Вадим Панов - Мистерия Мести
Правильные, но жёсткие слова не укладывались в моём сознании с образом добродушного старика, поэтому я поспешил мягко оборвать неожиданный монолог:
— Как вы отбились?
— Полицейский патруль помог. Машина въехала в наш двор буквально через минуту после того, как ты потерял сознание. А до этого времени их Мира и Гамлет кое-как сдерживали.
Мне стало совсем стыдно.
— Так эти щенки отмороженные даже на полицейских напали!
«Рыжий»! Я вспомнил примчавшегося к нам на помощь «лаборанта». Вспомнил настолько ярко, что не удержался:
— И тот парень не погиб?
— Какой парень? — искренне изумился Стальевич. Вранья я не почувствовал и уточнил уже без всякой надежды:
— Рыжий.
— Не было там никакого рыжего. Стыдобища…
Я мужественно удержал в себе желание провалиться сквозь землю и осведомился:
— Почему меня не забрали в больницу?
— Ты бы этого хотел?
Проснуться в окружении незнакомых людей без одежды и документов? Потом пытаться сбежать или умолять отпустить? Тратить время?
Я потрогал свою многострадальную голову и ответил честно:
— Нет, не хотел бы.
— Вот и я так подумал, — кивнул Стальевич. — Поэтому попросил полицейских притащить тебя сюда и остался на ночь.
Но почему остался именно ты? Я, конечно, понимал, что не проявил во время ночного сражения ни одного из своих многочисленных положительных качеств — ни героизма, ни мужественности, ни даже стойкости, — но всё же надеялся встретить у постели прелестную женщину, а не дряхлого старца.
— Где Мира?
— Уладила всё с полицией и уехала.
Действительно, что ей тут делать? Рядом с таким олухом, как я? Ни любимую защитить не смог, ни старичка с собачкой. Неудачник! Я понял, что на моих глазах вот-вот выступят слёзы.
«Мира! Прости меня!»
— Хорошая она девушка, — негромко произнёс Ста-льевич.
И я едва не разрыдался.
— Замечательная.
«Нужно ей позвонить! Прямо сейчас! Попросить прощения и договориться о встрече!» Я стал озираться в поисках телефона.
— Давно её знаешь?
— Два дня.
— Ты выглядишь влюблённым.
— Вы должны помнить, как это бывает: увидел один раз, и чувство осталось навсегда. — На тумбочке телефона не оказалось, в ящике — тоже. Я был в отчаянии. — Такова жизнь.
— Словно молнией ударило?
— Ага.
«Правильно! Я ведь раздевался не сам, а значит, телефон по-прежнему лежит в пиджаке!»
— Евгений Стальевич, где моя одежда?
— Юра, молния ударила в тот самый миг, когда ты её увидел? — Старик не сводил с меня внимательного взора.
— Мой пиджак…
— Сейчас принесу, — пообещал Стальевич. — Ответь, пожалуйста, на вопрос.
— Сначала Мира показалась мне красивой, но обычной, — с трудом сдерживаясь, сообщил я. — И лишь потом я осознал, насколько она прекрасна…
«Я должен ей позвонить! — На лбу выступили капли пота. — Я должен!»
— Выпей.
Старик поднёс к моим губам чашку, я машинально сделал пару глотков довольно кислого питья… «Холодный чай с лимоном?»… и проглотил плававшую на поверхности таблетку.
— Чёрт!
— Извини, забыл предупредить, — совсем не извиняющимся тоном произнёс Стальевич.
— Это от головы?
— Скорее от сердца.
— Меня же по голове ударили.
— Я пошутил, — махнул рукой старик. После чего зачем-то проверил мой зрачок и поинтересовался: — Встать можешь?
Я охотно поднялся на ноги. Ночью меня нарядили в банный халат, так что я не предстал перед гостем во всей красе.
— Так?
— Голова болит?
— Почти нет.
— Тогда я за тебя спокоен. — Стальевич пожал мне руку и направился к дверям. — А то меня Гамлет дома заждался.
— Привет ему!
— Обязательно.
Проводив старика, я вышел на кухню, сварил себе кофе и задумался. Верить или нет?
Мог ли я видеть настолько реалистичный сон? Даже при условии, что сначала я выпил два стакана ликёра в «Топоре», потом полбутылки красного, а ещё потом мне основательно заехали по голове? Чёрные фигуры, жёлтые глаза, распиленная голова «лаборанта», превратившийся в монстра Гамлет…
Над объяснениями старика я размышлял весь кофе, потом весь душ и одевание, но ничего толкового не измыслил. Да и выбор, собственно, был невелик: либо верить в желтоглазых чудовищ, умеющих бить не прикасаясь, либо в глюкодейственную силу удара по голове. Хотите — верьте, хотите — нет, но прослыть идиотом желания у меня не было.
