Александр Прозоров - Битва веков
— Благодарствую, Зинаида Федоровна, — и крепко поцеловал боярыню в губы.
Этот жест отвлек внимание Зверева от главного. По русскому обычаю жену хозяина гостям целовать разрешалось, это его не смутило. Смутило то, что хозяин на пирах всегда хвастался супругой уже после изрядного подпития, а никак не сразу у порога.
— Испей с дороги, Андрей Васильевич, — улыбнулась ему женщина.
Андрей благодарно кивнул, прильнул губами к прозрачной, холодной как лед, сладковатой ключевой воде и далеко не сразу сообразил, что уже не первый раз попался на популярный среди близких друзей розыгрыш: вместо воды ему налили чистой до полной неощутимости, но довольно крепкой березовой водки — домашнего «хлебного вина».
Деваться было некуда — ковш он осушил, крякнул от нежданного угощения не хуже своего спутника, и за отсутствием иной закуски привлек к себе хозяйку и тоже крепко ее поцеловал.
— А теперь в дом прошу, стол уж накрыт давно в вашем ожидании! Жаль, сыновья ныне в разъезде, однако же к вечеру все вместе сберемся. Ох, славный сегодня день выдался! Тепло и солнечно, и люди лучшие на пороге. Гость в дом, радость в дом! Заходите!
Андрей пошел — хотя уже понял, что никакого пира для него сегодня не случится. Ибо от выпитого на голодный желудок ковша водки в голове уже началось медленное размягчение мыслей…
Нет, конечно, он вместе со всеми угощался жареными лебедями и рябчиками, копченой белорыбицей и похлебкой из щечек судака, запивал это хмельным медом и освежающим светлым пивом. Но все это время он с огромным трудом удерживался от того, чтобы провалиться в сон, а потому особого участия в беседах и здравицах принять не мог. Хмель слегка выветрился лишь ближе к вечеру, когда остальные бояре захмелели достаточно, чтобы не замечать его отлынивания от поднятия очередных кубков, а обильная закуска вытянула из жил хотя бы часть самого первого, сокрушающего угощения.
Правда, он так и не заметил, когда в трапезной появились Федор и Петр Басмановы, усевшиеся рядом с ним и затеявшие долгие вопросы о его силе, верности православию и умению заглядывать в будущее.
— И в мое можешь заглянуть, княже? — особо настырным оказался Федор. — И точно о грядущем рассказать?
— А чего там сложного-то? — устало отмахивался Зверев, куда больше мечтавший о постели, нежели о славе могучего чародея. — Любой дурак может. Токмо свечу из плоти надобно да зеркало хорошее.
— Венецианское для такого дела подойдет? — переглянулись братья.
— На худой случай и итальянское сгодится, — зевнул Зверев.
— У нас такое есть, княже. Отец через купцов фряжских заказал о прошлом годе. Аккурат две недели как привезли.
— Дорогая игрушка, — кивнул Андрей. — Богато живете.
— Так будущее мое можешь предсказать, княже? — опять завел ту же песню Федор.
— Две свечи нужны с твоей плотью. Тогда могу.
— С какого места отрезать надобно? — хмыкнули братья.
— Какие вы все бестолковые! — вздохнул Зверев. — Вообще ничего делать не нужно. Пот твой с тела воском скатать, и вполне для гадания хватит. Воск пчелиный в доме у вас есть?
— Есть, — встрепенулись Басмановы. — Как же не быть!
— Принесите, и будет вам мое суперточное предсказание… Нет, стойте. Здесь на пиру этим не займешься. Светелку какую-нибудь найдите. С топчаном. А еще… — Он начал загибать пальцы: — Нитку для фитиля, трубку для отливки, ковш небольшой воск расплавить. Ну и какой-нибудь тазик с водой. Сможете?
— Конечно, — опять переглянулись братья. — Светлица темирюковская пустая ныне стоит. Там можно все и сотворить.
Что означало «темирюковская», Зверев не понял, да не особенно и стремился узнать. Главное, что в этой небольшой комнатенке примерно семь на семь шагов имелись стол, затянутое обычным холстом окно и широкая постель с травяным топчаном. На нее Андрей и свалился в первую очередь, заснув еще до того, как голова коснулась подушки.
Когда его разбудили братья, за окном было уже темно, сквозь плотную ткань сочился приятный ночной холодок.
Вот кадка с водой, вот миска оловянная, вот форма, в которую ключница свечи льет, вот воск свежий, нетронутый еще, — отчитался Федор. — Теперь гадать сможешь?
— Раздевайся, — зевнув, поднялся с постели Зверев. — Руки подними…
Взяв со стола комок воска, он слегка размял податливый материал руками, потом смял в колбаску и принялся катать по телу младшего Басманова, собирая пот и жир от сальных желез. Паренек попискивал — видно, часть волосинок липла и выдергивалась, — но терпел. Андрей помял воск, покатал его по телу еще раз, снова смял, покатал, кивнул:
— Пожалуй, хватит. Теперь, чтобы равномерно все разошлось, воск растопить надо… — Он кинул колбаску в ковш, поднес его к огню масляой лампы. — Фитиль приготовили?
