"Фантастика 2025-50". Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Биверов Андрей Леонидович

Грэм вернул монету обратно.

— Ваш юмор, лейтенант, настолько тонкий, — холодно сказал он, — что мне, ограниченному гефестианцу, его даже не видно, так что платить не за что.

Проклятый звон бубенцов не думал уходить. Грэм покосился на запястья Зары, представив такие же звенящие украшения на экс-мэре. На ней и остальных её соплеменницах. Настроение испортилось вконец и впервые за долгое время действительно захотелось выпить чего-нибудь крепкого.

— Пойду воздухом подышу, — пробормотал капитан, вставая. — Рать засранцев пока пусть обойдётся без командира…

Взяв шлем и автомат, капитан вышел из кабинета и спустился вниз.

На ступеньках сидел дежурный и курил сигару.

— Табачку, хефе? — щедро предложил он Грэму.

Нэйв принюхался. В отличии от сигаретного, запах сигары ему понравился, но сама мысль о том, что в его лёгкие попадёт продукт горения, вызывала у Грэма, — как и почти любого гефестианца, — тихую панику. В замкнутом мирке Гефеста запах дыма всегда означал опасность и даже сейчас, когда города вышли из-под куполов, курящего гефестианца можно было встретить немногим чаще, чем зубы у утки.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Нэйв. — Не курю.

— А зря, хефе, — белозубо улыбнулся дежурный. — Табачок тут отличный, почти как дома.

На этом разговор закончился. Тиматец молча курил, почёсывая за ушами дрыхнущего рядом фамильяра — здоровенную, похожую на увеличенную раза в три овчарку зверюгу, названия которой капитан не знал, — а Нэйв просто таращился в пространство, стараясь избавиться от так некстати накативших воспоминаний.

— Я перегнула с шутками, да? — спросила подошедшая Ракша. — Ты прости, моё желание пошутить обычно превосходит умение.

— Нет, что ты, — Грэм слабо улыбнулся. — Просто… Неприятные мысли, а там и воспоминания некстати подоспели.

Тиматец, покосившись на них, бережно погасил окурок и с неожиданной деликатностью убрался в дежурку вместе с фамильяром.

— Переживаешь из-за того… про что нам рассказал? — тихо уточнила Дана.

— Нет, тут я как раз спокоен, — ничуть не покривив душой, сказал Грэм. — Просто представил, что тут начнётся, если корпораты удержат позиции и влезут сюда своими лапами. Местные вымрут за пару-тройку месяцев. Да и без корпоратов — тоже. Разве что не за пару месяцев, а за пару лет. Останутся единицы, который впору будет в музеях показывать.

Дёмина вздохнула и ковырнула газон носком бронированного ботинка.

— Думаешь, не приспособятся?

— Единицы, у которых будет стимул, — Грэм кисло усмехнулся. — Как те сёстры, что мне помогали. Но таких — единицы. Если вообще не уникальный случай. Помнишь, как на похоронах себя от тоски по погибшим сжигали? Вот так же, только целыми городами.

Ракша помрачнела и аккуратно разровняла подошвой вырытую ямку.

— Никогда бы не поверила, что целый народ может “лечь и умереть”, — сказала она и покосилась на балкон, где Зара о чём-то говорила с Костасом. — Но они тут все не от мира сего. Может не просто так Доминион оставил эту колонию почти без своего присутствия и оставил местные законы? Может и Союз отстроит отдельные базы и города, а местным оставит что есть сейчас?

— Сюда хлынет толпами вся голытьба Союза, — отрицательно покачал головой Грэм. — Дешёвая рабочая сила. Выгоднее местных. А чтобы эмпатия не мешала — выселить. В гетто, резервации — называй как хочешь. Прозвучит цинично, но для Союза вымирание местных тоже на пользу: когда Доминион вернётся, то даже отбив Идиллию, получит мир с агрессивно настроенным населением из новых поселенцев. И столкнётся с проблемой подавления очередной партизанщины с вытекающими дальнейшими проблемами. Траты на войну, траты на заселение, траты на восстановление производства… Так что… — Нэйв тоже оглянулся на балкон, — … у местных шансов нет.

