Антон Соловьев - Злая сказка
Отец Толий едва уловил взглядом движение руки воина. Тяжелый короткий меч, любимое оружие братьев-воинов, взметнулся вверх. Острие едва дотронулось до лба экзекутора и тут же стремительно обратилось к полу.
Это был древний обычай, утративший свою силу еще пару сотен лет назад. Таким жестом победивший воин провозглашал полную власть над жизнью побежденного.
— От имени фигур Света, Тени, а также стоящих между ними, от имени Второго поколения, живущего по своим законам, неподвластным Великой Игре... — воин продолжал говорить странные ритуальные слова, а экзекутор так и не мог понять, о нем говорит его враг, хотя говорил он на его родном языке, — я приговариваю тебя к смерти. Дабы не сомневался ты, что смерть твоя справедлива, я предлагаю свершить ее самой Судьбе.
Отец Толий облегченно вздохнул. За свою долгую жизнь он слышал множество легенд о прекрасных и благородных героях, готовых ради справедливости драться с заклятым врагом на одинаковых мечах, выбирать одну из двух отравленных игл и прочее и прочее. «Странно, — подумал экзекутор, — а я ведь думал, что мой собеседник гораздо более беспощаден и циничен, чем я».
За время разговора брата-воина и экзекутора огонь в камине почти погас. Увидев это, воин подбросил туда дров, и огонь разгорелся с новой силой. Затем воин снял с пояса флягу. Откупорив ее, он стал бесцеремонно лить ее содержимое на отца Толия. Экзекутор, не в силах шевельнуться, постарался хотя бы по запаху понять, что это за жидкость. К своему ужасу, отец Толий понял, что это эбиновое масло. То самое, которым начиняют горшки и сбрасывают со стен крепостей на головы осаждающих. Это масло добывалось в подземных недрах, а затем обрабатывалось в специальных мастерских. Оно имело терпкий, удушливый запах и было практически бесцветным. Струйки масла текли по голове и плечам экзекутора. Когда фляга опустела, отец Толий был полностью пропитан вонючим запахом эбена.
Кресло экзекутора стояло довольно далеко от огромного камина — в ходе своих долгих раздумий отец Толий засыпал в нем до самого рассвета, и ему отнюдь не улыбалось проснуться от прикосновения вылетевший из камина искры.
Вылив все содержимое фляги на экзекутора, брат-воин подошел к спинке массивного кресла и передвинул его вместе с отцом Толием поближе к огню. Кресло теперь было настолько близко к камину, что случайная вылетевшая из него искра превратила бы экзекутора в пылающий костер.
— Если ты считаешь, что твое дело правильно и Всевышней благоволит ему, то Он спасет тебя. Да, уж поверь Его слуге, Он способен и не на такое. Я сам много раз видел Его непосредственное вмешательство в Игру! Но если ты действовал не по Его промыслу, то гореть тебе в адском пламени. Ты будешь недвижим, пока не догорит последний уголек в камине. Если проживешь до утра, то освободишься от моего проклятия.
Сказав это, воин повернулся и, не торопясь, вышел из библиотеки.
За дверью брат-воин натолкнулся на монашка, подслушивавшего под дверью. Как и следовало поступить человеку его ранга, он отвесил тому увесистую затрещину и велел привести из конюшни свежего коня.
Монахи, встречавшиеся ему по пути, провожали его почтительными поклонами, как и положено простым братьям провожать брата-воина.
Вьюга немного" утихла. Сквозь разошедшиеся тучи был виден серп новорожденного месяца. Дорога от святой обители тянулась сквозь заснеженные поля, простирающиеся до горизонта, и при ясной погоде можно было запросто увидеть, что происходит за поприще от тебя. Воин остановил резвую пегую лошадку и посмотрел назад. Над обителью танцевали алые блики пожарища. Воин тяжело вздохнул и, пришпорив лошадь, поскакал прочь.
Антон. Некоторые выводы и работа, работа...
Теперь я понимал, почему за мою новую работу платили такие огромные деньги. Я был абсолютно трезв и не очень сильно устал, однако при малейшем воспоминании о полученных сегодня сведениях голова шла кругом. Я почти во всем разобрался. Вот именно, что почти. Сказка сбылась. Осталось только правильно ее трактовать. Сказки, сказки, предания, легенды. Как я их любил раньше и как ненавижу сейчас. Это какая-то неправильная, злая сказка. Здесь есть все элементы волшебной сказки: волшебство, или как там называют его объекты моего наблюдения, — Сила, сверхъестественные существа, артефакты (типа Меча, который может практически все), — присутствуют любовные интриги, былые битвы и старые друзья. Не хватает только одного: волшебной страны.
