Андрей Ерпылев - Выход силой
Понимая, что долго не удержит отчаянно рвущегося к смерти спутника и сам рискуя свалиться вместе с ним с хлипкого насеста, Игорь сорвал с пояса гранату вместе с матерчатым подсумком, дернул зубами кольцо и, молясь про себя неизвестно кому, чтобы ткань не помешала отщелкнуться рычагу, а внизу не оказалось воды, метнул рубчатое стальное яйцо прямо в центр угольного вихря.
Внизу глухо бухнуло, вжикнули по стенам осколки, лишь чудом не зацепив зависшую на краю настила парочку, и разрывающие тело иглы разом пропали, а Охотник повис в руках человека безвольной тряпкой.
Отшвырнув его к стене, Игорь сам повалился на дребезжащую решетку без сил.
— Как ты смеешь? — обиженно прошипел, потирая ушибленный бок, проводник.
— Заткнись, — оборвал его Князев, осторожно перегибаясь через край настила и светя вниз.
Клубящаяся тьма исчезла без следа, и дно колодца оказалось неожиданно близко, метрах в десяти. Его покрывал какой-то рыхлый белесый слой.
— Мамочки!.. — ахнул Игорь.
То, что он принял за какой-то иней, оказалось тысячами костей. Вряд ли они все были человеческими — иные ребра, массивные берцовые и тазовые кости могли принадлежать лишь великанам, а большинство косточек и грудным младенцам не подходило по размеру, но в этом огромном оссуа-рии среди тысяч скелетов неизвестного происхождения можно было увидеть не менее двух десятков человеческих черепов.
— Это что такое? — выдохнул Охотник, вцепившись когтями в решетку рядом с Игорем.
— А я только что тебя хотел об этом спросить.
— Не было тут никогда такого! — отрезал проводник.
— А это? — Старшина ткнул исцарапанной рукой вниз. — Ветром надуло?
— Не знаю, — озабоченно заявил Охотник. — Но убираться надо отсюда поскорее. Пока то, что там было, не вернулось.
На сей раз спорить со своим странным спутником Игорь не собирался.
* * *Они снова были в туннеле метро — нешироком, одноколейном, удивительно пустынным. Привычных Игорю труб, кабелей и прочих коммуникаций, тянущихся по стенам всех знакомых ему перегонов, тут почти не было. Так, несколько проводов, утопленных в штукатурку стен. Зато по бетонному потолку тянулся ряд матовых плафонов — видимо, когда-то эта странная ветка была хорошо освещена.
— Почти дошли. — Охотник, ухватившись обеими руками за шиворот, помог Игорю выбраться из узкого люка в ложбинку между двумя рядами шпал. — Осталось тут — раз плюнуть.
— Где это мы? — спросил Князев, изумляясь, что у него еще остались силы удивляться чему-то. — Неужели тоже метро?
— Трамвай, — тренькнул проводник, нацепляя свой весьма похудевший сидор. — Спецметро. Знаешь, что это?
Игорь неопределенно пожал плечами. Слово было знакомым, проскальзывало иногда в разговорах, которые Антошка вел со своими друзьями-исследователями, иногда забредавшими в их холостяцкую каморку, но Князева-младшего всегда волновали более насущные вопросы. Строевая подготовка, например, или отпустит ли папаша погулять Лариску.
— А еще человек, — вздохнул Охотник. — Был такой вожак: Сталин. Сталин здесь ездил. Специально для него эту ветку метро проложили. А как умер, законсервировали до лучших времен.
Сталин. Конечно, Игорь знал эту фамилию и сам! Знал, конечно, но…
Но чем отличился данный исторический деятель, он сказать не мог: историю у них в школе преподавал все тот же Федор Дмитриевич, а его мало интересовало все, что не было связано с баллистическими ракетами и ядерными взрывами. Вот про атомную бомбардировку Хиросимы и Нагасаки он повествовал очень подробно, как и про покорение космоса, ядерные полигоны и договор о стратегических наступательных вооружениях.
— С Наполеоном воевал? На Ледовом побоище? — попытал удачу Князев.
— Не вполне. — Голос Охотника вновь звякнул лопнувшей пружинкой. — Не советую повторять эту глупость при других людях.
— Тебе-то откуда знать? — обиделся Игорь.
— Я учусь, — ответил проводник. — Слушаю. Говорят, можно и кошку говорить научить, если постараться. — Он снова тренькнул насмешливо. — Мы должны идти. Если не поспешить, можем столкнуться с патрулем.
— Не волнуйся, — улыбнулся Князев. — Я нашим скажу, тебя не тронут.
— Какие еще ваши? — Голос Охотника ушел в холодное шипение. — Не думаю, что ты меня сможешь защитить. Скорее уж наоборот.
