"Фантастика 2025-132". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Панфилов Василий Сергеевич "Маленький Диванный Тигр"

— Ма-ам… — заглядываю на общую кухню, выглядывая её в пару, — может, помочь чем?

— Нет-нет, Мишенька! — сразу отозвалась она, подхватывая с печки кастрюлю, — Ты иди, на улице посиди! Нечего мужикам на кухне делать!

Пожал плечами, вышел на улицу, и, щурясь на вечернее солнце, присел рядом с отцом, на лавочку возле песочницы. Хмыкнув, тот на миг притянул меня к себе за плечо и отпустил, продолжив какой-то разговор с дядей Витей и соседскими мужиками.

Немного отпустило… Сижу, слушаю вполуха разговоры и поглядываю, как хлопочут раскрасневшиеся женщины. Какие-то кастрюли, тазики, салатницы, стопки тарелок… ну и бутылки, куда без них! А также (редкий дефицит по нашим местам!) разливное пиво в металлической фляге.

Светка, соседская девчонка на пару лет младше меня, мечется как угорелая, но это у неё как-то… Да едва ли не горделиво выходит! Ах да… женщина же сейчас в первую очередь — хозяйка и мать, а потом уже (но не обязательно!) всё остальное. Она сейчас не просто хлопочет, а показывает соседям, а через них всему Посёлку, какая она домовитая и рукастая. Хозяйка!

Стол уже, кажется, накрыт, но женщины всё суетятся, что-то приносят из кухни, поправляют, переставляют… Наконец звучит заветное:

— Мужчины! — уперев руку в бок, весело кричит мама, — К столу!

Мужики встают как бы нехотя, хоть если судить по блеску глаз, они ох как предвкушают… Рассаживаемся с шутками и разговорами, по некоему негласному табелю о рангах.

— Мне к холодцу поближе, — потирает ладони дядя Витя, ёрзая на лавке, — ну или холодец — поближе ко мне, ха-ха!

— Не боись! — весело отзывается одна из женщин, — Всем достанется! Гору наготовили, три дня доедать будете!

— Миша! — кричит немолодой и временами дурковатый (последствия контузии ещё на Финской) дядя Ваня, он же Рупь Двадцать, — Давай со Светой во главе стола! Вы жа севодня, считай, как именинники! А ты так и вообще — шутка ли, семь классов окончил!

— Да мне здесь удобней, — отбиваюсь я от излишнего внимания.

— Не хочешь во главе, — так со Светочкой рядом садись! — Визгливо вскрикивает одна из женщин, замотанная разведёнка чуть за тридцать с двумя детьми, тут же стреляя глазами куда-то в сторону и кокетливо накручивая на палец конец платка, — С невестой!

— Вот ещё! — фыркает девчонка, бросая на меня короткий презрительный взгляд, — Жених нашёлся!

— Светочка, ты чего? — удивляется женщина, — Он же всегда тебе…

— Любочка! — громко перебила её мама, — Дай, пожалуйста, плошку своего холодца! Миша его даже в больнице вспоминал!

— А… да, сейчас! — мигом переключилась та, и разговор свернул на то, кто из женщин что приготовил, да потчевание мужчин и детей.

Детворы в бараке много, но все они, не считая меня и Светки, которой только-только стукнуло двенадцать, вовсе уж малышня. Вся эта сопливая, замурзанная и постоянно ссорящаяся орава, носящаяся по двору с парой кудлатых, вечно тявкающих собачонок, тискающая не успевших удрать кошек, сейчас с трудом удерживается на месте. Минут пятнадцать они выдержат, а дальше, утолив первый голод, снова начнут свои игры, вовлекая в них всех присутствующих, и время от времени подбегая к столу, кусочничая и прося внимания родителей.

— Вот… поешь, Мишенька! — Люба… ну или тётя Люба, подхватившись из-за стола, сам отнесла мне холодца. Несколько натужно поблагодарив её, скептически уставился на трепещущий на тарелке холодец, и, вздохнув, потянулся за горчицей.

— А вон пирожки, — ткнул меня локтем отец, не переставая жевать, — с капустой, как ты любишь!

Пирожки — крохотные, на один укус, оказались выше всяких похвал… но вот грибов в них оказалось больше, чем собственно капусты!

Ем неторопливо, хотя молодой организм требует пометать всё в себя, как в топку. Выцеливаю глазами, а что ещё на столе интересного, почти не слушаю разговоры.

