Роман Глушков - Найти и обезглавить! Том 1
Ошарашенный не меньше гвардейцев, я протер свой единственный зрячий глаз, но это и впрямь была не иллюзия. Чернокожий гигант обладал большими кожистыми крыльями, которые он сложил, перекинул через плечи и скрестил на груди, завернувшись в них, будто в короткую накидку. А концы своих крыл он заткнул за широкий пояс – наверное, так их было проще удерживать в этом положении. И еще у него было оружие, хотя раньше мне казалось, что подобным чудовищам – прислужникам Гнома, – хватает одних лишь когтей и зубов.
Когтей у этого демона не было. Видимо, поэтому он и носил с собой длинную палку с окованными железом концами. Чтобы орудовать такой, требовалась недюжинная сила. Не обязательно демоническая, но и обычной силенкой крылатый гигант был явно не обделен.
– Гарьялаббар! Науррмад! – пророкотал демон, оскалив белые зубы. Небольшие, как у человека, зато остроконечные. А дополняли жуткий портрет черной страхолюдины белки ее вытаращенных глаз, поблескивающие в свете факелов, что горели у входа в конюшню.
Я бы на месте гвардейцев тут же плюнул на все и пустился наутек. Но они, очевидно, сочли, что одолеют втроем одного противника, даром что крылатого. И, расступившись в стороны, дабы не мешать друг другу размахивать мечами, набросились на него все разом.
Несмотря на то, что солдаты полковника Дункеля позорно удирали из дворца, они по-прежнему были опытными, хорошо тренированными вояками. Это признавал даже кригариец, пускай он и не видел их в деле. Выстоял бы он сам в схватке с тремя гвардейцами, трудно сказать, но попотеть бы они его заставили. Чего нельзя сказать о демоне. Он не дрогнул, когда его атаковали сразу несколько противников. Напротив – охотно принял их вызов и шагнул им навстречу.
Мгновение назад оружие чудовища было неподвижно, и вдруг завращалось в воздухе с такой скоростью, с какой манипулируют похожими предметами ярмарочные жонглеры. А, может, еще быстрее. Тут же послышались громкие удары: звонкие – когда палка сталкивалась с чьим-то мечом, гулкие – когда она врезалась в доспехи, и хрусткие – когда ее окованный конец бил по чьим-либо рукам, ногам или голове. А всего таких ударов прозвучало десятка два – я за это время сделал не более пяти вздохов, хотя от страха и от волнения дышал очень часто.
Последний удар – разумеется, хрусткий, – пришелся по голове последнего, еще живого гвардейца, когда он уже лежал на земле и держался за сломанную в колене ногу. После чего посох демона остановился столь же резко, как и начал свое вращение, только теперь с обоих его концов стекала кровь. А чудовище замерло на месте и повертело головой, явно прислушиваясь, нет ли поблизости еще кого-нибудь, кого можно принести в жертву Гному.
Я затаил дыхание – во дворе кроме крылатой твари и меня больше никого не осталось. И никто не защитит меня от нее, если она учует мое присутствие. Потому что Баррелий куда-то запропастился, но даже если бы он был здесь, не думаю, что ему удалось бы одолеть демона. По крайней мере, в одиночку. В иное время и в ином месте я не отказался бы взглянуть на этот великий бой, но сейчас мысленно умолял Громовержца, чтобы он избавил ван Бьера от этого испытания. Ведь если кригариец погибнет, я останусь один-одинешенек в Дорхейвене – городе, где за мою отрезанную голову объявили награду в двести киферов. Или того хуже – буду съеден демоном, который – кто бы сомневался! – пожирает детей, как и любой другой прислужник Гнома.
Демон покинул задний двор до того, как Баррелий вернулся. Куда отправилось гномье отродье, я не разглядел, но оно не расправило крылья и не улетело отсюда по воздуху, а ушло пешком. Да и Гном бы с ним! Главное, что когда я наконец-то услышал поскрипывание монашеской тележки, двор снова был пуст. Если, конечно, не считать трех свежих трупов, которых до ухода ван Бьера здесь не было.
– Ты жив, сопляк? – осведомился кригариец, раздвигая бочки и выпуская меня на свободу. Его вопрос был мне понятен, но после всего пережитого я не мог дать на него уверенный ответ. – А что тут стряслось? Откуда взялись мертвецы?
– Их убил крылатый демон! – признался я.
– Ну да, конечно – демон! И как я сам об этом не догадался! Кто же их сегодня не видел, этих проклятых демонов! – хмыкнул Баррелий. И, вновь ухватив меня за шиворот, помог мне выбраться из моего убежища. – Короче, все с тобой ясно. А теперь полезай в тележку и сиди там тихо, как мышь, пока я не скажу тебе вылезти… Давай, живее!