Телефон отыскался именно там, где и ожидалось: в пиджаке, вместе с бумажником и ключами от машины — зачем я их с собой брал? Неужели собирался кататься по ночной Москве? Переложив всё это богатство в борсетку — по случаю дневной жары пиджак останется дома, — я принял решение отправиться в ближайшее кафе на завтрак, но был остановлен звонком с неизвестного номера.
— Да?
— Это Алексей Торопов, помните меня?
Бывший кикбоксёр, морской пехотинец, частный охранник и телохранитель.
— Помню, конечно.
Я понял, что звонит мне многократно «бывший» громила не просто так, но постарался не выдать своей заинтересованности, ответив предельно легко, даже небрежно.
— Я собираюсь уехать.
— В отпуск?
— Не прикидывайся тупым и не делай вид, что тебе всё равно, — грубо велел Торопов. — Я всё рассчитал.
Ну да, именно так говорил главный инженер Фуку-симы.
— Что тебе нужно?
Вопрос я задал исключительно из вежливости, поскольку ответ знал заранее.
— Много денег, тупица, — хмыкнул бывший кикбок-сёр. — Я планирую лечь на дно. В Москве больше не появлюсь и директора не увижу.
— Он тебя найдёт.
— Пусть попробует. — Не знаю, насколько точно он всё рассчитал, но в силах своих Алексей был уверен.
— Это мой единственный способ резко срубить много баб-ла, и я не отступлю.
— Сколько хочешь?
— Двести тысяч.
— За что?
— Я назову имя настоящей подруги Тины, той, с которой она зависала в «Переплетении» и устраивала оргии.
— И за такую мелочь ты хочешь двести тысяч?
— Эта мелочь очень важна для расследования, без неё ты ничего не узнаешь. А директор, как я понял, совсем с катушек соскочил от горя. Тебе он пообещал полмиллиона, значит, и мне заплатит. — Пауза. — Отыщи деньги до вечера.
Короткие гудки.
Я положил мобильник в карман джинсов и почесал в затылке.
— С уважением отношусь к парням, умеющим отделять работу и личную жизнь.
— Обижаешься на них?
— Ни в коем случае. — Она легко прикоснулась к моей руке. — Я всё понимаю.
Однако электрического разряда вроде того, что пронзал меня вчера, не вызвала. Просто прикоснулась.
— Спасибо.
Этот короткий, но насыщенный смыслами диалог состоялся после того, как я поцеловал Миру при встрече. Поцеловал в щёчку, очень аккуратно и очень по-дружески. Не продемонстрировав ни единого следа вчерашней страсти. Помните, я рассказывал, что твёрдо знаю пределы? Так вот: я их знаю. И даже красивая женщина рядом не заставит меня забыть о деле. Или рассказать больше, чем нужно.
— Почему ты попросил меня приехать сюда? — Мира без особого восторга оглядела старый дом на Новокузнецкой, возле которого я назначил наше отнюдь не романтическое свидание.
«Интересно, родинка на виске не мешает ей носить солнцезащитные очки?»
— Что мы тут делаем?
Врать симпатичному следователю, на которого у меня были определенные виды, я не стал и ответил честно:
— Хочу незаконно проникнуть в одну из квартир и надеюсь на твою помощь.
— Шутишь?
Однако Мира не отпрянула, не возмутилась, не издала восклицания, а среагировала достаточно буднично. Как будто услышала заурядное предложение и отказывается исключительно для порядка. Только потому, что ни одна приличная женщина не может согласиться сразу.
— Нет, не шучу.
— Собираешься кого-то ограбить?
— Владелец квартиры давно умер, но наследники до сих пор не объявились. Квартира стоит опечатанная, и я хочу посмотреть, что в ней.
— Как звали владельца?
— Винсент Борисович Шарге. Если не ошибаюсь, он был скульптором.
— Странное имя.
— Немецкое, кажется.
— Может быть…
За разговором мы подошли к подъезду, однако входить в него Мира не спешила. Услышав имя умершего скульптора, она вообще перестала спешить, помрачнела, и мне оставалось лишь догадываться о причине столь разительной перемены настроения.
— Зачем тебе в квартиру? Как Шальке связан со смертью Тины?
Она всё-таки молодец: не только красавица, но и умница. Откуда только СК берёт такие сокровища? Почему эти сокровища не идут работать в низкооплачиваемые секретарши к честным и скромным частным детективам?
— Не Шальке, а Шарге. «Шальке» — это немецкий футбольный клуб.
— Плевать!
Она ждала ответа, и я не стал мучить красавицу. В конце концов, это неприлично.