Все эти горы пирожков, пирогов, солёных и мочёных (кто бы сказал, в чём разница?!) грибов, рыбы и дичи, холодца и оливье — тазами, тазиками, всех разновидностей!

Отдельно, как редкий деликатес — копчёная и полукопчёная колбаса.

— … в городе была, через Нинку достала… ну Добрынину! — хвастается мать, в подробностях рассказывая всем желающим колбасный эпос. В нём фигурировали слова «достать», «договориться», «очередь» и «в одни руки», и судя по всему, присутствующие прекрасно понимают маму…

… но не я!

— Давайте выпьем за Мишу! — подал голос дядя Витя, уже слегка нетрезвый, с очень блестящими глазами и воздетой вверх рюмкой.

— В самом деле! — спохватилась мать, — О Мише и Светочке совсем забыли! Ну, ребята… с окончанием учебного года вас!

Заранее морщась, она подняла стопочку и пригубила её, тут же поставив на стол. Зазвучали пожелания… и я заметил, что в отличии от мамы, другие женщины хоть и отстают от мужиков, но пьют вполне исправно.

— … Светочка невеста уже! — хвасталась её мама соседке, — По дому всё делает, хлопочет! Пчёлка! С младшей посидеть — просить не надо, я иногда даже ревную, Ленка к ней на руки охотней идёт, чем ко мне!

— И без троек! — подскочил мужичок не из нашего барака, подночёвывающий иногда у Светкиной матери.

— Да, да… — закивала женщина, — В этом году без троек! А Миша как?

— Русский и литература — тройки, — вздохнула мама, — Ленится! Учительница говорит, что тему знает, но пишет неряшливо, помарок много.

— Да… — закивала одна из женщин, — почерк — первое дело!

— Зато Миша в олимпиадах участвовал! — парировала мама. Но в итоге, мнение соседей сошлось на том, что почерк мне стоит подтянуть, ибо это — первейшее дело! По почерку о человеке судят, так-то!

— А что на танцы-то не пошёл? — задал бестактный вопрос сидящий напротив Серёга Ткачёв, молодой парняга, только недавно отслуживший в армии.

— И правильно, — ответил отец вместо меня, — Какие танцы!? Из больницы человек только вышел, да и вон… уже в приключения вляпался. Спина болит, ногу потянул, а на физиономии чёрт те что! То-то радости — придти, да в уголочке постоять, на других глядючи!

— Ну не знаю, — за каким-то чёртом возразил ему парень, — мы в армии…

Завязался разговор, и по некоторым оговоркам стало ясно, что случившееся на карьере уже не секрет. Может быть, подробности ещё не разошлись по Посёлку, но в целом… Да и за подробностями дело не станет!

Настроение снова качнулось вниз — так, что еда в тарелке стала напоминать варёный картон, будто снова вернулся ковид. Внимательный и какой-то виноватый взгляд отца…

… делаю вид, что ничего не понял, и продолжил есть через силу.

«— Интересный феномен, — вяло думаю я, цепляя вилкой хрустящий грибок, замаринованный целиком, — По сути, это ведь к лучшему, так? Проще будет подтолкнуть родителей уехать из Посёлка. Наверное, чуть ли не месяц уговоров и капанья на мозги сэкономили… Да, не меньше! С другой — всё равно неприятно! Да ещё как…»

Помянув недобрым словом советский коллективизм, в котором больше всего ощущается не поддержка товарищей, а чувства локтя в подреберье, я малость отошёл, и настроение вновь качнулось вверх. У еды появился вкус, а у меня пропало желание выплеснуть раздражение каким-нибудь противоправным способом.

Утолив, тем временем, основной голод, я принялся не сколько есть, столько наблюдать, чувствуя себя этнографом. Не сказать, что наблюдать разного рода сценки так уж интересны, но… а куда я, собственно, денусь?!

— Чёрный во-орон… — не то пропел, не то простонал кто-то, — что ж ты вьёшься, над моею голово-ой…

— Ты добычи не дождёшься… — подхватило несколько голосов.

Вздыхаю…

— Ну! — отец толкнул меня в плечо, — Твоя любимая! Подпевай!

— Вот не хотел же обжираться, — ворочаясь без сна, бурчу себе под нос, — и опять!

Живот набит так туго, что даже дышать немного тяжело… Дорвался, что называется.

В прошлой жизни… чёрт, звучит-то как! Но да… в прошлой жизни у меня не было привычки переедать, а здесь… чёрт его знает!