Туллио Аволедо - Корни небес
— Вы все еще злитесь? А я думал, что прощение — это, типа, обязательно для священников, — поддразнивает он меня.
— Прощение предполагает покаяние.
— Но я раскаиваюсь, ваше святейшество. Искренне раскаиваюсь.
— Ага, конечно.
— Если бы дело приняло дурной оборот, мы бы вмешались.
— Мне уже сказали. Но уверяю тебя, что, на мой взгляд, оно и успело принять дурной оборот, а все только стояли и глазели.
— Ой, это вы насчет той пары царапин? Видел я их. Шрамы вам очень пойдут. Они дадут вам прекрасную тему для разговоров с женщинами.
— Бун, ты что, издеваешься?
— Зовите меня просто Карл, святой отец. И можно мне называть вас Джек?
— Нет.
— Ну почему?
— Потому что меня зовут Джон, а не Джек. Джон Дэниэлс, а не Джек Дэниэлс. Не как виски.
— Ладно, как хотите. Так что, вы действительно соблюдаете этот обет, как он там называется?
— Зависит от того, какой обет ты имеешь в виду.
— Ну тот, который запрещает связываться с женщинами. Вы из-за это обиделись, да?
— Он называется обет безбрачия.
— Но вы?..
— Да. Я — да.
— Ладно, я пошутил. Знаю я, что такое обет безбрачия. Я тоже когда-то принял его. Теперь, конечно, соблюдать его стало значительно легче. Женщин вокруг немного, и эти немногие определенно не красотки. Да к тому же воняют.
— Все мы воняем, Бун.
— Карл.
— Хорошо, Карл. Как хочешь, Карл.
— От женщины ждешь грациозности и утонченности, а не того, что она будет вонять мокрой псиной или протухшим сыром. В том месте, если вы понимаете, о чем я…
— Понимать-то я тебя понимаю. Но дело в том, что есть некоторые вопросы, которые мне не хочется с тобой обсуждать.
— Ладно. Эй, видели — вон там?
— Где?
Бун моментально меняет тон. Теперь он донельзя серьезен.
— Жди здесь. Спрячься за ту машину.
Он указывает на конический сугроб. Я спрашиваю себя, какая машина скрывается под этим тяжелым белым покрывалом. Быть может, это один из начавших появляться на европейских улицах маленьких электромобилей, имевших все шансы вытеснить старые машины, если бы не ударил молот Скорби?
Я бегу к укрытию. Бун прижимается к земле, направив автомат в темноту. Прибор ночного видения не обнаруживает никаких признаков движения. Я не понимаю, что же такое мог увидеть солдат. Я делаю чуть заметное движение, чтобы встать, но тот, даже не повернувшись в мою сторону, делает знак пригнуться и не двигаться. Как будто у него глаза на затылке.
Я не двигаюсь.
Проходит минута. Две.
Наконец я вижу то, что встревожило Буна: цепочка из шести существ, с виду человеческих, но полностью покрытых белым тряпьем, как призраки саванами. Они двигаются осторожно, шаг за шагом, как какие-нибудь вялые животные вроде ленивцев, двигая глазами по сторонам в поисках чего-то. Как будто их глаза — электрические фонарики, способные шарить в темноте. Они, видимо, не вооружены, но от их очертаний, тем не менее, исходит ощущение нешуточной опасности.
Я потерял Буна из виду. Он как будто бы смешался со снегом. Остальных тоже не видно. Куда они все попрятались?
Как будто бы вместо того, чтобы подумать про себя, я произнес эти слова вслух, выдав тем самым свое местоположение, — один из призраков приподнимает голову, направив нос в мою сторону. Он принюхивается. Противогаза на нем нет. Его очертания похожи на человеческие, но глаза неестественно неподвижны. Они похожи на глаза покойника.
Белая фигура делает шаг в сторону моего укрытия. У меня стынет кровь.
Еще шаг.
Я чувствую его запах даже через фильтр противогаза.
Это не гнойное зловоние, как у живых мертвецов со дна бассейна.
Это приятный запах…
Внезапно я вспоминаю слово.
Парфюм.
Как давно не пользовался я парфюмом!
Страдание убило запахи.
Даже еда больше не пахнет приятно, когда готовишь ее на зловонной керосиновой горелке или разогреваешь на ржавом гриле, перепачканном жиром и копотью от бесчисленных предыдущих блюд.
А вот запах этого существа чист и приятен. Это запах цветов. Я хочу высунуть голову из укрытия, чтобы насладиться им.
Какая-то рука оттаскивает меня назад. Бесшумным рывком затыкает мне рот, не давая закричать.
Я оказываюсь на животе, плотно прижатым к земле. Я не могу пошевелиться… Будто парализован.
