Ф. Ришар-Бессьер - Легион Альфа
— Происходит что-то явно необычное, — вдруг вмешался Ковач. — И я не понимаю, что случилось. Не знаю, обратили ли вы внимание на то, что хорелии атаковали, совершенно не заботясь о том времени, на которое они вырываются из земли.
— Вы говорили, что в этом случае срок их жизнедеятельности не превышает пяти минут.
— Вот именно… А большинство из тех, что захватили площадь, вырвались намного вперед и тут же завяли. Они даже не пытались хоть как-то обеспечить свое возвращение в парк.
— Неужто вы хотите сказать, что они сознательно пожертвовали собой?
— Верно, то были растения-камикадзе в какой-то мере. Впрочем, посмотрите и убедитесь сами.
В это мгновение примерно двадцать растений-самоубийц выскочили на площадь. Отчетливо слышался сухой треск их листьев вперемешку со свистом гневно стегавших воздух буравчиков-щупалец.
То был кошмар наяву, в который верилось с великим трудом.
— Маршал, цельтесь в левое крыло, Диас — в правое, беру центр на себя. Готовы? Огонь!
Прокатилась череда залпов, но хорелии совершенно неожиданно рассредоточились. Напрашивался вывод, что они предугадали тактические расчеты легионеров.
Земляне поняли, что спасти их теперь могло только чудо.
— Стреляйте… каждый вырывается в одиночку, — успел прокричать Перкинс, скорчившись за громадным бетонным блоком.
Он передал оружие также и Ковачу, который меткими струями скосил две хорелии.
Вокруг землян взвился целый фонтан пуль-семян, разметавших в стороны камни и гальку.
В ответ последовал адский залп огня, изрыгаемого термическим оружием. Нападавшие вспыхивали, как порох, и тут же оседали на землю. Их пылавшие останки падали рядом с киборгами.
Оружие землян стало опасно раскаляться, поскольку не было рассчитано на столь необычно продолжительное использование. Металлические рукоятки термопистолетов нагрелись и обжигали кожу.
Как долго могла ещё сопротивляться этому натиску горстка отчаянных храбрецов?
И все же наступил момент, когда, как показалось, последние из растений-самоубийц поникли под шквальным огнем землян. Во всяком случае, у них создалось такое впечатление, поскольку в терпком и густом дыму, прикрывавшем их отступление, они уже не различали хорелий.
Перкинс намеревался было собрать всех членов своей команды, как вдруг услышал пронзительный крик.
Каким-то образом громадный каменный блок нежданно-негаданно скатился в углубление, где укрылся Диас.
Маршал и Ковач сломя голову бросились ему на помощь. Но Перкинс сумел в какое-то мгновение уловить силуэт выросшего над холмом растения-камиказде и понял, что это была продуманная атака на его товарища. Он отпрыгнул в сторону и, не целясь, выпустил очередь в растение-убийцу.
Но оружие не сработало.
Он едва успел вытащить закрепленный на поясе нож, как его спиралью окрутило выпущенное монстром щупальце. Перкинс отчетливо видел, как жало-пестик жадно потянулось к нему, и в невероятном усилии, преодолев инстинктивное отвращение, он всадил в шершавый отросток свой боевой кинжал по самую рукоятку.
Инерция удара увлекла его, и вместе с агрессором-растением он покатился по земле в смертельной схватке. Ковач и Маршал с ужасом наблюдали за поединком, но оказались не в силах как-то вмешаться.
Перкинс в этом рукопашном бою проявил удивительное хладнокровие. Его острый нож непрерывно хлестал агрессора на уровне венчика, нанося глубокие раны, из которых на его руки и лицо лился зеленоватый желатинообразный сок.
Наконец хватка буравчика-щупальца ослабла, а пестик поник. Перкинс освободился от сковывавших его железных объятий.
Растение-камикадзе сникло. Жизнь покинула его.
Перкинс бросился к геологу и понял, что правая рука несчастного Диаса была полностью раздроблена свалившимся на него камнем.
Дышал он трудно, со всхлипами. Должно быть, боль была невыносимой. Всей оставшейся группой они попытались вызволить Диаса из-под камня, но безуспешно. О том, чтобы приподнять этот громадный блок, не могло быть и речи.
И все же что-то надо было предпринять.
Переведя дыхание, Перкинс взглянул в сторону парка. Пока вроде бы ничего угрожающего он не заметил. Дым от только что закончившейся баталии рассеялся, и, если бы готовилось новое нападение, они, несомненно, обнаружили бы его признаки.