– Клянусь, я правда видел демона! Он был огромный, черный, с крыльями, как у летучей мыши, и с острыми зубами! – Я растерял все силы, чтобы на кого-то злиться или обижаться, но недоверие кригарийца почему-то меня задело. – Демон вышел из конюшни и убил тех гвардейцев большой палкой!
– Как ты сказал?! Палкой?! – Баррелий вдруг насторожился. Кажется, впервые со дня нашего знакомства я увидел у него на лице неподдельное удивление.
– Длинной палкой. С железными наконечниками, – уточнил я.
– И при этом он махал крыльями?
– Нет, не махал. – Я помотал головой. – Они были сложены. Вот так.
И я показал на себе, как страхолюдина удерживала свои перекрещенные на груди крылья с заткнутыми за пояс концами.
Ван Бьер оценил мои старания угрюмым взором, поморщился, покачал головой и задал новый вопрос:
– И этот демон был канафирец?
– Он был черный, как канафирцы из Талетара, – ответил я. – И огромный. Я таких огромных канафирцев в жизни не видел.
Последние слова я произнес, уже забравшись в тележку.
– Ладно, пусть так, – все еще хмурясь, подытожил Пивной Бочонок. – Если этот демон и правда вышел из тени, скоро мы о нем услышим… А теперь дай-ка, я тебя спрячу, и пошли отсюда, пока тут тихо…
Накрытая дерюгой, тележка Баррелия показалась мне такой уютной и безопасной, что я, свернувшись калачиком, почти тут же уснул. А, может, потерял сознание, что тоже не исключено. И ни удары, что сотрясали тележку, когда она попадала колесами в выбоины, ни бренчащий вокруг меня, арсенал кригарийца, ни доносящиеся снаружи голоса и крики, не вывели меня из забытья. Казалось бы, пережитые мною наяву кошмары должны были преследовать меня и во сне, но нет – ничего такого я в ту ночь больше не увидел. И спал почти как младенец, понятия не имея, куда меня везут, и что готовит мне день грядущий…
Глава 8
Похмелье, что ожидало меня и кригарийца наутро после пережитой ночи, было тяжелым и безжалостным.
Наверное, это было первое настоящее похмелье, что я пережил в жизни, пусть даже, в отличие от ван Бьера, не брал намедни в рот ни капли вина. Зато вчера я перепил другого напитка, гораздо более крепкого и горького: смесь боли и страха. Что, естественно, отразилось на здоровье неокрепшего ребенка, впервые в жизни наглотавшегося этой гремучей дряни.
Когда я наконец-то пришел в себя и разлепил единственный открывающийся глаз, я уже лежал не в тележке, а на расстеленном в траве одеяле. И подушку мне заменял не мешок с пожитками, а другое одеяло, свернутое в рулон. Эта постель была намного удобнее той, в которой я заснул, но, само собой, не такой удобной, как моя кровать во дворце. Впрочем, и мое тело, и лицо болели не из-за того, что я спал на жесткой постели, хотя, конечно, отчасти в этом была и ее вина.
Воспоминания о кровати заставили меня вспомнить и обо всем остальном, что я оставил во дворце минувшей ночью. Включая растерзанное бахорами, тело отца. Это вмиг усугубило мои телесные муки муками душевными, и я не смог удержать стон. Который, однако, почти сразу перешел в сухой кашель. Страсть как захотелось встать и глотнуть воды, но еще больше не хотелось шевелить руками и ногами, скованными болезненной ломотой.
– С утром, сопляк! – донесся до меня голос Пивного Бочонка.
– Что? – не понял я, с трудом поворачивая голову в том направлении.
– С утром, говорю, – повторил он. – Хотел бы назвать его добрым, да не могу. Но и злым – тоже не могу, ведь ты все еще жив. Так что просто – с утром! Каким бы оно ни было, но вопреки стараниям бахоров оно для тебя все же наступило.
– А-а-а… – уныло протянул я. Видимо, это снова был своеобразный кригарийский юмор. Тот который не оставлял ван Бьера даже в разгар битвы, и к которому я до сих пор не привык.
Стиснув зубы от боли, я приподнялся на локте и осмотрелся.
Знакомые места – мы опять находились на берегу Вонючего ручья. Только не у дороги, а выше по течению от того места, где мы с Баррелием встретились в первый раз. Далековато же мы забрались, учитывая, что изрядную часть пути ему пришлось катить свою тележку в гору и по бездорожью. Сам монах, очевидно, этой ночью не сомкнул глаз и после вчерашней пьянки и последующей резни выглядел опухшим и помятым. А над костерком, что он развел, жарился на вертеле… хм… да неужто заяц?
– Ты что, опять убил зайца?! – удивился я.
– Второй раз меня ловят за руку на одном и том же месте! Ну что за невезение! – вновь мрачно отшутился ван Бьер. – Однако, думаю, сегодня твой отец меня бы простил, ведь это не только мой завтрак, но и твой. Ты должен хорошенько подкрепиться, чтобы восстановить силы. Они тебе вскоре понадобятся.
