Игорь Градов - «Хороший немец – мертвый немец». Чужая война
К ним, к счастью, все же пришло небольшое пополнение, но какое… Молодые, необстрелянные ребята, только что из пехотных школ. Конечно, за шесть месяцев их кое-чему научили: оружие они знали, стрелять умели, даже гранаты неплохо метали, но одно дело – учебка, и совсем другое – реальная война. После первых же обстрелов большинство, по образному выражению Загеля, наделало в штаны. Испугались, растерялись, долго не могли прийти в себя и взять в руки оружие. А за обстрелами следовали русские атаки, и надо было их как-то отбивать…
Противник наступал, как правило, рано утром, по одной и той же схеме: сначала мощный артобстрел, потом сама атака. Красноармейцы незаметно подбирались к окопам и разом, по команде, вскакивали и бросались в бой. Почти не пригибаясь, с громким «ура». И их срезали длинными пулеметными очередями и залпами из карабинов. Вносили свою лепту и минометчики с артиллеристами – основательно перепахивали поле боя. Потом оно все было усеяно трупами, и долго еще слышались крики раненых и тяжелые стоны умирающих… Но никто им не помогал.
Максу иногда хотелось крикнуть наступающим красноармейцам: «Кто же так в атаку идет?» Надо же короткими перебежками, пригибаясь, используя рельеф местности и естественные укрытия. Как учили на военных сборах. А лучше – подобраться ночью, в темноте, и ударить внезапно. Молча, без шума… Вырезать караульных, закидать гранатами пулеметные гнезда, захватить блиндажи. Вот как надо воевать!
Вот сейчас, например, идеальные условия для атаки. Туман местами такой, что даже протянутой руки не видно. Почему бы не ударить? Он бы сам именно так и поступил. На месте красных командиров, конечно…
Поэтому, кстати, он и вышел проверить позиции – не спят ли караульные, не слышно ли где подозрительно шума? А то действительно – нагрянут, закидают гранатами. Перебьют всех, и его в том числе. А погибать очень не хочется, особенно за Третий рейх.
Макс вздохнул и пошел на левый фланг, смотреть новобранцев. Не дай бог, уснут. Что-то больно тихо у них там, осветительные ракеты давно не взлетают. Хоть в тумане и пользы от них почти никакой, но хоть создают видимость бдительности. Как говорили «старые зайцы», солдат на войне должен спать одним глазом. А вторым – бдить…
Глава 4
Бой начался в восемь утра. Макс как раз успел позавтракать (опять дрянной эрзац-кофе и надоевшие бутерброды с маргарином), побриться (уже прилично и без чьей-либо помощи) и выслушать доклад Курта Загеля.
Фельдфебель доложил, что за ночь ничего существенного не произошло: русские спали, как медведи в берлогах, даже обычных тревожащих обстрелов не было. Видимо, тоже устали после многодневных боев и решили отдохнуть.
Макс усмехнулся: вряд ли это похоже на отдых, скорее – на скрытую подготовку к наступлению. Условия для этого уж очень хорошие: в немецких ротах – значительные потери, опытных солдат почти не осталось, а новобранцы – еще не обстрелянные. И русские не могут об этом не знать…
Долгие и упорные бои не прошли для вермахта даром – личный состав растаял, как снег. У людей накопилась усталость, появились безразличие, апатия, вялость. Из-за потерь служить приходилось фактически за двоих… Причем убыль возникала не только из-за боев, но и из-за обычных болезней, и особенно дизентерии. Воду для питья приходилось брать в болотистой речушке, и, как ее ни кипяти, но все равно какая-нибудь зараза да оставалась. Вот и не вылезали доблестные солдаты Рейха из нужников.
В наиболее сложных случаях приходится отправлять таких «засранцев» (по точному выражению Загеля) в госпиталь. Настроение у всех было хуже некуда, эмоции – почти на нуле, а тут еще промозглые туманы и муторные дожди. Все промокло – одежда, одеяло, плащ-палатка. Как ни сушись, а все равно в мокром как следует не выспишься. Да еще ожидание наступления…
Очень выматывало, действовало на нервы, некоторые срывались и начинали беспорядочно палить в сторону противника, тот открывал ответный огонь. Кончалось все это новыми убитыми и ранеными, и это еще больше осложняло ситуацию…
Поэтому, когда началась русская атака, Макс даже обрадовался – наконец кончилась неопределенность, можно действовать. Ждать и догонять – хуже некуда, это все знают.
Как положено, сначала был мощный артобстрел, затем в дело вступили знаменитые «сталинские орга́ны». Так немецкие солдаты называли русские «катюши». Действительно, заунывное, протяжное вытье очень напоминало звуки музыкального инструмента. Макс, кстати, однажды слышал, как играют на настоящем орга́не, когда их водили в кирху. Было это в Берлине, в восьмом классе, во время его первой поездки в Германию.
Тогда его и других ребят отправили на неделю в столицу Германии, в туристическую поездку. Макс впервые оказался за границей, да еще в Берлине, о котором им все уши прожужжала их училка Гертруда Карловна. Натуральная, между прочим, немка, дочка бывшего гэдээровского партийного функционера.
Ее отец еще во время войны перешел на сторону Красной Армии, добровольно сдался в плен под Москвой. Сказал, что является убежденным коммунистом, ярым противником Гитлера и не хочет воевать против русских товарищей. Карл Виллер активно участвовал в работе антифашистского комитета, а после войны стал одним из партаппаратчиков в новой Германии.
Еще в СССР он женился на русской девушке Татьяне, и его семья долго и счастливо жила в ГДР. Но потом что-то у них не заладилось, жена с дочкой вернулись домой. Но связь со своим бывшим мужем не потеряла, регулярно бывала в Дрездене, привозила хрустальные люстры и крайне модные тогда джинсы. Которые и продавала с большой выгодой своим друзьям и знакомым. На эти деньги, собственно говоря, семья и жила в СССР.
Гертруда, естественно, немецкий язык знала в совершенстве. После окончания пединститута пошла работать учительницей и стала успешно делать карьеру. В двадцать пять лет была уже завучем, и все пророчили ее в директоры. Но потом Гертруде сильно не повезло – мама попалась на спекуляции (сдал кто-то из своих), разразился скандал, слухи, естественно, дошли до учебного заведения. И ей пришлось уволиться…
Гертруда Карловна проработала несколько лет в районной библиотеке, пока все не стихло, а потом вернулась в школу. Но обычной учительницей… Долгие годы она упорно тянула педагогическую лямку и была страшно обижена на всех и вся, и особенно – на своих бывших учеников, многие из которых в постперестроечные времена смогли неплохо «подняться». Одни уехали за границу и устроились в хорошие фирмы, другие организовали свое дело и разбогатели… И все забыли о своей бывшей учительнице и никак ей не помогали. Гертруда Карловна вела весьма скромный образ жизни, существовала, по сути, на один оклад. А ведь она столько сил и таланта в них вложила, столько им дала!