— Дерьмово… — мрачно сказала Дёмина. — Я всё это себе иначе представляла. Что мы будем воевать с Доминионом, защитим Союз, а потом и Китеж от завоевания… Что не допустим нового Дорсая. А выходит, сами делаем нечто подобное…

— Я читал высказывание одного древнего военачальника, ещё с Земли, — отозвался Грэм. — Что для войны нужны три вещи: деньги, деньги и деньги. Вот тем мы и занимаемся — лишаем врага ресурсов, заставляем выбрасывать деньги, изматывая собственную экономику. А сами деньги выкачиваем из отвоёванных у него территорий. А люди… Как сказала одна моя знакомая — мошки. Ничто. Разменная монета.

Ракша презрительно сплюнула.

— В такой войне нет чести!

— Ни в какой войне чести нет, — глухо отозвался Грэм.

Арора проводила взглядом вышедшую Ракшу и сказала:

— Вашему капитану нужен отдых. Или это неприлично — говорить такое?

Она виновато улыбнулась китежцу:

— Никак не привыкну что у вас принято озвучивать, а что — скрывать.

— Ему нужно иногда задумываться перед тем, как пнуть медведя по яйцам и остаться у него в берлоге, — проворчал Рам.

Сообразив, что едва не ляпнул лишнего, полковник добавил:

— Он взвалил на себя слишком много. Не удивительно, что нервишки шалят от переутомления. Дам завтра выходной обоим — и ему и Дане.

— Всем не помешает отдых.

Зара поднялась с дивана, распахнула ведущие на балкон двери и приглашающе махнула рукой Костасу. Тот налил себе бренди, подхватил бокал и последовал за идиллийкой.

Идиллийская ночь приняла полковника в свои мягкие, тёплые объятия. Рам вдохнул напоённый ароматами цветов воздух и невольно улыбнулся. Встав рядом с идиллийкой, он опёрся на перила и перешёл к самой неприятной части разговора.

— Скажите, — осторожно начал он, — как на Идиллии относятся к супружеской измене?

— Измене? — озадаченно повторила Зара. — Напомните, это что-то связанное с запретом секса вне брачного союза?

Ответ подарил Костасу надежду, что всё может закончится благополучно.

— Что-то связанное, — кивнул Костас, отпивая бренди. — Вы в курсе, чем сейчас занята ваша жена в комнате отдыха дежурных?

— Насколько я знаю, она проводит время с тем синеглазым дорсайцем… — она нахмурила брови, вспоминая, но успеха не добилась. — Не запомнила имени. А что? Она нарушила какие-то правила?

— Ну, что до дисциплины — то скорее, нарушает помдеж, — справившись с удивлением, сказал Рам. — Тот самый синеглазый дорсаец. А что касается семейной жизни — я так понял, что не нарушает ничего? Или понятие “супружеская верность” у вас трактуется более свободно?

Судя по взгляду Ароры, она не понимала что так взволновало Костаса.

— Вы об этих ваших моногамных традициях? — уточнила она.

— А у вас что, иначе? — вскинулся Рам, в этот миг даже не задумываясь об очевидности ответа на этот вопрос. — У нас верность супругов друг другу незыблема. Измену не прощают.

Идиллийка повернулась, чтобы лучше видеть лицо коменданта, и задала неожиданный вопрос:

— А что такое измена?

От такого вопроса Рам на миг потерял дар речи и уставился на Зару так, словно узрел на её месте мину с тикающим таймером.

— Вы это серьёзно? — вновь обретя способность говорить, поинтересовался он.

— Ну, я в общих чертах представляю, что в это слово вкладывают инопланетники, но сама понимаю его иначе. Ответьте, что для вас и вашего народа измена?

— Предательство, — не задумываясь, выпалил Рам.

— Согласна, — улыбнулась ему идиллийка. — А как можно предать в любви?

— Перестать любить, — последовал ответ. — Не любить, но говорить, что любишь.

— Вот видите, вы почти идиллиец, — искренне рассмеялась Арора. — А теперь скажите: любите ли вы своих родителей, братьев, сестёр, детей?

— Родителей любил. Очень. Дану… — он посмотрел на дочь, о чём-то говорившую с контрразведчиком и вновь почувствовал необъяснимую теплоту, — …наверное, ещё больше. Только к чему вы это?

Рам говорил открыто, впервые в жизни не обращая внимания, что перед ним — едва знакомый человек. Зачем пытаться скрыть чувства от того, кто буквально их разделяет?