Дмитрий Беразинский - По ту сторону черной дыры
— Так вот. Вышеупомянутая леди станет руководить нашим сельским хозяйством. В ее подчинении будет рота материального обеспечения и транспортная рота, возглавляемые своими командирами: капитанами Лютиковым и Уточкой, хотя последнего, лично я бы назначил заведующим птицефермой. Не обижайтесь на меня за каламбур Александр. Фамилию не выбирают, а с гордостью носят. Помните тупой американский фильм «Могучие утки»? Не помните? Тем лучше для вас, — не успел замолкнуть смех, как зам по тылу нетерпеливо махнул рукой:
— Также в ее ведении будет находиться продовольственный склад и его бессмертный хранитель — Шура Лютиков.
Шура Лютиков был старшим братом капитана Лютикова — командира транспортной роты. Военная форма сидела на нем, как бронежилет на борове, поэтом он всячески ее модернизировал: то вместо ботинок напялит кроссовки, то вместо брюк — джинсы, а однажды он явился на утренний развод в дубленке. Начальство его предпочитало не трогать. Все ему были должны, не исключая и командира базы, с которого Шура нахальнейшим образом денег брать не желал, а принимал плату в виде мелких услуг, вроде взятия на пару деньков БТРа. На нем Шура заявился на рыбалку, куда был приглашен бобруйской «крутизной». В разгар рыбной ловли, затеянной «братками» для снятия нервного напряжения, когда уже было выпито по добрых пятьсот грамм, на крутой берег прикатил бронетранспортер, из которого вылез Лютиков и, близоруко щурясь, спросил:
— Как водичка?
Итак, мадам Худавая была назначена главным агрономом подсобного хозяйства. Особиста отправили посыпать голову пеплом и сообщить своей половине об ее новой должности. Заседание продолжалось. Замполит, известный циник, предложил начать кампанию по незамедлительному превращению всего земного шара в единое коммунистическое государство.
— Вы поймите! — кричал он, брызгая слюной, — в каком уникальном положении мы сейчас находимся! Прямо от феодализма к развитому социализму, минуя капиталистическую фармацию!
— Что ж, отвлечемся на политинформацию, — скаламбурил Норвегов.
— Прошу прощения, товарищ полковник, — вмешался Булдаков, — какая политинформация! Гнать в шею этого Горошина. Лично я предупреждаю: если увижу капитана Горошина у глобуса с красным фломастером, то начмеду будет дан заказ на срочную лоботомию. Горошин пошмыгал носом и изрек, что майор Булдаков — личность жалкая и ничтожная, единственное достоинство которой заключается в чрезмерно развитой мускулатуре. А не грех бы было поразвивать и мозг, правда он, капитан Горошин вообще сомневается, есть ли таковой у товарища майора. У последнего покраснела шея и сжались невиданных размеров кулаки. Чувствуя состояние Олега Палыча, слово взял Норвегов.
— Олег Палыч, остыньте, бога ради. Не то сейчас от вашего вида замполит обмочится. А вам, товарищ капитан, что ли, жить надоело. Поймает вас майор Булдаков, треснет по шее, да и закопает где-нибудь в лесу на опушке. И не стройте из себя Диогена! Кто будет управлять этим «светлым будущим». Забитые бюргеры? Или йоркширские крестьяне? Ах, извините! Может, вы предложите свою собственную кандидатуру? Прекрасно! А может, вы нам сейчас скажете, из чего формируется ВВП? Не знаете? К сожалению? А знаете, как высчитать простейшее сальдо предприятия? К огромному сожалению! А смогли бы управиться с той же самой Бобровкой?
— Запросто! — хмыкнул замполит.
— Ах, вот так и запросто! Скажите мне, господин управляющий, сколько нужно заготовить припасов на зиму для Бобровки?
— Не знаю, нужно посмотреть.
— Можете идти и смотреть! Вы свободны! — Горошин, не понявший юмора, встал и вышел. Булдаков, не спросясь, подошел к окну.
— Точно попер в Бобровку! Ой, умора доморощенная!
— Ничего, — сказал Норвегов, — когда он вернется, я его пошлю еще раз, чтобы выяснил, все то же в расчете на голодный год. И запас на случай тридцатилетней войны, — аудитория деликатно захихикала. Норвегов резюмировал:
— Повестка дня исчерпана. Решили:
1.Яровой клин проводить как можно скорее.
2.Коммунизм на планете не строить.
3.Присматривать за капитаном Горошиным.
В заключение хочу попросить командиров обратить тщательное внимание на подготовки техники к весенним полевым работам. Тьфу! Чувствую себя председателем колхоза «Червоно дышло». Но мы не в колхозе! Этот парк должен отслужить, по меньшей мере, лет тридцать, пока не будет изготовлена новая техника, надеюсь, мы к той поре не сопьемся. Всякие там техобслуживания должны проводиться вовремя и в полной мере. Нарушитель будет оставлен без сладкого. Интересно, что по этому поводу сказал бы Кальтенбруннер?
