Андрей Круз - Эпоха мёртвых. Москва
— Что у вас там? — заговорило радио испуганным голосом Ани.
— Морфа засекли. Но пока далеко, прижимаем, — ответил я и начал карабкаться вверх.
— Мы их всё время засекаем, — ответило радио. — Но на нас не лезут, прячутся.
Выше, выше, выше… не раскачать бы всю эту алюминиевую конструкцию под ногами, чтобы она, как пружина распрямившаяся, не скинула меня с себя. Так себе лесенка получилась, прямо скажем, если бы не нужда, так и не полез — страшно.
Стрельба стихла, послышался голос Лёхи: «Спрятался, сволочь такая». Естественно, спрятался, но это вовсе не значит, что убежал или испугался. У меня такое ощущение, что тварь решила взяться за нас всерьёз. Голодная, наверное.
Подтверждение моим словам пришло сразу же — снизу послышалась разочарованная ругань, затем быстрая стрельба, а потом снова голос Лёхи послышался: «Прыгун, твою мать!»
Почти поднявшись наверх, я оглянулся и по пыли от пуль понял, что морф снова сменил позицию, продвинувшись ещё. А ведь толково укрывается, настоящий хищник, это уже совсем не тупая мертвечина. Заодно вспомнились две похожие твари в автоколонне, когда мы себе транспорт добывали — они ведь ещё и парой охотились, один морф отвлекал маневрами, а второй напал сзади…
Сзади! У меня всё внутри похолодело, когда я представил, как моя башка появляется над краем крыши, а по ней второй морф, когтями! Я замер, словно закоченев от страха, не в силах сдвинуться ни вверх, ни вниз, паника настоящая началась, руки затряслись. Стоп, стоп… так нельзя, выбор у нас всё равно невелик — или на эту крышу, или обратно, по кругу квартал обходя, в лобовую на того морфа, что прячется. Тоже не пойдёт.
Судорожно перехватив «Сайгу» правой рукой, я зажал приклад под мышку и, задирая ствол тяжёлого ружья вверх, неуклюже полез дальше. Нет никакого выбора у нас, нет совсем, а тут хоть позиция хорошая будет, той твари, что прячется, заниматься этим самым прятаньем станет сложнее.
Всё, верх, вот она, крыша заветная. Загремела под ногами кровля, я присел на колено, обводя стволом ружья окрестности. Видно паршиво, конёк крыши всю видимость закрывает, надо дальше продвинуться. Встал на ноги, пошёл вперёд мелким шагом, не опуская оружия и думая о том, чтобы не споткнуться, не поскользнуться и не скатиться — наклон кровли здесь неслабый, страшновато шагать, да ещё под ноги не глядя. Листы жести гулко громыхали, прогибаясь под подошвами ботинок, и каждый такой «бух» отзывался эхом где-то в районе сжавшегося в кулачок от страха желудка. Страшно ведь, действительно страшно, я уже давно, с самого начала всей этой Катастрофы, так не боялся. Никогда мы ещё не оказывались таким вот объектом охоты посреди пустого мёртвого города.
За спиной загремела лестница — Большой полез, как и договаривались, но оборачиваться я не стал — чего там в Большом не видел? А вот за конёк заглянуть надо, как бы там… А что там? А хрен его знает, что угодно там быть может. Шаг, ещё шаг и ещё… медленно и аккуратно, глаза по коньку шарятся в поисках движения, мелькнувшей тени, чего угодно, что выдаст готовую на нас засаду, если такая есть.
Вот и гребень, ещё чуть выше, сейчас обратную сторону увижу… вздох облегчения. Пусто. Вся крыша как на ладони, обратный скат, затем подъём — и очередной конёк. Что за гадская манера так строить была, какими-то зигзагами и изломами, ни одно место полностью не просматривается? Издевались над людьми специально? Или как?
— Я здесь, — сказал Большой из-за спины.
— Прикрывай остальных, — приказал я, не оборачиваясь. — И лестницу сразу затаскивайте.
— Я понял.
А я дальше, дальше пойду, пока всю крышу не проверю — не успокоюсь. Спрошу вот только:
— Лёха, как у вас?
— Скотина ещё продвинулась, — ответил он. — Но на рожон не лезет, прячется и скрывается. Может быть, так и получится продержать на дистанции.
— Лишь бы патронов хватило, — ответил я. — Не уходит ведь?
— Ни хрена не уходит.
— Не выйдет на дистанции, Лёха, нам ведь ещё с крыши лезть придётся, тогда она нас и достанет.
В ответ послышалось короткое злобное ругательство. Взгляд искоса вниз — отсюда проход между домами виден. Мертвяки нас заметили, лезут с Пушечной улицы толпой, снизу уже яблоку негде упасть, и все на меня таращатся, заметили. Ну и хорошо, собственно говоря, отсюда им прохода на Неглинную нет, мы так от них и оторваться можем. Правда, вопросик один возникает: а что на самой Неглинке? Мы ведь туда пока не смотрели, не то же ли там самое, что и здесь? Вот будет весело, если там такая же толпа…
Атаку я всё же прозевал, не успел даже прицелиться, лишь сообразил завалиться набок, словно кто-то в мозгу шепнул: «Падай!» Морф, бледный, перекошенный, похожий на слепленную из мёртвой плоти большую мосластую обезьяну, одним прыжком перескочил через дальний конек крыши, ловко и пружинисто собравшись, приземлился на скат прямо передо мной и, оттолкнувшись в одно касание, прыгнул снова, прямо на меня.
В момент, когда он толкался во второй раз, а я падал в сторону, время словно застряло в какой-то липкой и густой среде, так медленно всё тянулось, особенно мой уход с линии атаки, но, когда мой бок всё же коснулся грязной кровельной жести, всё закрутилось быстро, как на ускоренной промотке. Тварь, обдав меня гнилой вонью, пролетела на расстоянии вытянутой руки от моего лица, а я, неловко повернувшись, не удержался на скате, покатился вниз, не в силах зацепиться и прицелиться, стараясь удержаться хоть за что-нибудь, краем глаза заметив, как морф, коснувшись железа всеми четырьмя конечностями, непостижимым образом развернулся мордой ко мне, уставившись своими мутными буркалами, но скат сыграл злую шутку и с ним — инерцией его тоже понесло дальше, не давая атаковать немедленно беспомощную на тот момент жертву — меня, собственно говоря.
Загрохотал длинной очередью автомат — Большой попытался меня прикрыть. Я увидел, как пули рванули мёртвую плоть твари, хлестнули её по мерзкой морде, похожей на смесь орангутанга и крокодила, но она, лишь мотнув башкой, обратила на это мало внимания. Но ту паузу, которая нужна была, чтобы я мог собраться и хоть как-то приготовиться к обороне, товарищ мне отыграл. И когда морф снова пружинисто сжался, готовясь оттолкнуться и накрыть меня своим очередным прыжком, я открыл пальбу из ружья.
Уворачиваться от пуль эти твари тоже научились, первые два заряда прошли над головой прижавшейся (но так и не прыгнувшей!) твари, а вот все шесть остальных ударили прямо в неё, угодив в морду и плечи. Брызнуло клочьями мёртвой плоти, подогнулась перебитая рука, морфа сбило с ног, он снова заскользил к краю крыши, дёргаясь и щёлкая странно перекосившейся, раздробленной, видать, челюстью.
