"Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ) - Небоходов Алексей

Шорох ткани наполнил тишину. Кофта соскользнула с плеч с тихим шелестом, обнажая белую блузку, которая в полумраке казалась почти светящейся. Катя медлила, собираясь с духом, затем принялась расстёгивать блузку. Каждая пуговица давалась с трудом, словно сопротивлялась её решению.

Когда блузка присоединилась к кофте на стуле, обнажилась простая хлопковая комбинация. Бретельки врезались в плечи, оставляя красноватые следы на бледной коже. Катя на мгновение прижала руки к груди, словно пытаясь закрыться, затем решительным движением стянула комбинацию через голову.

Теперь она стояла в одном белье – простом, советского производства, но на её теле даже эта незатейливая ткань приобретала особое очарование. Грудь вздымалась от частого дыхания, и Михаил невольно отметил, как напряглись соски под тонкой тканью лифчика, проступая отчётливыми бугорками.

Руки Кати дрожали сильнее, когда она потянулась к застёжке лифчика за спиной. Несколько попыток не увенчались успехом – пальцы словно онемели. Она прикусила губу, на лбу выступили капельки пота. Наконец крючки поддались, и лифчик медленно сполз вниз.

Груди освободились с едва слышным вздохом облегчения. Среднего размера, идеальной формы, они слегка покачнулись от движения. Соски, уже возбуждённые от волнения и прохлады комнаты, торчали твёрдыми горошинами, тёмно-розовые на фоне бледной кожи. Ореолы были небольшими, аккуратными, с мелкими бугорками по краям.

Катя инстинктивно прикрыла грудь руками, но затем, словно вспомнив о цели своего визита, опустила их. Щёки пылали, но в глазах появилась решимость. Она зацепила большими пальцами резинку трусиков и замерла на мгновение.

Михаил слышал её рваное дыхание, видел, как подрагивает живот от напряжения. Мышцы на животе проступали тонкими линиями, подчёркивая стройность фигуры. Кожа была гладкой, почти фарфоровой в мягком свете лампы.

Одним быстрым движением, словно боясь передумать, Катя стянула трусики вниз. Ткань скользнула по бёдрам, зацепилась за колено, упала к лодыжкам. Она переступила через них, оставаясь полностью обнажённой.

Тело её было прекрасно в своей естественности. Узкая талия плавно переходила в округлые бёдра, живот был плоским, с едва заметной ложбинкой пупка. Между ног темнел аккуратный треугольник волос, подстриженных коротко. Ноги были стройными, с чётко очерченными мышцами – свидетельство активной жизни.

Но больше всего поражала кожа – она словно светилась изнутри, несмотря на бледность. Мелкие мурашки покрывали руки и грудь, соски стали ещё твёрже, почти болезненно торча вперёд. По телу пробежала дрожь – то ли от холода, то ли от осознания собственной наготы.

Катя стояла, не зная, куда деть руки. Они порывались прикрыть грудь или низ живота, но она заставляла себя держать их по бокам. Взгляд был устремлён куда-то в пол, длинные ресницы дрожали, на щеках играл румянец, спускавшийся на шею и верх груди.

– Я готова, – прошептала она едва слышно, и в голосе странным образом смешались страх, стыд и какое-то отчаянное возбуждение.

Михаил встал, стараясь двигаться медленно и предсказуемо. В воздухе повисло напряжение, почти осязаемое, наэлектризованное. Он чувствовал жар, исходящий от её тела, видел, как вздрагивает кожа от каждого движения воздуха в комнате.

Михаил чувствовал, как собственное сердце отбивает неровный ритм, но годы жизненного опыта – пусть и в другом теле – научили его скрывать волнение за маской профессиональной уверенности. Он подошёл к камере, делая вид, что проверяет фокус, хотя на самом деле просто давал себе несколько секунд, чтобы успокоиться. Вид обнажённой Кати, дрожащей в полумраке фотолаборатории, пробуждал в нём странную смесь профессионального интереса и чисто мужского волнения.

– Хорошо, Катя, – произнёс он, удивляясь тому, насколько ровно звучит его голос. – Давайте начнём с чего-нибудь простого. Встаньте вот здесь, где свет падает лучше всего.