Однако все казалось спокойным. На границах парка не было заметно ничего угрожающего. Хорелии куда-то подевались.
Перкинс опустился на колени перед Диасом.
— Он не выживет, — чуть слышно прошептал Маршал.
Перкинс выпрямился и после секундной нерешительности произнес:
— Единственный шанс его спасти — ампутировать руку на месте. Но у нас нет хирургических инструментов. Вызвать сюда Смита и Круппа — ничего не даст. Они не знают города, и к тому же до нас — час хода от аэроджета.
Он повернулся к старику-ученому:
— Ковач, есть ли где-нибудь поблизости фармацевтическая база или уж не знаю что в этом роде… главное, можно ли там достать медикаменты и обеспечить перевязку?
Тот, прищурив маленькие глазки, какое-то время казался погруженным в свои мысли, но затем очнулся и кивнул головой.
— По-моему, это вполне реально. Совсем неподалеку отсюда находится то, что нам нужно.
— Тогда поспешите. Это вопрос буквально нескольких минут. Попытайтесь разыскать материалы для перевязки, что-нибудь из анестезирующих средств и, естественно, антисептическое средство. Остальное я беру на себя.
Ковач, не теряя времени, тут же удалился, пообещав, что вернется так быстро, как только сможет.
Он действительно вернулся очень быстро и принес наспех собранный набор медицинских средств.
— Мне удалось найти все, о чем вы просили, кроме анестезирующих средств. Вообще-то нам повезло: в том помещении продолжал работать холодильник.
Вскрыв герметически закрытую металлическую коробку, Перкинс извлек антисептический материал, затем, взяв нож у Маршала, протянул все это Ковачу.
— Быстро продезинфицируйте лезвие.
Командир опустился на колени перед Диасом и начал постепенно отсоединять температурный регулятор и химический конвертор, замкнутый на систему кровообращения. Постепенно температура упала до двадцати пяти градусов.
Затем он отрегулировал стимулятор сердца и застыл в готовности к дальнейшим действиям. Это искусственное замораживание организма должно было временно приостановить кровотечение, хотя на всякий случай он сделал с помощью пояса также и жгут на бицепсе.
Поднявшись, он приподнял бесчувственное тело Диаса, подложив под обнаженную руку острие камня так, чтобы она оказалась на весу.
Маршал прочно удерживал Диаса за плечи. Перкинс, размахнувшись ногой, ударил что было сил. Грубая подошва его ботинка точно пришлась на плечевую кость, которая с сухим треском обломилась в области локтя.
Перкинс, взяв продезинфицированный Ковачем нож, начал отрезать мягкие ткани на уровне разлома.
Глава 11
Последующие три дня Перкинс целиком посвятил несчастному Диасу. Он закончил операцию подобающим образом, воспользовавшись хирургическим материалом, которым был оснащен аэроджет.
Но состояние геолога оставалось крайне тяжелым и почти не оставляло надежд на благополучный исход.
Этот ужасный день посеял панические настроения среди киборгов. Ведь немногим раньше они уже потеряли одного своего товарища — Враскова.
Крупп и Смит продолжали починку корабля, используя для этого буквально все, что подворачивалось под руку. Но и в этом деле шансы на успех были невелики.
Ковач вел свою обычную жизнь. Казалось, он безропотно подчинился судьбе. Время от времени он оказывал посильную помощь киборгам, но делал это как-то механически, без всякого энтузиазма.
Одним словом, в группе царило уныние. В душе каждый из них смутно чувствовал, что час от часу опасность возрастает, и тревожно раздумывал, какие пакости готовили им на ближайшие часы треклятые растения.
А снаружи все дышало спокойствием. Снова засияло в безоблачном небе солнышко.
Но не было ли это затишьем перед бурей?
Перкинс был до предела взвинчен преследовавшими их неудачами.
Ему частенько приходила в голову мысль, что они совершенно беспомощны в сложившейся ситуации, тем более что хорелии демонстрировали великолепную организацию своих действий. Воистину они стали настоящими хозяевами этого заброшенного мира.
И стоило ему взглянуть на хорелии, что развел на своем ухоженном участке Ковач, как его захлестывала слепая ярость.
Как-то раз, застав старого ученого в саду, он не удержался и выпалил:
— Не понимаю, как вы можете день и ночь выносить их присутствие совсем рядом. Лично я воспринимаю это болезненно.