Но на совещании не было старшего прапорщика Максимова — командира ремонтного взвода. За чапаевские усы, свирепый вид и кривые кавалерийские ноги, между которых, казалось, мог проехать ЗИЛ-117 с эскортом мотоциклистов, в общем, добрейшей души человек, ни к месту получил прозвище шефа РСХА.
В его подчинении находились самые отчаянные головорезы, не знавшие никакой формы одежды, кроме рабочей робы. Когда все подразделения проводили обязательный строевой тренаж, ремвзвод на плацу играл в «козла». Замкомвзвода этой шарашкиной конторы, сержант Гаврилов, вообще, в начале своей службы отчебучил такой подвиг, от которого командиру базы захотелось совершить ритуальное самоубийство по японской технологии.
Поздней ночью, можно даже сказать под утро, закончив ремонт ЗИЛ-131, в то время рядовой Валерка Гаврилов, вызвавшись сделать обкатку, выехал на трассу Минск — Бобруйск и с каким-то извращенным садизмом двинул в зад единственной автомашины, катившейся по шоссе. Это оказалась «Волга» всего-навсего начальника ГАИ республики, решившего нагрянуть с рабочим, недружественным визитом в мирно спавший Бобруйск.
Норвегову доложили, что натворил его «орел». Тот надел чистые кальсоны и принялся ждать звонка «сверху». Но когда к обеду в его обитель зашел САМ начальник ГАИ и положил на стол бумагу, в которой просил не наказывать солдата, присовокупив, что вина — чисто его, Константин Константиныч оторопел. Он сам видел разбитый передок у ЗИЛа! Тяпнув с генералом бутылку коньяка, он передумал совершать акт суицида, а вместо этого вызвал ретивого новобранца к себе.
— Слышите, рядовой, вы мне не сообщите, кем вам доводиться генерал Гаврилов? — что-то подозревая спросил Норвегов.
— Сука он, товарищ полковник, — шмыгнул носом вихрастый паренек.
— Но-но! Да ты не темни! Расскажи!
Отпустив юного ремонтника, Норвегов зашел к начальнику штаба.
— Слышь, Петрович! Петрович! — Семиверстов оторвал жопу от стула, а глаза — от «Плейбоя».
— Что, командир?
— Знаешь, чей фрукт у нас служит?
— У нас многие сынки служат! Кто именно?
— Гаврилов из ремвзвода!
— Все-таки сын! — подполковник встал и принялся ходить, одновременно похлопывая себя по ляжкам, — вот так дал батьке под зад!
— Причем, в самом прямом смысле слова. Ты не знаешь главного. Мистер Большой бабник в генеральских погонах бросил очередную пассию с брюхом, и поминай, как звали! А тут наш «Джон — мщу за всех»!
— Эксцентричный молодой человек! Таким образом знакомиться с отцом! Смотри, Константиныч, чтобы с тобой кто-нибудь еще более крутым методом не познакомился…
— Да я, вроде, всех своих знаю…
— Настоящий кадровый офицер никогда не знает, сколько, а только знает, что знает.
— Да ну тебя! — отмахнулся тогда Норвегов, попрощался и ушел домой.
…Завершив ненавистное ему совещание, Константин Константинович посидел минут пяток в своем черном на колесиках кресле, затем выключил компьютер и оделся. Запирая двери своего кабинета, он вновь задумался о том разговоре. Чем черт ни шутит, а юморок черноват то! Чертыхнувшись для порядка, полковник вышел на улицу. Было еще совсем светло — фонари молчали, но звезды уже потихоньку включались. Норвегов по старой привычке поднял голову, зная, что ему сейчас подмигнет старый знакомый-забияка — Сириус. Каково же его было удивление, когда звезды на месте не оказалось! Снова чертыхнувшись он напряг свои скромные знания по астрономии, пытаясь отыскать на небосводе Большую, или на худой конец, Малую медведицу, но ничего похожего не украшало небесный свод, зато ярко и бесстыже горело созвездие, очертаниями своими напоминающее лягушку.
Поникнув духом, полковник продолжал свой путь. Солнце посылало на Землю свое «последнее прости». А может, вовсе и не Солнце, а наверняка, и не на Землю. Слабая надежда на то, что база оказалась «всего-навсего» хронопортирована таяла, как дым. Норвегов шагал по зеленеющей аллее и напряженно размышлял. Тупое офицерье, к коему он отнес незамедлительно и себя, даже не сообразило глянуть на небо! Влюбленных у них, по всей видимости, не было… Хотя какие родители — таковы и дети. Необходимо будет завтра навести справки у Ратибора, относительно «мастей» на небе, а пока позвонить из дому начальнику секретной части. Он так ушел в себя, что не услышал, как с ним поздоровалась Светлана Булдакова.
