Виталий Винтер - Багровый рассвет
Сам момент, когда нужно было бросать гранаты, младший урядник даже не уловил, а просто почувствовал каждой клеточкой до последнего предела напрягшегося тела и распрямил, словно звенящие струны, нервы. Отведённая в замахе рука рванулась вперёд и вверх – чёрный кругляш взвился в воздух, а он уже, отпрянув за ствол дерева и перекинув другую гранату в правую руку, вновь на мгновение выглянул из-за ствола и послал по высокой дуге следующий подарок воинам Чёрного Халифата. Когда впереди рванули, один за другим, два резких, как удары грома, взрыва, он уже лежал на пыльной, ещё сохранившей тепло жаркого дня земле, прижав к плечу приклад, отполированный до блеска, несчётным количеством предшественников.
Два взрыва сверкнули неяркими рыжими вспышками в самой гуще прущих, словно живая волна, накатывающая на берег, «чёрных». «Карманная артиллерия» островников с разлётом до двухсот метров выкосила два кратера в рядах нападавших. И тут же младший урядник вжал с силой курок, выпустив полную, во весь магазин, очередь в тёмную массу, затопившую всё перед ним. Особо тщательно целиться не требовалось – врагов было слишком много. Сашка отлично видел, как его огонь вырубил целую промоину в надвигавшейся неотступным валом орде, но она тотчас же заполнилась новыми тенями. Тёмная масса перед ним взвыла, бросившись вперёд, и ответный огонь хлестнул по толстому стволу, земле и старым стенам – выбивая острые щепки и подняв тучу серой даже в темноте пыли. «Чёрные», в отличие от островников, боеприпасов, как всегда, не жалели.
Весь пляж перед ним заплясал огоньками ответного огня. Толстый ствол, давший ему защиту, мелко задрожал, принимая на себя удар сотен стальных пчёл, впивающихся в него, разгрызая росший и крепчавший десятилетиями ствол.
Сашка быстро и не суетясь заменил пустой магазин. Выпрямился во весь рост за толстым стволом, прищёлкнул тускло блеснувший во вновь появившемся свете луны штык. Последний бой, он, оказывается, может быть не таким уж и трудным – мелькнуло в его голове. Может быть, он просто знал, что для него всё закончится быстро, и просто надеялся захватить с собой как можно больше тех в темноте…
Внезапно над головой раздался вой и поле боя одновременно осветилось сразу тремя красными «люстрами», выхватившими из темноты двигающиеся массы десанта в чёрном камуфляже. Затем сверху, разрывая воздух визгом и шипением, опустились хвостатые кометы реактивных снарядов и всё исчезло – скрытое частыми кустами оранжевых фугасных разрывов.
Через минуту всё было кончено. Сашка не помнил, как оказался сидящим под дубом, раскинувшим толстые ветви, которые в мрачном и неживом свете луны казались крючковатыми руками, тянущимися в небо в попытке сорвать с него искорки звёзд. С затянутого дымом и пылью берега тянуло кислой вонью тринитротолуола и, как ни странно, свежим запахом моря. Вокруг, как и пару минут назад, стояла, в прямом смысле, мёртвая тишина. Раненых, после обстрела пехоты на открытом пространстве из кассетных ракетометов, не оставалось.
Справа от него, в развалинах дома, заросшего кустарником, раздался шум. Он напрягся, взяв угловатые в сером лунном свете развалины на прицел. Но уже через мгновение опустил ствол, увидев широкий силуэт, показывающий ему сжатый кулак. Из скопища теней, почти бесшумно, появился хорунжий Шестопал и словно ртуть перелился из стоячего положения, занял позицию рядом с ним. Присел и упёрся на одно колено, прильнув к прицелу своего штурмового «Ятагана». Через мгновение он оторвался от созерцания изрытого мелкими воронками и заваленного трупами пляжа и, подняв забрало шлема, под которым сверкнули в улыбке белые зубы, радостно похлопал его по плечу.
– Как говорил какой-то древний генерал: «Это великолепно, но это не война». – Хорунжий весело хохотнул, наполнив мёртвую тишину вокруг грохотом своего голоса. – Живой, младшой?! Ну и жук же ваш сотник – миномётную батарею припрятал на чёрный день, про запас. В общем, так, младший урядник, продолжаешь здесь держать позиции, пока не сменят. Ты крайний, дальше только я и двое других. Так что с этой стороны, – он кивнул на полуразрушенные стены, из которых только что выбрался, – только свои. Думаю, больше нас сегодня не побеспокоят.
– Почему только трое? Вас же там четверо было? – удивлённо спросил Сашка.