Металлический запах ледяного снега вытесняет аромат этого ангельского создания, этого…
Рука освобождает мой рот и с силой поворачивает меня на спину.
Бун смотрит на меня с любопытством. Но даже улыбка на этом лице кажется зловещей.
— Слушай, священник, да ты в рубашке родился! Ты только что спасся от Мускула! Тебе бы эту историю внукам рассказывать, если бы Церковь не запрещала тебе иметь их…
— Что это было? что такое Мускул?
Обернувшись, я с ужасном вижу, что это создание все еще здесь, в нескольких метрах от нас. Как ни в чем не бывало, Бун встает, протягивает мне руку и, когда я беру ее, дергает меня, как вырывает корешок из земли.
— Мускул — это вот это, — говорит он громко, указывая пальцем на белое создание. — Шесть раз по центнеру мяса без глаз и ушей, но с тончайшим нюхом.
Он направляется к существу, которое совершенно не замечает его и разворачивается, чтобы присоединиться к своим, удаляющимся в противоположном нашему направлении.
— Это странные создания. Видишь?
Он показывает на морду — по-другому это не назовешь — этого существа. Его черты напоминают летучую мышь: плоский нос с широкими ноздрями, пустые, слепые глаза, на которые страшно смотреть.
Еще два солдата показываются из темноты.
Невероятно, но существа не замечают их и продолжают двигаться в унисон: шаг шестью правыми ногами, затем шаг шестью левыми… Они как будто составляют единое существо, разделенное на шесть тел. Не обращая внимания на проходящих рядом солдат, создания продолжают свое движение с такой точностью и ритмичностью, что можно подумать, что они идут так с начала времен и могут продолжать веками без остановки.
— Что это? — спрашиваю я шепотом.
Бун и не думает понижать голос.
— Это органы чувств. Органы чего именно? Мы этого не знаем. Мы знаем только, что эти монстры бродят повсюду, принюхиваясь к воздуху и наплевав на радиацию и на опасности внешнего мира. Их всегда шестеро, и может показаться, что это всегда одни и те же, но это не так. Однажды с крыши одного дома мы видели три группы, патрулировавшие территорию чуть больше футбольного поля. Потому что они именно патрулируют. Патрульные обходы. Поисковые экспедиции.
— Поисковые экспедиции чего?
Бун собирается почесать голову под шапкой, но останавливается. Заиметь пусть и простую царапину — это не лучшая идея даже внутри убежища. И уж тем более — снаружи.
Создание проходит мимо нас, ритмично двигая руками и ногами, как машина, и удаляется в темноту.
Дюран набрасывается на Буна, как коршун на кролика:
— Бун, идиот чертов!
— Эй, эй, капитан, за что вы на меня кричите? Что я такого сделал?
— За священника отвечал ты!
— Но я же не виноват, что этот чертов Мускул пошел прямо на него!
Он наклоняется к моему плечу. Оттягивает маску. Обнюхивает меня.
— Да он не сделал «обрызгивание»! Капитан, он не обрызгался! Естественно, они его учуяли.
Дюран качает головой.
— Если бы они его обнаружили, он был бы сейчас мертв.
Он тоже на миг отрывает резину противогаза, обнюхивает мою форму, а потом раздраженно тычет пальцем в сторону Буна:
— Ты! Займи мое место в голове колонны. Я сам займусь отцом Дэниэлсом.
Солдат удаляется, матерясь сквозь зубы.
— Многовато эмоций для одного дня, правда? — говорит капитан.
— Пожалуй.
— Мы называем их Мускулами…
— Знаю.
— …потому, что они кажутся частями единого организма. Как будто они — руки и ноги, отрезанные от человеческого тела, но все же способные действовать скоординированно.
— Выходит, это не люди?
— Не совсем. Не в привычном смысле. Это странные создания, но при этом они кажутся почти нормальными по сравнению с остальными… вещами… которые бродят на поверхности.
— А что они делают? Они опасны?
Капитан морщится:
— Скажете тоже! Мускулы — охотники. Они гипнотизируют своих жертв при помощи странного запаха. Как они вырабатывают этот запах и что они делают со своей добычей, мы не знаем, но не думаю, что они ловят людей для чего-то приятного.
— Они кажутся такими вялыми…
— Их сила в количестве. Прямо сейчас вокруг нас может быть десять-двенадцать таких отрядов, если их можно так назвать. На самом деле, мне кажется, что это такая форма огромного организма, разделенного на части. Представьте себе окружность: снаружи находятся шесть Мускулов. А внутри… Мы считаем, что внутри должен быть Мозг. Но мы никогда не подходили достаточно близко для того, чтобы убедиться в этом.
