Александр Афанасьев - Огонь с небес
Гвардейский мятеж уже ощутимо трещал по швам.
Заговорщики так и оставались в штабе Петроградского военного округа – благо именно в этом здании был запасной узел связи военного министерства. Именно отсюда они связывались с дивизиями, бригадами, отдельными полками, звонили на квартиры различным начальникам. Просили, агитировали, перезванивали по сотовым и открыто угрожали. Главным было – заставить присоединиться к челобитной на имя Регента Престола, которое начиналось со слов «Верноподданные слуги ваши», а заканчивалось требованием прервать Регентство в пользу Военного Совета и дать народу ответственное правительство. Тому, кто поставил под этим подпись – пути назад уже не было…
Примерно в десять ноль-ноль следующего дня к зданию Петербургского военного округа – подъехала правительственная «Чайка» из гаража Государственной Думы. Таких там было много – но эта отличалась скромным черно-желто-белым штандартом, что значило, что в машине был сам Председатель Государственной Думы, член Политсовета партии конституционных демократов, доктор юридических наук, профессор Преображенский…
Это была глыба в современной российской политике и современной науке. Расчетливый интриган, притом никто не мог сказать, что он был плохим юристом, адьюнкт-профессор МГУ, член Ученого совета ИАН[17], один из авторов нового Гражданского уложения, ученый-цивилист, прошедший десятки бюрократических баталий, возглавивший Думу как кандидат, вызывающий наименьшее отторжение из всех – он был хитер как лиса. А начиная как специалист по римскому праву, он читал немало классических трудов и прекрасно понимал природу власти Империи. Основой было то, что Император, обладая абсолютной властью, все-таки вынужден был править, опираясь на благожелательное согласие подданных, потому он вынужден был делать то, что нравилось подданным или, по крайней мере, не вызывало у них отторжения. Так что роль Думы была намного важнее, чем это принято было считать. Пусть по закону Император мог без объяснения причин отклонить любой закон, вышедший из стен Думы, а также распустить Думу и на довольно длительное время не назначать перевыборы – в реальности все было по-другому. Дума представляла собой барометр общественного мнения и одновременно служила клапаном для спуска пара. И Император – по крайней мере, все последние Императоры – научились виртуозно использовать Думу в самых разных целях.
Дума позволяла выявить талантливых, а самое главное – умеющих нравиться народу политиков. Не счесть депутатов Думы, которым предложено было кресло министра, главы департамента, начальника управления СЕИВК, посла в зарубежных странах. Отклоняли такие предложения редко – за ними была реальная власть. Император внимательно следил за Думой и людей, которые ему нравились по деловым качествам или совпадению взглядов, пытался переманить к себе.
Был и отрицательный отбор. С откровенной злобой адьюнкт-профессор смотрел на некоторых своих коллег-депутатов и думал: «Господи, что они делают? Неужели они не понимают, что творят?» Не проходило и дня, чтобы в кулуарах Думы не заводились бы разговоры об ответственном правительстве, о реальной власти, о всяком прочем… но разговоры разговорами, а что на деле? Лидер эсеров в прямом эфире во время дебатов кинул в собеседника стакан. Один из депутатов-монархистов поступил еще проще: ударил в ресторане человека ногой по голове. Господи, ногой по голове, до чего дожили-то! И кстати, монархисты лишили его мандата. Третий депутат с удовольствием поучаствовал в полуночной передаче о сексе, наговорив там такого, что его долго склоняли по всей стране. Четвертый, пятый… Каждый такой скандал с удовольствием муссировался прессой, пока не случался еще более громкий. И на всем этом фоне Его Императорское Величество выглядел достойным и скромным человеком, со своими достоинствами и недостатками, но при этом с ответственностью, четким осознанием своей роли в жизни страны и общества. Ну да, Николай Третий позволил себе… немного лишнего в семейных отношениях. Было дело. Но ему и в голову не пришло участвовать в пикете в защиту прав содомитов, как это сделал один из его депутатов.
Проблема была еще и в том, что Его Императорское Величество был один, и даже если бы и хотел, не смог бы подать столько информационных поводов, сколько триста пятьдесят депутатов, почти каждый из которых вел себя, как свинья, дорвавшаяся до кормушки.