— Ты ведь говорил, что к людям меня выведешь, — недоуменно сказал Игорь.
— К людям, — подтвердил проводник. — Почти что к людям. На Черкизон.
Что за название, думал Князев. Была ли такая станция в метро? Антон бы ему сказал, будь он рядом. Антон все станции знал наизусть, карту мог по памяти нарисовать…
— Тебе понравится, — заверил его спутник. — Люди. Если они тебя не убьют и не съедят, будешь с ними жить. Привыкнешь. А не понравится — пойдешь дальше. Можешь до самой Ганзы дойти. Поселишься на любой станции. Станций много, людей много… Выберешь.
Князев смотрел на розовую маску молча, с непониманием.
— Ганза?..
— Кольцевая линия.
— Кольцевая? Там разве есть живые? Люди?
— О да. Очень даже живые, — ответил его проводник. — Чересчур даже, на мой вкус.
Все-таки есть! У Игоря все внутри пело.
— Но нам рассказывали, — осторожно, боясь верить чужому созданию, случайному спутнику, произнес Князев. — Нам рассказывали, что там ничего. Что там все мертво. Пустошь. Может, дескать, на одной станции что-то есть… На Измайловской.
— Врали, — коротко сказал Охотник. — Все врали. А как объясняли?
— Взрывы… Ядерные… Воздух через вентиляционные шахты высосало. Все погибли.
Проводник с минуту молча глядел на Игоря, а потом хлопнул себя по бокам.
— Люди так делают. Чтобы другими людьми управлять. Заставляют верить, что никакого другого мира, кроме того, где они правят, нет. Метро строили как бомбоубежище. Противоатомное. Все рассчитали. Вас обманывают. Думаю, ваши же начальники. Начальники врут больше врагов. Им привычнее и проще врать.
Князев молчал, только хватал воздух ртом.
— Вот патроны у тебя откуда? — Из-под резиновой розовой маски Игоря сверлили два желтых сатанинских глаза.
Искушает.
— На Первомайской производят, — сказал Игорь не вполне уверенно: он и сам себя спрашивал частенько, где же именно на Первомайской может располагаться тот самый секретный патронный завод, о котором говорил Балагур.
— Нет, — возразил Охотник. — Это патроны с Кузнецкого моста. Там и клеймо есть. «КМ».
— Это «Калашников модернизированный», — барахтался Князев.
— Можно по-разному расшифровывать, — согласился Охотник, и голос его издевательски звякнул. — Хоть со своей фамилией попробуй. «Князев…». — Он сделал вид, что задумался.
— А как они к нам на Первомайскую попадают? — Князев не желал экспериментировать со своей фамилией. — Патроны?
— Торгуете, наверное. У вас что-нибудь производят? Или, может, по поверхности лазаете, сталкерствуете? Собираете, что там от настоящего старого человечества в наследство осталось?
— Лазаем, — признал Князев. — Собираем. Но большую часть выбрасываем, потому что непригодно к употреблению. Остальное — между гражданами. Согласно заслугам и статусу. — Язык сам чеканил заученные слова Конституции Первомайской республики.
— Не думаю, — ответил проводник. — Опять врут. Должны же они что-то на патроны выменивать. Получается так: вам говорят, что все на выброс, а сами караваны в большое метро отправляют. Так логично. Так человеку свойственно поступать с другими людьми.
— Но консервы, техника… Их уничтожают, чтобы никого не заразить!
— Да, правильно, — довольно согласился проводник. — Так хорошо врать, убедительно. Вопросов не остается, куда что делось. Вы, люди, будете друг друга до самой смерти пользовать. Поэтому все же вымрете. Мне жаль будет. Не у кого будет дальше учиться. — Его пискляво-хриплый кукольный голос звучал холодно.
— Что же это… — обалдело спрашивал сам себя Игорь. — Это что же… Всем врали?
— Говорю, ничего особенного. На других станциях тоже врут. И раньше, наверное, тоже врали. Если правду говорить, вами управлять не получится. Не переживай. Мы пришли!
Охотник выскользнул из неприметной щели, загороженной с другой стороны каким-то проржавевшим до дыр листом металла, огляделся и поманил Игоря.
— Вылезай скорей!
Он подождал, пока Князев неуклюже, цепляясь амуницией и эфесом шпаги, выберется наружу, и рачительно прикрыл ход жестью.
— Чтобы не шастали тут всякие, — пояснил он, набрасывая ногой мусор на «дверь». — А то повадятся лазать, замучаешься с ними.
Они находились в тесном промежутке между рифлеными железными стенами, окрашенными в разные цвета: левая была темно-синей, а правая, будто для контраста, — кроваво-красной. Было очень грязно, воняло прелой мочой и вообще всем подряд. Из слабо освещенного просвета впереди доносился нестройный хор голосов и музыка.