Николай Желунов - Закон о тюрьмах
Вик бросил последнюю картофелину в закипающую на костре воду и повернулся.
— Ну стреляй, — смеясь, сказал он, — стреляй же.
— Я выстрелю, — Гай нацелил ствол винтовки ему в грудь.
— А ты не болтай, стреляй. Давай, брат.
— Не называй меня больше так!
— Хорошо. Стреляй, враг мой! — Вик встал.
Гай вскрикнул и нажал на курок.
Ничего не произошло. Вик смеялся.
— Слава тебе, Господи! — воскликнул он, подняв руки к небу.
Гай еще раз нажал на курок, и еще, и еще. Винтовка молчала.
— Господи, видишь ты этого маловерного? — хрипло хохотал Вик, демонстрируя черно-желтые остатки зубов, — да ведь он настоящий клоун. Клоун, черт его побери!
— Ты ненормальный! Боже мой, да он же ненормальный!
— Что, дурачок, наигрался с ружьем? Иди сюда, я надеру тебе уши и прощу, как всегда. Иди же!
Гай бросил винтовку и вытащил из-за пояса «Магнум» триста пятьдесят седьмого калибра. Вик захлебнулся и отступил на шаг. Ногой он задел котелок и тот перевернулся. Вода зашипела на угольях.
— Что, чудовище, — сквозь слезы сказал Гай, — настоящее оружие не нравится?
Он нажал на курок, оглушительно прогремел выстрел. Пуля выбила фонтан песка у ног Вика, и тот подпрыгнул.
— Брось немедленно! — крикнул он.
— Нет, какой же ты ненормальный? — глухо рассмеялся Гай, хлюпнув носом, — все ты понимаешь. Вот, увидел настоящее оружие — и обоссался. Где же твоя непоколебимая вера, Вик? Почему она не защищает тебя?
— Бамбула! Бамбула! Бамбула!
Демон сдвинулся с места, но как-то медленно, словно во сне.
— Убей его! — орал Вик.
Гай успел четырежды выстрелить в шагающего на него демона. Пули со свистом и щелканьем отлетали от тела Бамбулы и зарывались в песок. Стальные руки демона скрутили Гая и подняли над головой — высоко-высоко, в самое небо. Гаю показалось — багровые тучи резко приблизились, придавили холмы грязными животами. В глазах потемнело. Уже ничего не видя, он направил «Магнум» в ту сторону, откуда доносился хриплый голос бывшего священника и выпустил последнюю пулю.
И все кончилось.
Гай пришел в себя на закате. Его почти раздавленная демоном грудь вздымалась с трудом, и он долго кашлял в какой-то пыльной яме, пока не выбрался наверх и не заставил себя дышать ровно.
Рядом, схватившись окровавленными ладонями за солнечное сплетение, хрипел Вик. Глаза его были закрыты. Гай огляделся в поисках демона и увидел его чуть в отдалении: стальной гигант неподвижно лежал на боку — он свернулся в комок в страшно неудобной на вид позе и казался потускневшим, словно бы размазанным в зыбком вечернем воздухе. Тут же на склоне холма замерла Мясорубка — её чудовищная центрифуга то появлялась, то исчезала на фоне бурого неба, подмигивая, как изображение на испорченном экране.
Шатаясь, Гай побрел прочь.
В одиночестве и ледяной пустоте ночи он выдержал недолго.
Два часа спустя он ползком, наощупь, вернулся в лагерь по своим следам. Перед глазами его стояли ямы, полные дергающихся трупов. Волосы на голове встали дыбом. Морщась от боли в ребрах, Гай раздул угли, сложил новый костер и до самого утра просидел у края тьмы, слушая сдавленный, безостановочный кашель своего бывшего учителя. Когда взошло солнце, он дал ему воды и перевязал рану в груди. Вик, измученный и бледный, как сыр, едва узнал Гая. Он долго силился сказать что-то, но смог выдавить одно-единственное слово: «сигарета».
— Нельзя тебе, — с отвращением сказал Гай, — сразу подохнешь от дыма.
С таким же отвращением он начистил картошки, сварил её, намял в котелке пюре и долго кормил обессилевшего Вика из ложки. С отвращением стянул с раненого штаны, подставил подобранный на свалке таз, и, когда Вик справил нужду, с отвращением вытер ему зад.
Мясорубка и демон исчезли бесследно. Парализаторы, рюкзаки с вином и лепешками — тоже, словно растаяли в воздухе. Весь день Гай думал о том, что делать дальше, и не находил ответа. Он только жалел, что в «Магнуме» не осталось для него еще одного патрона.
— Гай, — шепотом позвал Вик, когда вновь сгустились сумерки, — Гай… Гай… Гай…
— Что тебе? — вынырнув из забытья, устало спросил Гай.
— Гай… подойди…
— Что такое? Опять в туалет?
Синее от боли и натуги лицо Вика покрывали бисерины пота. Он протянул дрожащую руку к молодому человеку, с губ срывались надсадные хрипы. «Он же сейчас умрет», со страхом подумал Гай, но послушно наклонился к раненому.