А люди видели это. Читали. Делали выводы. И главный среди них – нет, нам такого не надо…
Адьюнкт-профессор мечтал о чем-то вроде римского Сената. С суровым имущественным цензом для того, чтобы избирать, и еще более суровым и имущественным, и образовательным цензом – для того, чтобы быть избранным. Об этом он никогда ни словом, ни полсловом не заикнулся перед избирателями – но мечтал он именно об этом. О мраморных скамьях Колизея и исполненных достоинства сенаторах, произносящих чеканенные в граните речи, каждая из которых долженствовала войти в историю. Совсем не о той речи, которую на прошлой неделе произнес скандальный депутат Крестовоздвиженский, закончив ее паническим криком «Караул!», от которого вздрогнул весь Президиум.
Крестовоздвиженский был родом из Одессы. Начинал как адвокат по бракоразводным делам, потом – брался за любую грязь, лишь бы платили. Мелькал на телеэкранах. Потом – вел передачу, юридическую. Человек, совершенно лишенный моральных принципов, глашатай и пустозвон. Как такой идиот попал в Государственную Думу?
Как-как. От партии Конституционных демократов, вестимо. Ведь они заказали специальное исследование, привлекли опытных политологов, выявили наиболее харизматичных и засвеченных на телеэкране кандидатов, за которых может проголосовать простой народ, сделали им предложения. Только ему, отставному университетскому профессору, было тошно смотреть на не умеющих себя вести горлопанов, любого из которых он бы с радостью выгнал с лекции. Не говоря уж о том, чтобы поддерживать порядок во фракции.
Но все равно – он мечтал о переменах.
Ему, образованному человеку, было просто физически тяжело находиться в России. Внук французской эмигрантки[18], он с детства впитал триаду свободы – либералите, эгалите, фратерните[19]. Его бабушка научила его отличать свободу от несвободы на инстинктивном уровне. Научила, что в конфликте сильного и слабого надо всегда становиться на сторону слабого. Научила бороться, а таить – он научился уже сам. В то время за либералите, эгалите, фратерните можно было получить пять лет по Особому Совещанию.
Он считал, что хоть Правящий дом должен оставаться на троне, но основные функции власти должны быть переданы Ответственному правительству, а законы, принятые всенародно избранной Думой, должны быть незамедлительно исполняемы. Он считал, что бунтующим народам окраин надо дать шанс на построение самостоятельных государств, что надо создать на базе Лиги Наций более влиятельную организацию и передать ей часть государственного суверенитета. Он даже название придумал – Организация Объединенных Наций – красиво, а? Что постыдно – убивать маленький, но гордый афганский народ только за то, что он хочет свободы. Наконец, он считал, что победа над Британией – не триумф русского оружия, а постыдное утверждение права сильного и вмешательство в конфликт третьих стран, подлое и вероломное. И ничем не оправданное…
Да, конечно, он слышал все аргументы монархистов, которые остались неизменными еще со времен Его Величества Императора Николая Третьего. О том, что Англия напала на САСШ и провидением Божьим России выпал шанс покарать агрессора и расплатиться за злодеяния, веками совершаемые подлой и вероломной Английской Короной. О том, что существуют народы, в принципе не способные к самоопределению, и задача русского народа и русского солдата – принести долгожданный мир на такие земли, призвать оные народы к порядку и научить их трудиться ради пропитания своего. О том, что лица, нарушающие законы войны, обращающие силу своего оружия не против солдат, а против не имеющих никакого отношения к конфликту гражданских лиц, не могут считаться человеческими существами в полной мере, и на них не распространяются никакие гарантии милосердного отношения по отношению к пленным или комбатантам. О том, что уступка – даже малейшей части суверенитета некоему коллективному органу – приведет только к общей дестабилизации военно-политической обстановки, а участие в этом органе на равных малых наций и наций великих делает его бессмысленной профанацией, точно так же, как нельзя смешивать учеников и учителей. О том, что законы, принимаемые Думой, вполне могут быть популистскими, направленными на удовлетворение сиюминутных нужд и чаяний народа в ущерб стратегическим задачам – а потому нужен верховный арбитр. О том, что правительство – как коллективный орган – не может быть ответственно перед другим коллективным органом, потому как это создаст неразбериху, безответственность и популистскую показуху.
