Алексей Доронин - Поколение пепла
У него было пятеро детей от трех разных женщин, и это как-то компенсировало отсутствие продолжения рода со стороны старшего.
– Как она? – с тревогой спросил Александр сына о том, о чем никогда не забывал.
– Ей лучше, – Андрей волновался за мать не меньше. Едва научившись говорить, он постоянно подчеркивал, что мамин, а не папин. – Хотя утром приняла меня за тебя.
– Это объяснимо. – Данилов-старший чуть не прослезился – от ветра, который стегал по крыше все яростнее. – Мы же похожи с тобой.
Сын явно так не считал и лишь повел плечами.
– Она говорит, что готова отправиться в путь.
– Быть по сему. Значит, едем.
Александр чувствовал прилив сил, словно новая кровь циркулировала по старым венам и артериям. Он был благодарен судьбе. Перед самым занавесом жизни она послала ему Дело.
Они не могли позволить себе долгих сборов, потому что тем вечером узнали новость, которая грозила перевернуть их маленький и стабильный мир.
Всех пережили они с Алисой, по одному провожая в последний путь и тех, кто уехал с ними, и тех, кто остался в Заринске – этих заочно. Появляться в метрополии им было нельзя. И только один человек мог потягаться с ними долгожительством. Один бывший сурвайвер.
Старик давно чувствовал, что этим закончится. Но всегда надеялся, что ошибается, и его костям суждено упокоиться здесь. И вот радио принесло весть, которую он боялся услышать, потому что она означала перемены, а перемены редко бывают к лучшему, особенно на территории бывшей России.
Данилов включал радио на прием каждый день, хотя передавал сообщения всего раз в неделю – необходимые отчеты по погоде, демографии и экономике и общем положении дел в Форпосте. Новый молодой зам правителя Артур Бергштейн, потомок немцев Поволжья, как он говорил, очень любил бюрократию и собирался сделать такие отчеты ежедневными.
Данилову показалось плохим знаком, когда Владимир выдал свою младшую дочь Варвару за этого выскочку. Однажды они с ним сцепились из-за номенклатуры товаров, поставляемых Заринском Прокопьевску. Данилов тактично указал Артуру на внеплановое сокращение поставок инструментов и оборудования. На что немец-перец-колбаса засмеялся ему в лицо, хотя по возрасту годился в сыновья. «Берите и помалкивайте. У нас самих не хватает. Вы думаете, нам так нужны ваши шкурки дохлых тушканчиков? Или ваши травки? Или ваш уголь?»
Лекарственные травы Прокопьевск действительно экспортировал, как и меха, продукт охоты на пушного зверя. И на них был больший спрос, чем на «черное золото».
Так и пришлось ему пойти на попятную. А на следующий год поставки еще сильнее урезали. Теперь Форпост не получал почти ничего. Но по крайней мере пока был жив Богданов, они были освобождены от продуктового налога. Взамен они делали вид, что несут караульную службу. Вернее, они ее на самом деле несли – и разве их вина, что никто не пытался прийти ни с востока, ни с севера?
Данилов-старший помотал головой, словно прогоняя морок. Он и не вспоминал про этого Бергштейна, пока вслед за траурными новостями не зазвучало транслировавшееся на все поселения радиообращение. Речь произносил временно исполняющий обязанности.
После дежурных слов о невосполнимой утрате из старого радиоприемника посыпались пункты новых указов, заставивших многих в бывшем актовом зале школы, куда собрались все взрослые мужчины общины, присесть.
Для всех поселений вводился продовольственный налог. Без исключений. И в таком размере, какой они в Прокопьевске никогда не смогут заплатить с тем, чтобы не обречь себя на голод зимой.
Окончание речи зал встретил в молчании. Но в нем чувствовалась наэлектризованная атмосфера, какая бывает за минуту до начала грозы.
– Они говорят, что был сердечный приступ. Но вполне могло и не быть, – веско произнес Данилов-старший и оглядел собрание.
Иногда он помогал сыну, а Андрей с радостью выдавал его идеи за свои. У сынка была харизма, хотя сам он это слово считал породой океанских рыб.
– Так что, Богданов жив тогда? – Андрюша иногда был даже трогательно наивен, но надо было делать скидку на время, когда он рос.
– Да нет же, – мягко поправил вождя отец. – Просто ему могли помочь уйти из жизни.
– Вот гнида, – Владимира Андрюша уважал. – Это все этот заморыш. Да я бы их всех… Да если это так, они ответят!
Он стукнул кулаком по столу.
Даже если это была ложь, она поможет собранию принять правильное решение, подумал Александр. Нарастающий гул голосов стал тому подтверждением. Хорошо еще, если им не взбредет в голову идти на Заринск и брать его штурмом, свергать регента и воцарять законного наследника. Но нет, они разумные люди, хоть и горячие. Они просто уйдут.
– Не надо нам этого тирана! – вспомнил Андрюша звучное слово. Вообще он историю не любил, и для него Гитлер был современником (а может, закадычным приятелем) Нерона. – Чтоб его людоеды сожрали. А мы не бараны какие-нибудь! Пойдем куда хотим!
Сидя на председательском месте, в старом кожаном кресле, он выглядел внушительно, и Данилов-старший подумал, что даже из Андрея получился бы для Заринска правитель лучше. По крайней мере, у того был пистолет АПС в кобуре и пара крепких костлявых кулаков. Дрался он много и с самого детства. Захара Богданова он побил в их шуточном поединке, а ведь тот был в полтора раза шире и моложе.
Жив ли еще наследник? Или этот Зильберштейн сгноил добродушного и сильного, как вол, парня в темнице? Как все мерзко и гнусно… и предсказуемо обернулось.
– Не тиран. Хуже, – произнес старик. – Как говорил Талейран… был такой мужик в девятнадцатом веке: «Это не преступление. Это хуже. Это ошибка». Ошибка, мать ее… Артур плохой человек не потому, что жесток, а потому, что при этом глуп. И захочет казаться жестче, чем он есть, из страха быть сброшенным. И полетят головы как щепки – туда одна, сюда две…
* * *Да, этот сопляк не понимал, что, закручивая гайки, он добьется только того, что схваченная на живую нитку держава развалится на куски из-за все той же транспортной теоремы. В лучшем случае это произойдет мирно и постепенно, с тем, чтобы когда-нибудь снова собраться. В худшем – будет кровь. Но при любом раскладе жители самой отдаленной и бедной колонии в проигрыше.
Они ехали по бывшей автодороге. В Афганистане их грузовик назвали бы бурубухайкой. На расшатанных сидениях вместо чехлов – чуть побитые молью шкуры медведей. Рулевое колесо обтянуто кожей. За веревочной ширмой – винтовки. В крыше – люк для стрельбы. Сама кабина украшена оберегами – металлическими, плетеными, деревянными и вырезанными из камня. Вот только икон среди них не было.
