Вячеслав Шалыгин - Время огня
– Кого я должен убить?
– Как обычно, никого. Ты должен лишь идеально выполнить свою работу. Слушай внимательно.
– Я огромное ухо Джека, – Каспер усмехнулся. – Ни одно слово не пройдет мимо меня.
– Хорошо. Сообщи Большой тройке, что товар находится под «Олимпией». Военные придут туда не позже полудня, но силы будут равны. Упустить такой шанс значит упустить все. Ровно через час свяжись с Механиком и скажи ему, что надвигается шторм. Обломки кораблекрушения непременно вынесет на его остров. Еще через час выйди на генерала Тихонова и передай ему привет от Академика. Пока это все.
– Академик сгорел месяц назад, – с сомнением напомнил Каспер, – и Тихонов об этом знает.
– В этом весь смысл.
– Привет от покойника? – Каспер хмыкнул. – Черная метка?
– Нет, условный сигнал. И еще, Каспер, не надевай нейтрализатор. Сегодня ты будешь нужен мне в постоянной готовности. Думаю, нам придется связаться еще два или три раза.
– Как скажете, – Каспер взял с журнального столика тонкий ободок телесного цвета и сунул его на полку, чтобы не забыться и случайно не надеть, когда соберется вздремнуть. Ведь поспать-то «нуль третий» не запретил.
– Когда все закончится, ты получишь пять процентов, – как всегда, в конце инструктажа обозначил интерес посредника «нуль третий». – Это от семи до девяти миллионов. Как получится.
– Поручите сделку мне, и получится десять.
– Нет, Каспер. Все переговорщики-торговцы будут уничтожены, таков уговор. А ты нужен мне живым.
– Тогда пусть будет семь, – легко согласился посредник. – Начнем игру?
– Время пошло.
«Вот такая работа, – подумал Каспер, когда связь прервалась. – Ни минуты покоя».
Он притворно вздохнул и улыбнулся. Ни минуты покоя, риск и огромные деньги. Работа ему чертовски нравилась. И, если положить руку на сердце, нравилась она не только и не столько прибыльностью, связями и осознанием собственной значимости. Больше всего в этой работе Касперу нравилась интрига, азарт, вкус большой игры. В конце концов, все могло закончиться печально, допустим, если «нули» договорятся и решат, что посредник должен быть уничтожен, как те переговорщики-торговцы, поскольку слишком много знает. Еще как могло! Но в этом-то и заключался азарт, суть и смысл всей работы, а заодно и жизни. Пусть короткой (да она и не бывает длинной, даже горцам-долгожителям перед смертью кажется, что можно было бы поскрипеть еще годик-другой), зато полнокровной.
«Именно так, полной азарта и крови, – Каспер потянулся, встал и прогулялся по спальне. – А другой жизнь и не бывает. Без крови и азарта не жизнь, а так, существование. Нахлебался этого еще до Катастрофы, надоело».
Каспер вернулся к голопроекции, и вдруг, сам не зная почему, как бы коснулся пальцами иконки архива. Вместо привычного делового изображения перед посредником возникла объемная картинка высочайшего качества и… в то же время нулевой достоверности. Эпизод из прежней жизни. Вид Новосибирска накануне Катастрофы. Вид безвозвратно ушедшего прошлого.
В те далекие времена, без малого шесть лет назад, это был красивый, цветущий город, расположенный по берегам крупнейшей сибирской реки Обь. Это была столица самого большого и богатого региона Евразии. Региона, который раскинулся от Урала до Дальнего Востока и от Ледовитого океана до границы с Китаем и его буферными провинциями: Монголией и Казахстаном.
Это был город, полный жизни и света, людей и нормальных машин. Город затейливых небоскребов, мирно соседствующих с архитектурными памятниками, вроде Оперного театра, Краеведческого музея или старой мэрии. Город, пронизанный сетью двухъярусных дорог и удобных развязок. Город семи мостов – одного из последних символов Новосибирска. Город – родитель крупнейшего научно-технологического символа всей страны – Академгородка, которому в этом году могло бы исполниться сто лет.
Это был город, сверкающий стеклом и лоснящийся пластиком, освещенный искусственными огнями вывесок, рекламных голограмм и фонарей, но в то же время полный заботливо сохраненной зелени. Например, в небольших оазисах грунтового уровня, вроде Заельцовского парка или Кудряшовского бора, или в многоэтажных открытых парках развлечений, обустроенных на месте Центрального сквера, Бугринской рощи и речной набережной у отеля «Ривер-парк».