Он указал на место возле стены, где тусклый свет лампы создавал мягкие тени. Катя неуклюже переступила на указанное место, её движения были скованными, словно она разучилась ходить. Руки всё ещё не знали, куда деться – то прикрывали грудь, то опускались к бёдрам, то снова поднимались.

– Попробуйте встать в три четверти, левым плечом к камере, – инструктировал Михаил, глядя в видоискатель. – Руку можно положить на бедро, вторую – просто опустить вдоль тела.

Катя послушно попыталась принять указанную позу, но выглядело это настолько неестественно, что Михаил едва сдержал улыбку. Она стояла словно манекен, которого кто-то неумело пытался изобразить живым человеком. Спина была прямой до одеревенелости, рука на бедре выглядела приклеенной, а выражение лица напоминало человека, ожидающего расстрела.

Щёлкнул затвор. Михаил уже знал, что кадр получился ужасным, но делал вид, что всё идёт по плану.

– Отлично, теперь попробуем другой ракурс, – сказал он, передвигая штатив. – Повернитесь ко мне лицом, руки свободно вдоль тела.

Катя развернулась рывком, словно солдат на плацу. Груди качнулись от резкого движения, и она тут же прикрыла их руками, затем, спохватившись, опустила руки, но тут же снова подняла их к груди. Получился странный танец нерешительности.

– Я не знаю, как стоять, – призналась она жалобно, и в голосе прорвалось отчаяние. – Это всё так… странно.

Михаил отступил от камеры и присел на край стола, стараясь выглядеть расслабленным.

– Знаете, Катя, я однажды фотографировал собаку, – начал он с лёгкой улыбкой. – Породистую болонку. Так вот, хозяйка час пыталась заставить её сидеть красиво. А собака упорно поворачивалась к камере задом. В конце концов, самый лучший кадр получился, когда болонка просто легла и заснула.

Катя недоверчиво посмотрела на него, но уголки губ дрогнули в намёке на улыбку.

– Вы сравниваете меня с болонкой? – спросила она, и в голосе впервые прозвучали живые нотки.

– Ни в коем случае, – рассмеялся Михаил. – Болонка была гораздо менее фотогеничной. И определённо более волосатой.

Неожиданно Катя фыркнула, прикрыв рот рукой. Смех вырвался против её воли, и она тут же смутилась, но напряжение в плечах немного спало.

– Давайте попробуем по-другому, – предложил Михаил, вставая. – Забудьте, что вы позируете. Просто двигайтесь, как вам удобно. Потянитесь, поверните голову, сделайте что-нибудь естественное.

Катя неуверенно подняла руки вверх, потягиваясь. Движение было робким, но уже более живым. Груди приподнялись, соски устремились к потолку, живот втянулся, подчёркивая изгиб талии. Михаил быстро щёлкнул затвором.

– Вот, уже лучше, – подбодрил он. – А теперь поверните голову вправо, как будто смотрите в окно.

Она повернула голову, и волосы скользнули по плечу, открывая изящную линию шеи. В профиль её черты казались более мягкими, нос – точёным, губы – чувственными. Ещё один щелчок.

– У меня мурашки по всей коже, – пожаловалась Катя, поёживаясь. – Здесь холодно.

– Это добавляет фактуру снимкам, – парировал Михаил, продолжая снимать. – Представьте, что вы в тёплой ванне.

– В ванне я обычно не стою голая перед мужчиной с фотоаппаратом, – неожиданно съязвила Катя, и тут же зарделась от собственной смелости.

– А зря, – невозмутимо ответил Михаил. – Это могло бы разнообразить ваши водные процедуры.

Катя расхохоталась – звонко, искренне, забыв на мгновение о своей наготе. Тело расслабилось, приняв естественную позу. Одна рука легла на живот, вторая откинула прядь волос за ухо. Михаил не упустил момент – несколько быстрых кадров запечатлели эту спонтанную грацию.

– Знаете, это всё напоминает мне анекдот, – сказала Катя, уже свободнее двигаясь перед камерой. – Приходит девушка к фотографу…

– И он предлагает ей раздеться? – подхватил Михаил. – Боюсь, мы уже переигрываем классику.

– Я хотела сказать, приходит и спрашивает: "А можно в одежде?", – продолжила Катя, поворачиваясь боком и изгибая спину. – А фотограф отвечает: "Можно, но это будет стоить дороже – редкость же!"