Алексей Колентьев - Жизненное пространство. Радиоактивный ветер. Паутина вероятности
– Да. – Парня явно посетил мандраж, но это было нормальное состояние. Видеть такое приходилось довольно часто. Андрон был нормальным и уже обстрелянным парнем. Со временем новые навыки навыки лягут на прочный фундамент, привычки войдут в мышцы и подсознание.
Мы собрались и пошли к КПП, где уже сформировалась колонна из пяти подвод, на которых лежали носилки с ранеными. Тринадцать человек. Кто-то покалечился, попав в аномалию, или пострадал от зверья, но больше всего было раненных обычным огнестрельным оружием, осколками мин и гранат, что свидетельствовало, что враг всегда внутри нас, людей. Природа лишь защищается. Раны, нанесенные искалеченной людьми землей, были хоть и страшны, но немногочисленны.
Мы пошли рядом с подводой, на которой лежал Слон и еще один боец, раненный в грудь, с полностью забинтованным лицом, воздух подавался ему через маску, видимо, были обожжены дыхательные пути. Слон был в сознании. Всех хоть и подгрузили анальгетиками, но при транспортировке на большие расстояния лучше, если находишься в сознании, так шансов выжить намного больше. Я чуть отстал, давая отцу и сыну время на прощальный разговор. Легкое касание за рукав – это Светлана, вызвавшаяся сопровождать раненых до самого госпиталя, увидев меня, решила пообщаться.
– Антон, спасибо вам. Даже если делаете это не по велению души.
– Рад помочь.
Светлана, чуть забежав вперед, попыталась заглянуть мне в глаза. Не знаю, что она там хотела увидеть, но явно не разглядела. На ее лице отразилась целая гамма чувств: боль, смешанная с непониманием, и… сожаление. Сожаление на мой счет, конечно. Как объяснить девушке, к которой война повернулась совсем иными гранями, нежели ко мне, почему я не рыдаю в голос?… Можно только промолчать.
Часто в компании людей, не служивших, или тех, чья армейская эпопея не была столь бурной, как моя, приходилось слышать глупые вопросы. Самый популярный из них это: «Сколько человек ты убил?» Или, если вынуждали рассказать нечто пикантное (одному гражданину было жутко интересно, что такое форсированный допрос в полевых условиях), показывался ли я психиатру? Девушки вели себя двояко: кто-то жутко возбуждался и жаждал подробностей, а кто-то вставал из-за стола, заявлял нечто вроде «садист ненормальный» и уходил блевать. Самое смешное было потом, когда я показывал заламинированную справку от мозгоправа и удостоверение частного охранника с разрешением на ношение служебной «мухобойки». Но еще больший шок у нервных девиц и чистоплюев из «интеллигентных» вызывал мой краткий ответ, что ни одного человека я не убил. Спор плавно перетекал в политические дискуссии, которые заканчивались без меня: спорщики резко теряли интерес к общению, и этих любознательных граждан я более не встречал.
Война – это всегда ясность и простота, когда выбор предельно ограничен и вместе с тем чрезвычайно широк: один и тот же поступок не имеет более двух толкований, то есть либо ты сволочь, либо с тобой хоть в кишлак за солью. Обычная жизнь склоняет нас к компромиссу, прежде всего со своим истинным «я». Заставляет размениваться по мелочам, не замечать подлости, жадности или скотства, которые творятся походя, почти машинально и легко. То есть все те вещи, которым на войне хоть и есть место, но только там подлец или вор точно знает, что так или иначе тут ему ответят и мера будет адекватна преступлению. Страх за приобретенное мелкое, душное благополучие, за которое люди тихо себя ненавидят, когда смотрят в зеркало по утрам… Он берет в заложники прежде всего их совесть. Забирает душу по краешку каждый день, и вот в один прекрасный миг человек оглядывается и понимает, что компромиссы увели его на самое дно, где мелкие сделки с собой уже превратили вроде бы неплохого парня или девушку в равнодушных жвачных животных, старающихся не заглядывать дальше экрана телевизора, очерствевших и по-настоящему мертвых. Трудно осуждать тех, кто не готов жить коротко и ярко, но и понимания между мной и ими точно никогда не было…
– Вам совсем наплевать, что если бы вы не договорились с Красным Крестом, то эти люди могли просто умереть? Антон, ваше равнодушное лицо не вяжется с…
– Света, можно я без церемоний скажу, ладно?
Удивленная девушка кивнула, даже замедлила шаг.
– Те, кто сейчас лежит на подводах, это взрослые, битые жизнью мужики, пришедшие сюда в поисках счастья. Беда в том, что судьба дает нам не то, что мы просим, а то, чего заслуживаем. Произошедшее будет для них некоей паузой. Это звоночек от того, кто подвесил их жизнь на тонкой ниточке. Знак, что пора бы и задуматься: а так ли нужно им счастье такой ценой и не стоит ли его поискать в других местах? Кто-то прислушается, а кто-то вернется сюда снова. Не надо оплакивать чужой выбор, его нужно уважать. Сегодня судьба моими руками дала им отсрочку, завтра руками врачей решит еще чью-то, но конечный выбор всегда будет только за этими людьми: идти дальше или свернуть на другую дорогу. Я принимаю все, что случается со мной, и не собираюсь лить слезы над теми, кто не может принять последствий своего выбора.
– Равнодушно и холодно, Антон.
– Зато правда. Вон, вертушка уже заходит на посадку. Прощайте, Света. Присматривайте там за бойцами и за моим земляком. Я рад, что именно вы летите с ними.
– Жаль, что мы не понимаем друг друга.
– Так тоже бывает, не переживайте.
Транспортный Ми-8, нарочито окрашенный в белый цвет, уже сел, но винты молотили воздух на холостых оборотах. Машина готова была взлететь в любую минуту, хотя «альфовцы» постарались на славу: зона посадки была грамотно оцеплена почти взводом бойцов. Снайперы заняли подходящие для обзора высоты с северо-востока и на южном склоне мусорной горы. Площадка была надежно защищена, вдалеке слышался шум винтов пары сопровождения. Раненых грузили осторожно, но так быстро, как только позволяла обстановка. Неприятности могли начаться в любой момент. Слона погрузили одним из первых, мы пожали друг другу руки. Земляк сказал, что еще вернется. Коротко простившись с сыном, он откинулся на подушку и закрыл глаза. Предчувствий никаких на его счет у меня не возникало, может быть, все действительно было не зря.
Времени до выхода оставалось не более десяти часов. Я планировал выйти чуть раньше полуночи, чтобы увеличить наши шансы прийти на место акции с запасом времени, делая поправку на превратности пути. Маршрут проходил по спорным землям, поэтому и зверья, и людей можно было встретить в изобилии, и следовало постараться избежать этих встреч любой ценой. Народ подобрался тертый, обстрелянный, проблем предвиделся самый мизер. Более всех меня настораживал Николай: «десантник» мог включить психа в самый острый момент и подставить всех нас. Я вышел на связь с Юрисом и сбросил ему краткую инструкцию, где подчеркнул, что особое внимание нужно обратить именно на Колю.
