Олег Дивов - Леди не движется
– Понимаю.
Он расстроился, потому что при первой встрече принял меня за копа.
– Но в полиции вы на самом деле служили?
– Йен, – я рассмеялась, – если бы у тебя были знакомые на Большом Йорке, я бы предложила тебе узнать у них. Думаю, тебе о-очень много про меня рассказали бы. Я служила. И более того – не по приказу. Полиция, на мой взгляд, самая человечная из правоохранных структур государства. Ведь мы защищаем всех разумных, граждан и неграждан, людей и инородцев, в их доме. Именно мы, и никто другой, обеспечиваем личное право разумного на спокойную жизнь.
– Да, – с коротким вздохом согласился Йен. – Вы правы. А где вам больше нравится работать?
– Сложный вопрос. Я бы сказала, что в полиции, но к инквизиторам куда чаще обращаются в случае киднеппинга. Знаешь, почему мне нравятся такие дела? Потому что всегда есть возможность под шумок врезать киднепперу по яйцам. Это моя персональная месть им, месть женщины. Ну и… честно говоря, при киднеппинге у инквизитора больше шансов вернуть детей живыми.
– Это да. Самое главное, вы не обязаны информировать прессу. Так называемые журналисты не понимают, что их ведь читают и преступники, и наша уклончивость объясняется тем, что мы не хотим выдавать свои планы.
– Вам пришлось сегодня выступать?
– Да, – Йен поморщился. – Зря они так. Даже без сведений… Преступники очень любят, когда про них пишут. Они упиваются славой, а должны сидеть в тюрьме.
Хороший мальчик. Не зря он Августу понравился.
* * *Полицейский морг – самое грустное место в любом городе. Сюда привозят людей, ушедших из жизни наиболее унизительным образом – насильственно. И кажется, будто этот светло-серый цвет стен выбран нарочно, чтобы подчеркнуть уныние и безнадежность случившегося.
Мы отметились у дежурной, которая сказала, что патологоанатом Моррис на месте и практически закончил работу над телом оркушки. Мы спустились на четвертый подземный этаж, где располагался главный зал, натянули на себя одноразовые стерильные комплекты, и Йен распахнул передо мной дверь.
С доктором Моррисом я водила шапочное знакомство, однако весьма уважала его за профессиональные качества. Он имел славу психопата, хотя как по мне, был заурядным шизоидом – нелюдимым, эксцентричным, но неспособным обидеть любое живое существо.
– Доктор Моррис, Офелия ван ден Берг, – представил нас друг другу Йен Йохансон.
– Мы знакомы, – бросил доктор, не удостоив меня и взглядом: он обнаружил нечто интересное в кишечнике оркушки и погрузился в изучение. – Кажется, в прошлый раз вас звали Делла Берг. Не успел тогда спросить: не выносите пафос княжеской фамилии, поэтому выбрали вариант покороче?
– Можно и так, – согласилась я.
– А почему не вернули девичью фамилию?
– Мою девичью фамилию лучше не произносить в присутствии людей, знающих русский язык и историю моей семьи. Они начинают истерически хохотать.
– Как интересно. А я почему-то думал, что вы не до конца разочаровались в муже и сохранили его фамилию в память о недолгом браке.
– Я вообще не разочаровывалась в муже. Я разочаровалась в себе.
– А. Это еще лучше, чем я думал. Делла, какая из жертв вас интересует?
– Все шесть, поскольку их убил один человек.
– Убийц двое. Почерк разный, – поправил Моррис и кивнул ассистенту: – Покажи им всех. Они люди молодые, еще не черствые, горят профессиональным энтузиазмом, и им мало будет моего заключения. Делла, мне звонил Крюгер, объяснил ситуацию. Значит, по Джону Смиту я передам вам все материалы, а по остальным – копии моих рабочих файлов с неформальными заключениями. Это считается ознакомительными сведениями, так что с точки зрения закона все безупречно, притом что достаточно информативно… Да пошевеливайтесь вы, черт вас раздери! – рявкнул он на ассистента. – Как дохлая муха, честное слово, у меня покойники и то теплее вас…
– Прошу запись, – произнесла я протокольную фразу.
– Запись разрешаю, – отозвался Моррис. – Дать вам очки?
– Нет, спасибо, я в линзах.
– Ну как хотите, я-то по старинке…
– Прошу запись, – сказал Йоханссон.
– Вы-то чего?.. – спросил Моррис. – Вы тут вроде как на службе.
– У меня сегодня выходной, – смущенно буркнул Йоханссон.
