно. Разве что всякие государственные ведомства, вроде полицейского департамента, за бесценок. Вот и приходится вашему брату париться практически даром. Были у меня варежки с Бетельгейзе прошлой зимой… Чуть руки не отморозил! И это на орбитальной станции, где температура не опускается ниже пятнадцати градусов! А еще, там вроде добывают золото. Но платят за это такие же гроши. Так что, по мне лучше уж варежки вязать.
Цитрус устроился на жесткой лавке позади относительно комфортабельных кресел, которые заняли охранники. Грузовик стартовал без рывков — экономичный ионный двигатель разгонял корабль очень плавно.
— Часто заключенных переводят из одной колонии в другую? — поинтересовался Эдик спустя минуту. Долго молчать он никак не мог.
— Редко, — покачал головой худой, — лишние расходы. Зачем возить вашего брата туда-сюда? Вкалывайте на одном месте. А ты что, хотел посмотреть мир за казенный счет?
— Да нет, я уже напутешествовался по собственной инициативе. А вот вы мне скажите — новичков там избивают или встречают по-доброму? Есть там всякие «прописки» или коск коску — друг, товарищ и брат?
— Заткнись, — попросил худой конвоир. — Откуда нам знать? По мне, если бы все вы поубивали друг друга, честным людям легче бы жилось. Но мы бы тогда остались без работы… А это ведь тоже не сахар.
— Да, не сахар, — кивнул Эдик. Конвоир между тем отстегнул от пояса дубинку. — И даже не мед! Всё, я уже умолкаю! Не бейте меня, я инвалид!
Через пару часов ржавый грузовик пристыковался к черному, помятому метеоритными ударами модулю, служившему распределителем для косков. Перевалочной станцией. Эдика вытолкнули в коридор.
— Будем прощаться… — успел крикнуть он, но грубияны прощаться не пожелали, развернулись и потопали прочь.
Новые конвоиры грубо схватили его и потащили в камеру.
— Надеюсь, мне дадут лучшие апартаменты? — попытался выяснить Цитрус. Но его не удостоили ответом. Эти охранники оказались еще неразговорчивее прежних. Невыразительными лицами они смахивали на синтетических кукол. Да и в коридорах им встречались всё больше разные унылые личности. Только один усатый охранник выглядел более-менее живым. Но его физиономия не понравилась Эдварду еще больше.
Стальная дверь захлопнулась, и Цитрус оказался в крохотной, два на два метра, комнатушке с двухъярусными нарами. Сверху лежала огромная куча тряпья, нижняя лежанка оставалась свободной.
«Надо же, привели в складской номер, — поразился Эдвард. — Неужели станция под завязку набита косками, и меня нужно было обязательно сунуть в каптерку? Не везет, как всегда. И не поговоришь ни с кем. А неплохо было бы узнать, что за дела творятся в колонии на Бетельгейзе, да и вообще, расспросить о тамошних нравах. Ладно, надо поспать. Судья совсем меня утомил…»
Цитрус ловко подхватил крючком протеза одеяло из кучи тряпья на верхней лежанке нар, намереваясь здоровой рукой расправить его внизу. Послышался обиженный рык:
— Беспредельничать не надо! Оставь одеяло!
Эдик замер. Сверху на него смотрели огромные синие глаза с длинными пушистыми ресницами. Пожалуй, это была единственная нежная и трогательная деталь во внешности незнакомца, который, как оказалось, спал под одеялом наверху. Черты лица у него были грубые, а сам незнакомец был просто огромен: не меньше двух метров ростом, с мощными мускулами, волосатыми конечностями…
— А? — только и сказал Цитрус. Одеяло он из рук не выпустил.
— Дылда, — грозно проговорил незнакомец, сделав ударение на последнем слоге. Звучало это грозно.
— Не надо дылду, — пробормотал Эдик, со страху решив, что это какая-то страшная пытка. — Я верну одеяло!
— Как — не надо? Нас уже посадили вместе. Так что придется терпеть.
— И спасения нет? — загрустил Цитрус, представляя, как великан сейчас достанет из-под матраса заточку или эту самую дылду и начнет строгать его в мелкий винегрет. Не иначе, этот тип из ивановских косков. По габаритам им подходит. И такой же беспредельщик. Наверное, получил задание от своего босса, который до сих пор лежит в больнице после взрыва димлетидовой бомбы.