Все происходит или происходило на Земле. На другие миры остались лишь какие-то непонятные ссылки. Участники сказки на вид самые обычные люди, да и, по сути, у них те же проблемы. Бессмертие? Насчет этого не знаю. Ведь Олег уже на улице рассказывал Виталию, что его убили в Гражданской войне Севера и Юга, а потом повесили на Дворцовой площади Санкт-Петербурга. Еще раньше он плавал со своим дружком Шаграем в поисках Нового Света вместе с Колумбом. Так что же, ему пятьсот лет? Полтысячелетия? Нет, человек или пусть не совсем человек, был бы тогда совсем другим. Он бы не стал говорить о том, что ему следует подучить английский, и не восхищался бы знакомым, который знает пять языков. Что-то здесь не так. Переселение душ? Может быть. А как же я? Почему я ничего не помню из прошлых жизней, а для них это словно вчерашний день. Вообще-то слишком много предложений, начинающихся со слова «почему». Да, злую и странную сказку я начал читать. То, что она странная, — это точно, но почему именно «злая», я пока не мог для себя решить.
С этими мыслями я возвращался домой. Проводил объект наблюдения до дверей подъезда, а потом пошел к своему дому. Как же хорошо, что он живет рядом. Или это все-таки не случайность? Об этом трудно говорить. Тем более в теорию вероятности я не верил, о чем сказал своему преподавателю по высшей математике, давая взятку за зачет. В моей жизни было такое огромное количество самых невероятных совпадений, что я давно уже поверил в судьбу. В судьбу, предназначенную Богом. Ведь только этот Великий Режиссер может разыгрывать подобный сценарий, где каждый герой одновременно и статист, и главный актер.
Когда-то давно я читал статью в одном научном журнале на предмет отношения церкви, в данном случае католической, к НЛО. И меня поразил ответ священника: «Если Бог создал этот мир и населил его живыми существами, то почему бы ему не создать другой такой же?» Что ж, следуя логике священника, я стал рассуждать так: если Бог создал людей, то почему бы ему не создать других разумных существ? Ведь фантазия Великого Художника должна быть безграничной.
Я зашел в свой подъезд и вызвал лифт. На часах начало двенадцатого — время поразмышлять. Неплохо было бы обзавестись еще и пивом, однако я тут же отмел эту мысль как разгильдяйскую, поскольку дело было слишком серьезным.
Когда я пришел домой, родители еще не спали. Мама покормила меня ужином, а отец лишь усмехнулся: «Как новая работа?» Я ответил что-то типа «прикольно». Не хотелось рассказывать ни про большую зарплату, ни про странные личности, с которыми бок о бок придется работать.
Я сел за компьютер. Писать на бумаге для меня был тяжело даже в институте. Свои заметки я обозвал просто файлом «Новая работа» и начал писать:
"Объект наблюдения. Некоторые выводы:
1) Скорее всего, объектом являются некие сущности, лишь внешне подобные людям. По стилю жизни, профессиям, способу общения они ничем не отличаются от обычных людей за исключением специфических тем разговора".
Дальше я записал так:
«Характерные особенности внутренних взаимоотношений можно уловить лишь на основе анализа их разговоров между собой».
Да, ничего не скажешь, круто я излагаю. В самый раз после этого отправлять мои размышления в качестве первого отчета. А что? Совсем неплохая идея. Я продолжил:
"Исходя из полученной информации, бессмертных можно разделить на «светлых», «темных» и «серых».
Если говорить честно, то про Темных Олег не упоминал ни слова. Но ведь раз существуют Светлые и Серые, нейтралы, то есть и Темные. А возможно, и всякие другие силы.
«Так же объекты наблюдения можно разделить на Первых и Вторых, согласно терминологии моего объекта наблюдения. Первые более могущественны. По моей версии, они либо старше, либо являются совершенно иными существами. Вторые, по словам моего объекта наблюдения, ближе к людям».
Однако Первые и Вторые вполне спокойно общаются и причисляют друг друга к своим. Этого я писать не стал, но сам задумался.
«Первые имеют культуру, частью которой является наличие собственного языка общения, не понимаемого мною, а также не понимаемого Вторыми. На слух он подобен одному из языков семитской группы».
Последний вывод я сделал на основе того, что Олег на прощание произнес несколько предложений на языке Первых. По просьбе Виталия он продекламировал свои стихи в оригинале.
В этом-то я кое-что понимал. Отец, закончивший Военный институт иностранных языков, очень часто рассказывал об истории образования языков, о языковых группах. Кое-что я даже читал сам из библиотеки отца, чтобы не выглядеть дураком, когда он в очередной раз затеет разговор об этом. Тем более отец даже в повседневной жизни иногда говорил по-арабски: реже, чтобы просто вспомнить язык, чаще, когда я просил его сам, потому что мне очень нравилась певучесть языка. Даже попсовые песни из отцовской коллекции арабских кассет, привезенных им из командировок, казались мне чем-то волшебным. И я иногда вместо любимого «Крематория» или «Аквариума» ставил старые отцовские кассеты. Понимать там было нечего: отец еще давно сказал, что все эти песни про любовь.