— В форму вставлен. — Петр Басманов указал на деревянную подставку с двумя рядами жестяных трубок. В каждой имелся вытянутый к центру носик, из которого выглядывала чуть желтоватая льняная нить. — Ключница по две дюжины враз льет, чтобы быстрее было.
— Ключница молодец, соображает… — Водя ковшиком над огнем, князь дождался, пока воск расплавится, осторожно вылил его в крайнюю форму, затем во вторую. — Вот и готово. Теперь пару часиков можете погулять, чтобы свечи застыли накрепко. Перед рассветом меня разбудите. По ночам гадание завсегда проще.
И Зверев с наслаждением снова вытянулся на травяном тюфяке. Но уже через мгновение — как ему показалось — братья Басмановы попытались осторожно его растолкать.
— Говорю же, свечи остыть должны… — сонно запротестовал князь.
— Остыли давно, Андрей Васильевич, — ответил Федор. — Петька, вон, уже вынимает.
Зверев приоткрыл глаз. У стола боярин Петр Басманов, вынув из подставки жестяные трубки, раздвоенной палочкой проталкивал готовые свечи вниз. Князь поднялся, вытянул руку: трубки и вправду были холодными.
— Сколько же сейчас времени?
— В трапезной три раза свечи меняли. Однако ныне опять одни огарки остались, — ответил старший брат. — Вестимо, через час рассветет.
— Хорошо… — Андрей выпрямился, повел плечами, качнул головой. Она почти не кружилась и не болела. Хмель, видно, выветрился не полностью, но соображать уже не мешал.
— Так скажешь, что меня в будущем ждет, княже? — настырно переспросил Федор.
— Скажу, скажу… — Андрей уже жалел о данном спьяну обещании, но деваться было некуда.
— Токмо ты не про дальнее будущее мне поведай, — выпалил младший Басманов. — Ты про ближние дни ответь!
— Про ближние? — резко повернулся к нему князь Сакульский. — Так вы что, паршивцы, посмеяться надо мной задумали?
— Почему посмеяться, княже? — попятились братья. — Мы взаправду…
— Какую еще «взаправду»?! — повысил голос Зверев. — Побасенке про чародея, который про королей за тыщу верст все сказать способен, а что в руке у соседа, не знает уже столько лет, что борода до пупа отвисла!
— Какого соседа? Какого чародея? — не поняли Басмановы.
— Того самого. Ты думал, я тебе про подвиги на десять лет вперед вещать начну, которые и не проверишь, и позабудешь, пока срок выйдет. Вот и спрашиваешь про ближние дни, чтобы ответ проверить, а потом посмеяться, когда все иначе окажется!
— Не, неправда, княже! И в мыслях не было! — нервно переглянулись братья, и стало ясно, что именно такую шутку они и замышляли.
— Ну да, благородные бояре хотят знать, на каком поле завтра станут косить, но вот будущая слава их ничуть не интересует, — скривился Зверев. — Вы других-то людей за дураков не держите. И похитрее вашего случаются.
Он наклонился над кадкой, зачерпнул воды, омыл влажным холодом лицо, отер голову, еще раз плеснул на лицо, окончательно просыпаясь.
— Ну, так ладно, будь по-вашему. Посмотрим, кого розыгрыш смешнее получится… — И он провел ладонью над успокоившейся водной поверхностью, бормоча заговор Стречи на неодолимый сон. Жидкость мгновенно застыла ровной зеркальной поверхностью, словно замерзла. Князь рывком поднял кадку, набок положив ее на стол.
Братья одновременно охнули, торопливо закрестились.
— Стоять! — сурово пресек Андрей их поползновения в сторону двери. — Хотели будущее проведать? Все! Слово прозвучало, духи вызваны! Судьба твоя, Федор, спрятана за водным отражением и теперь заключена в моих руках и моих заклинаниях…
Князь одну за другой запалил свечи с плотью младшего Басманова от лампы, задул ее и поставил восковые палочки справа и слева от наклоненной кадки.
— Мара, воительница, вечная правительница, твоя власть над живыми и мертвыми, над ушедшими и нерожденными. Из окна черного забери витязя нерожденного, освети путь живой, будущий день-деньской, каковой через… месяц случится!
Братья, пусть и явно напуганные, с любопытством справиться не смогли, подступили ближе, вместе с гостем заглядывая в темный зев кадки. Там открылась залитая солнцем бескрайняя степь с весьма заметно ощипанной травой. Никак не «по пояс», хотя и зеленела густо, выгореть под солнцем не успела. Наблюдалась сия картина как-то неестественно, боком, через просвет между темными жердинами. Ближе к самому горизонту был ясно различим конный разъезд с пиками и круглыми щитами. Еще Андрею показалось, что картинка трясется и при сильных рывках на самом краю обзора то появляется, то пропадает лицо женщины. Но слишком кратко и неясно — не узнать.