Нам с Йеном вывезли еще пять тел. Разумеется, Йен, как и я, видел рапорты экспертов, но нормальный следователь или оперативник ни за что не откажется взглянуть на тело, место преступления или улику своими глазами. И потрогать своими руками. Ни один отчет, даже такой педантичный, какой может составить Моррис, не даст вам полного представления о том, как и что выглядит. В отчетах не хватает объема, цвета… Запаха, наконец. Тяжести мертвой руки в твоей руке. А это все важно.
Я не спешила. Ассистент Морриса, хмурый и некрасивый человек, не скрывал недовольства, показывая нам тела. Он не понимал, почему бы нам не удовлетвориться рапортами. Его рабочий день закончился пять часов назад, тут эта оркушка, и еще мы небось задержим доктора… А Моррис славился полной беспощадностью в отношениях с персоналом. Его не разжалобишь сказочками про старенькую маму, которая ждет сына домой, каждые полчаса подогревая нехитрый ужин, и не ляжет спать, покуда не дождется, а у нее больное сердце. Моррис на такое посоветует найти другую работу. Например, сиделкой при маме. А что? Старушка, которая может себе позволить жить на Танире, притом что ее единственный сын работает ассистентом в морге, – это очень небедная старушка…
Разумеется, я поняла, что имел в виду Моррис, говоря о разных убийцах. Первая и третья жертвы были на счету опытного костолома, я бы предположила, что с армейским – и, вероятнее всего, диверсионным – прошлым. Шею им свернули чисто, одним отточенным движением. А вот второму и четвертому не повезло. На восковой коже виднелись следы неудачных захватов, а на запястьях сохранились следы веревок.
Вот и мой эльф. В морге ему снова открыли глаза. Я наклонилась над личиком мертвого малыша, внимательно вгляделась. Потом просунула руку под затылок и нащупала огромную шишку. Понятно.
– Делла, а вы ведь не помирились с мужем вчера? – внезапно спросил Моррис.
– Напоминает вопрос «перестали ли вы пить коньяк по утрам?» – парировала я.
Он посмеялся.
– Да, да, – сказал доктор, – вы, как и многие разумные женщины, нашли компромисс между сексуальностью и опасностью случайных связей. Ваш выход – это бывший муж в качестве нерегулярного любовника. Что ж, весьма прагматично. И свобода при вас, и совершенно безвредно. Главное – требования нравственности почти что соблюдены.
Я перевела линзы в режим увеличения и исследовала сначала левое запястье эльфа, потом – мочки ушей. Так-так. Совсем интересно.
– Никогда об этом не задумывалась, – ответила я без смущения. – Просто Макс – очень привлекательный мужчина. Не могу же я, в самом деле, выбрать кого попало только потому, что он не мой бывший!
– Тоже правильно. Но жить с ним вы не планируете.
Я промолчала. Моррис невероятно умен, но если хочешь что-то узнать у него – смирись и играй по его правилам. Доктор очень любит изучать чужую личную жизнь.
– Будь я женщиной, возможно, поступил бы подобно вам, – неожиданно изрек Моррис. – Князь – прекрасный человек, но безумный. С такими возможны только три сценария: ваш, разделить его безумие или стать его жертвой. Разделить безумие вы, сколько понимаю, уже пытались – будучи в браке. Жертва – это не ваша роль. Вы не из тех женщин, которые положат жизнь на алтарь ради счастья пусть даже самого любимого человека.
– Всегда была уверена, что мазохизм приятен только в гомеопатических дозах, – сказала я. – Это не любовь, когда жертвуешь собой. Интересно, если сама себя отвергаешь ради кого-то, как этому человеку тебя любить? Что ему любить? То, что ты отвергла ради него? Вот и вывод, что любить ему предлагается самого себя. А Макс рано или поздно найдет такое приключение на свою задницу, из которого уже не выберется. Если я не могу помешать – а я не могу, – то в моей власти хотя бы не видеть этого.
– И часто вам после развода приходилось вытаскивать его из таких приключений?
Я медленно повернула голову и посмотрела на ассистента. Моррис стоял спиной, но я не сомневалась, что он все замечает. Зря, что ли, у него на стене зеркало висит.
– Делла, а как зовут этого молодого человека, с которым вы пришли? – поинтересовался Моррис. – Я часто его вижу здесь, и даже по некоторым признакам догадался, что он полицейский, но до сих пор никто не удосужился назвать мне его имя.
У Йоханссона на щеках проступили красные пятна. Я спрятала усмешку. Узнаю старшего эксперта Крюгера. Это в его стиле: привести с собой к доктору нового сотрудника и забыть их познакомить. И так раз десять подряд. Не потому, что Крюгер невежливый, просто он всегда занят.
– Йен Йоханссон, следователь, – сказала я. – Это его первое дело.