Несмотря на достаточно суровый климат, в этом городе всегда было комфортно, безопасно и очень интересно. Здесь процветали тысячи развлекательных заведений, сотни спортивных сооружений, возведенных к летней Олимпиаде 2048 года, и десятки театральных площадок и арт-клубов на улице Гоголя – «Сибирском Бродвее», как называли ее поклонники живого искусства.
Наконец, здесь располагался знаменитый на весь мир Технопарк Академгородка – третья по производственной мощности и научному потенциалу после Технопарков Шанхая и Тайваня евразийская база по развитию нанотехнологий. И, конечно же, здесь находился первый по всем статьям Игровой центр – сооружение, сравнимое по размерам с пятисоттысячным футбольным стадионом «Пеле-мемориум» в Бразилии.
Тот самый Игровой центр, в котором к 2050 году разрабатывалась половина всех сетевых игр, три четверти деловых и бытовых компьютерных программ и окончательно прорисовывались почти все блокбастеры континентального производства. Продукцией Игрового центра пользовались даже космические агентства и военные. Кроме того, в Игровом центре, переодевшись в гейм-сьют (отчасти похожий на реальный боевой костюм, только управляемый не вживленным имплантом бойца, а вшитым нанокомпьютером), можно было ощутить себя героем любой виртуальной игры. Действительно героем – сильным, ловким и смелым. Машущим тяжелым мечом и летящим верхом на огнедышащем драконе, выясняющим отношения в криминальных районах с бандитами или палящим из бластера в чужих на затерянной планете. Героем, а не вялым геймером, пукающим в компьютерное кресло.
А какие водные аттракционы и шикарные пляжи действовали летом в городе, на речных островах и на берегах Обского водохранилища! Ни в какую Турцию или Испанию ехать не надо, даже с Сочи можно было, в принципе, сравнивать, разве что море несоленое. Но зато и лететь никуда не требовалось.
В общем, красота была, благодать.
Каспер покачал головой – и с чего вдруг потянуло на грустные воспоминания? Ведь сам только что сказал – до Катастрофы у него была не жизнь, а посредственное существование, пусть и в такой вот золотой клетке. Он, собственно, и имплантом в те времена решил обзавестись, чтобы вступить в клуб деловых людей, решающих проблемы «в уме», и хоть как-то поправить дела. Тринадцатого сентября пятьдесят первого года выяснилось, что поступил Каспер вполне предусмотрительно, а еще через год он почти забыл о прежних проблемах, но… почему-то до сих пор хранил в архиве этот ролик. Может быть, потому, что в настоящем находился сам Каспер, а в прошлом осталась его душа?
«Глупости и слюнтяйство! – одернул себя посредник. – В том сверкающем городе остались розовые мечты и слюнявые сомнения изнеженного обывателя! Больше ничего!»
Каспер вновь коснулся голограммы, теперь в районе иконки «Обзор».
Зеленое и солнечное прошлое потускнело, истончилось и оплыло, как свеча. Теперь перед посредником серел современный городской пейзаж.
Вернее, «городской» тоже в кавычках. То, что теперь простиралось в радиусе тридцати километров от Академгородка, ставшего эпицентром Катастрофы в самой восточной локации Зоны, трудно было назвать даже руинами. Радиоактивная свалка, пепелище, кладбище, покрытое бетонными обломками, изуродованное глубокими каньонами, провалами, обширными участками местности, вовсе вывернутыми наизнанку, а также земляными конусами с кратерами на вершине, высотой с приличную сопку. И все это безобразие поросло уродливыми жестяными «кораллами» автонов, которые кое-где сплетались в непроходимые заросли, а порою образовывали высокие и толстые стены-засеки Городищ – мест компактного обитания многочисленных разумных и не очень механических тварей. Если смотреть с борта вертушки, Городища походили на гигантские птичьи гнезда, разбросанные по полю с оврагами, перепаханному безумными трактористами, а затем еще и развороченному взрывами.
Предположить, что здесь когда-то находился город, было бы трудно, не разбавляй это унылое безобразие груды кирпичного и стеклянного крошева, целые холмы слежавшейся золы, обширные потеки, кляксы, лужи и застывшие озера плавленой пластмассы. Если бы не серели то там, то здесь вздыбленные, а местами закрученные в спираль остатки асфальтовых дорог, нагромождения сломанных плит, обломки виадуков, опор, столбов и прочих бетонных конструкций. Если бы не торчали, в конце концов, из земли и праха обгоревшие человеческие кости.
Хотя справедливости ради надо сказать, кое-какие объекты все же уцелели, поэтому формально город на картах пока значился.