– Рядового, этого, как его, который мальчишка ещё совсем?.. Тарантуха! Достал его всё-таки шальной осколок, в этот раз уже наш. – Шестопал замолчал и, сплюнув сквозь зубы, продолжил: – Война, она, брат, не тётка. Вот тебе от него – пользуйся!
Он снял со спины ранец-двухдневку и, вытащив из него, передал Сашке три магазина и один тускло блеснувший в темноте цилиндрик импульс-гранаты, всё завёрнутое в изодранную разгрузку.
– А это от меня ещё подарунок, – добавил хорунжий, ткнув в гранату. – Свои-то, небось, всё растратил? Слышал, слышал, как ты их встретил. Здесь до берега ближе всего, вот они к тебе и подобрались. Думал, что сначала артобстрел устроят, а они только пехоту необученную кинули – надеялись, наверняка, числом задавить. Да не тут-то было.
Только теперь Сашка понял, что Шестопал был почти уверен в его гибели с самого начала и поэтому его со вторым раненым островником отправил на самый опасный участок. Злости на него не было – хорунжий действовал строго в интересах своего маленького подразделения. Да и какая злость к человеку, отправляющему почти ежедневно людей на смерть? Он был когда-то таким же, как они, и выжил, храня в памяти навсегда выжженные порохом и написанные кровью имена тех, кого он послал на неминуемую гибель. Порядки в Войске поддерживались строгие, и никто, будь он хоть сыном правящего гетмана, не мог получить пост и звание просто так. Жизнь на Острове этому их долго учила, используя как учебники – поражения и тяжёлую повседневность на гране голодной смерти, угон в рабство, и, наконец, выковала стальных людей, которые почти с пустыми руками уже которое десятилетие отстаивали свой родной дом.
Видимо, заметив, что младший урядник помрачнел и хмуро, сосредоточенно запихивает пластиковые, полные латунных смертоносных цилиндриков подарки в опустевшие после боя карманы разгрузки, он добавил:
– Знаешь? Не обижайся, младшой. Оптимисты считают, что магазин наполовину полон. Пессимисты – что он наполовину пуст. Стратеги, как ваш сотник, считают, что патронов много не бывает. Реалисты просто знают, что ими нужно хотя бы уметь пользоваться. – Хорунжий дружески хлопнул его по плечу и добавил, выпрямляясь: – Такие, как ты, реалисты, живут дольше.
Сашку начало колотить от пережитого в шаге от неминуемой смерти, адреналин в крови бурлил. Эту атаку они отбили чудом и хитростью, во многом благодаря запасливости старого сотника. Но было ясно, что «чёрным» не хватило совсем чуть-чуть, чтобы она стала последней для всех в коше, а не только для младшего урядника Заставского. В следующий раз, если ещё хватит сил и отваги, враг, скорее всего, не остановится.
Шестопал встал, обошёл дерево, за которым прятался Сашка, и удивлённо присвистнул:
– Ты посмотри, как расковыряли твой дубок!
Сашка подошёл к хорунжему и удивлённо уставился на странно белевший в темноте ствол. Всё вокруг было усеяно мелкими щепками, а сам дуб – полностью, до белизны, испятнан оспинками от попаданий.
– Повезло тебе! Счастливо, младшой! Будем живы – не помрём! – Шестопал ещё раз увесисто хлопнул его по спине и бесшумно исчез в темноте.
Только сейчас Сашка понял причину странной весёлости хорунжего: его неожиданный командир попросту был рад, что хоть один из тех, кого он уже вычеркнул из списка живых, остался каким-то чудом цел и невредим.
Младший урядник развернул изодранную осколками и залитую уже спёкшейся кровью разгрузку и рассовал всё по своим карманам. В одном из отделений прощупалось нечто твёрдое, прямоугольное, и Сашка с удивлением вытащил измятое, пробитое почти посередине Евангелие от Иоанна. Открыв книжку наугад, он упёрся взглядом в подчёркнутую фразу, высеченную очередной взмывшей в небо осветительной ракетой. На странице, пробитой осколком и залитой кровью только что погибшего паренька, виднелась фраза: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».
Его размышления прервал далёкий рокот грозовых разрядов. Сашка первый раз за долгое время улыбнулся, радуясь тому, что остался сегодня жив, и ещё больше – надвигающемуся, второму за долгое время, дождю.
Но гром не переставал и всё усиливался, равномерно, разрывая полуночную тишину грохотом и визгом. Младший урядник вскочил и, пробежав с десяток шагов до развалин дома, вскарабкался на одну из стен, скрывавшую часть горизонта, где бушевала гроза. Но увидеть, что там происходит, он не успел – огненные стрелы с воем и визгом рассекаемого воздуха уже падали прямо на него, а от далёкого горизонта, им на смену, поднимались всё новые и новые, освещая спокойную гладь моря жёлтыми росчерками.