Эдику представился забинтованный с головы до ног Иванов. Как он приподнимает белую голову, тянет к здоровяку негнущуюся руку и шепчет сипло, заикаясь: «Достань его. Ты меня слышишь?! Непременно достань! Или я тебе кишки выну».
— Отсидим, выйдем, — вздохнул великан. — Я уже три раза выходил. Да. Так вот мне везло.
— О, так ты коск со стажем? — осторожно поинтересовался Эдвард.
— Не знаю. Наверное: А что такое этот самый стаж? — подозрительно поинтересовался коск. — Я так полагаю, ты не хотел меня обидеть? Стаж — это то, о чем я думаю? Тогда да, стаж у меня ого-го какой…
— Верю. Верю, — согласился Цитрус.
— То-то, — довольно кивнул великан. — А, может, мне его показать?
— Что?
— Стаж. Чтобы не сомневался.
— Лучше не надо, — сказал Цитрус. По выражению лица нового знакомого он понял, что рубить его на винегрет прямо сейчас никто не собирается. Наверное этот закоренелый коск просто пошутил.
— Давай знакомиться! — предложил Цитрус.
— Дылда, — снова повторил великан. Эдвард занервничал.
— Нет, ну что ты! Не хочешь, не надо… Зачем сразу угрожать? Япрекрасно понимаю с первого раза. Подозреваю, что мое имя тебе неинтересно. Но всё же скажу: я Цитрус. Эдвард Цитрус. Мой дедушка владел бубличной фабрикой на Амальгаме-12 и был очень уважаемым человеком. Ты любишь бублики?
— Я винегрет люблю!
Эдварда стала трясти мелкая дрожь.
— Но только из меня не надо делать винегрет! Хорошо?!
— Хорошо, — кивнул великан. — Как же из тебя винегрет сделаешь? Его ж из овощей делают!
— А что ты заладил: дылда, дылда. Это что такое?
— Как что?! Я это.
— Так это погоняло у тебя такое? — выдохнул Цитрус. — Уф, ну и напугал ты меня, дружище! Сначала я решил, что тебя тут вообще нет! А потом заладил: дылда, дылда… Я думал, ты намекаешь на что-то. Так как насчет бубликов?
— Я их никогда не пробовал.
— Если мы посидим с тобой подольше, непременно попробуем! Дедушка мне пришлет! Точнее, не дедушка, конечно, а его управляющий, Бульбенбарбехер. Трудная фамилия, правда?
Дылда разглядывал нового соседа во все глаза.
— Что-то не так? — осведомился Эдвард.
— Да… Ты выглядишь странно. Не могу понять, почему, — ответил Дылда.
— Может, меня постригли слишком коротко? — забеспокоился Эдик, щупая лысую голову.
— Нет, к бритым я привык…
— Что же тогда тебя смущает?
Дылда задумался, оглядел Цитруса еще раз и, наконец, изрек:
— Понял! У тебя руки нет.
— Да? — удивленным тоном осведомился Цитрус. — Надо же, а я как-то и не замечал. Точно?
— Точно! А ты что, не знал?
Эдик взглянул на Дылду внимательнее. Понял, что тот не шутит. Пришел к выводу, что парень страдает легкой формой дебилизма и что его можно будет, пожалуй, использовать в своих целях.
— Наверное, легавые оторвали, когда тащили в камеру, — вздохнул Эдик. — Мелочи, не обращай внимания! По сравнению со всем, что со мной случилось, это сущая ерунда!
— Да? А что с тобой случилось?
— Длинная история, — начал Эдик, садясь на своего любимого конька, — всё началось с того, что мой дедушка, а мой дедушка — богатейший бубличный магнат в Галактике — приказал долго жить. То есть скопытился мой дедуля. А я, его любимый внук, сразу же почувствовал себя сиротой. Ты, наверное, знаешь, как это бывает?
Дылда с самым скорбным видом закивал.
— Немного скрасило мое горе оставленное дедулей наследство, — продолжил Цитрус, — без малого сорок миллионов рублей, бубличная фабрика и пара-тройка обширнейших складов, набитых бубликами, имение, конечно, кое-какая домашняя утварь, но это уже несущественно. Я как раз собирался вступить в права на наследство, когда злые люди прознали о том, что вот есть, дескать, такой светлый юноша, у которого не так давно страшное семейное несчастье случилось. И задумали они у этого юноши, у меня то есть, отнять это самое несчастье… то есть, тьфу ты, счастье… то есть денежки мои решили прикарманить. Понял?
— Ну, дела! — выдавил Дылда, он даже рот открыл, так его заинтересовала история.