В то же мгновение лицо Вика исказилось злобной гримасой, рука с чудовищной силою сдавила горло бывшего друга. Гай рванулся — тщетно. Собрав последние силы, Вик сжимал пальцы. Мир завертелся перед глазами Гая. Ну и славно, сказал тихий голос в глубине, мертвый, равнодушный голос, — пусть он убьет тебя, и возьмет этот грех на себя. Шею пронзила боль — ногти пронзили кожу. Гай попытался крикнуть, но воздух, закупоренный в легких, не находил выхода. Вечер стремительно обращался в ночь.
Инстинкт самосохранения все же оказался сильнее мертвого голоса, звучавшего, казалось, так разумно. Кулак Гая с силой опустился на грудь Вика — туда, где находилась рана. Вик вскрикнул, хватка его на миг ослабла. Гай покатился по склону, жадно вдыхая холодный воздух. Легкие залила ледяная колючая боль.
Вик тихо смеялся.
— Ты… все равно… проиграешь… Гай… все равно… у тебя… нет… веры.
Смех оборвался сдавленным кашлем, и вдруг бывший священник тяжело перевалился на бок. Гай, думая, что Вику приходит конец, со страхом смотрел, как того тошнило кровью. В крови что-то блеснуло. Пуля, догадался Гай. Вика рвало. Уже два, три, четыре десятка пуль катились в ручье кровавой слизи по склону холма.
— Что еще за дрянь? — прохрипел Гай.
Вик жадно, со свистом втягивал воздух, и снова корчился в приступе рвоты. В его глазах застыл дикий ужас.
Гай протер глаза — он отказывался им верить. Изо рта Вика, серебристо сверкая в потоке крови, выкатились карманные часы на цепочке. Шмякнулась в лужу покрытая розовой слизью расческа — Гай мог поклясться, что видит прилипшие к зубьям черные волоски. И, самое страшное — женский палец с золотым обручальным кольцом. Ноготь его был покрыт облупившимся лаком цвета морской волны.
Новый звук пришел откуда-то из-за холмов. Гудение мотора. Вик встретил его равнодушно, Гай же вскочил на ноги, и чуть было не бросился навстречу — он уже не надеялся снова увидеть живого человека — но какой-то инстинктивный страх заставил его остановиться и ждать на месте.
Их было четверо. Они появились из-за дальнего холма, над другим концом города, и будь хоть немного темнее, Гай еще мог бы сбежать. Но вечер не успел сгуститься до непроглядной синевы и Гая заметили сразу.
Они двигались цепочкой, с винтовками наперевес, как солдаты, идущие в штыковую: высокий худой мужчина с длинными волосами, в шинели старинного образца и круглых очках; полная немолодая женщина в серебристом, с радужными разводами плаще; кряжистый старик в кожанке и рыжеволосая девушка в черной кожаной куртке, черных обтягивающих лосинах и черных же сапогах с опушкой. Чуть позади них катилась на платформе Мясорубка. Она была заметно больше размером, чем Мясорубка Вика. Это ее мотор издавал гудение и жужжание, которые услышал Гай.
С одного взгляда на эту компанию он осознал, что ему грозит, и пулей бросился прочь, стараясь укрыться за повозками.
— Я вижу его! Вот он, вот он! — с дикой радостью закричал мужчина в шинели.
— Стреляй!
— Там еще один, у костра!
— Стреляйте же, уходит!
— Ахерон! Ахерон! — перекрыл все трубный глас женщины в серебристом плаще.
Гая словно током прошибло. Он прекрасно понял, к кому обращен этот призыв, и догадывался, что за этим последует. Нет, Господи, нет!
Мощные ритмичные удары тяжелых ног за спиной подтвердили его опасения. Демон приближался. Его круглые глаза багрово полыхали в сумерках.
— Я сдаюсь! — крикнул Гай, — Не трогай меня! Я пойду сам.
Стальная туша — раза в два выше Гая, надвинулась на бывшего художника и огромная лапа подкинула его в воздух, как котенка.
— Я такой же, как и твои хозяева, — сказал он демону, — не делай мне ничего, слышишь?
Ахерон, конечно же, ничего не ответил. В лагере он швырнул Гая под ноги обладательнице красивого плаща.
— Отбегался, красавчик, — констатировала та, играя одним из десятка золотых амулетиков, висящих на шее. Она явно была здесь главной.
— Вот тебе, сука, за то, что пытался удрать! — лохматый очкарик в шинели с чувством ударил Гая прикладом в лицо, и тот рухнул на землю.
— За что? Погодите! — Прохрипел он, уворачиваясь от ударов. — Мы — такие же, как вы! Мы — Мстители Господа!
— Думаешь, мы тебе поверим, сволочь? — мужчина в шинели с ненавистью плюнул в Гая.
— Не дергайся так, Марко, — спокойно сказала рыжеволосая девица, закуривая, — до чего ты нервный придурок.
