Елена Долгова - Маги и мошенники
Впрочем, в этот момент подобные мысли совсем не приходили мне в голову, я как юный осел-вагант задрал полог балдахина и нырнул в недра огромной кровати…
К счастью, стоял полдень, свет проникал пол полог и там не было совершенно темно.
Несмотря на хмель, свою оплошность я понял моментально. Среди шелковых подушек и звериных шкур, целомудренно закутавшись в какой-то необъятный балахон, покоилась худая и суровая старуха лет семидесяти. Карга окинула меня взором живых черных глаз и возмущенно закаркала. Слов я не разобрал. Попытки вежливого отступления только раззадорили старуху, она выхватила откуда-то золоченую трость и вытянула меня вдоль спины, причинив весьма чувствительную боль. Я, ни слова ни говоря, рванул прочь, но не в окно, а в двери, что явно было стратегической ошибкой. Видимый отрезок коридора завершался витой лестницей, по ней как раз в этот момент сбегали трое здоровенных молодцов-слуг. Пришлось вернуться в комнату со старухой, но я не успел довершить этот маневр. Троица накинулась на меня, к счастью, с кулаками, а не с клинками. На этот раз Хронист был сбит с ног и побежден безоговорочно. Меня при свете факела отвели куда-то вниз по лестнице, в темноту, и, не слушая объяснений, затолкали в низкий сводчатый подвал, мрачный и пыльный, увешанный по углам паутиной и щедро расписанный плесенью.
Захлопнулась дубовая дверь. Уходя, мои враги забрали с собою факел. Я остался один в звенящей темноте.
Впрочем, скорее уж звенела от полученных ударов моя собственная голова. Я сел, прислонился к грязной стене и попытался успокоиться.
С тем же успехом я мог бороться с ураганом. Депрессия захлестнула меня, словно морской прилив. В сущности, я получил по заслугам.
Иметь дар волшебного зрения – и не воспользоваться им. Владеть гримуаром, запись в который меняет саму ткань бытия Церена – и не уметь защитить самого себя от побоев ничтожных простофиль.
Я едва не взвыл от отчаяния. Моя книга in-folio и письменные принадлежности остались на лужайке возле розария. В сущности, сгодилась бы любой пергамент и любое перо, пиво или даже ягодный сок вместо чернил – мои записи сделали бы гримуаром даже амбарную книгу пивного торговца.
Беда заключалась в том, что в подвале не было ни единого клочка пергамента, ни пива, ни ягод. Надписи пальцем по пыли на стене не помогли бы делу – в этом мне довелось убедиться давным-давно.
Я вернулся на свое место, в угол и попытался заснуть прямо на голой земле. Красавица, из-за которой я попал в переплет, кстати, напрочь вылетела у меня из головы…
Наверное, прошел остаток дня, ночь и большая часть следующего. Дверь темницы со скрипом отворилась, кто-то внес факел, незнакомые люди вошли под низкие своды. Я приготовился к худшей из развязок. Не думаю, что смерть в мире Церена, который выдуман мною же едва ли не на четверть, может оказаться фатальной для творца. Фатальной – нет.
Зато она может оказаться крайне болезненной.
Вид пришельцев мне совершенно не понравился. Они явно отличались от вчерашних слуг и очень походили на людей из общества, собравшихся развлечься. Черные одежды их украшало золотое шитье, на руках сверкали перстни. Лица были довольно молоды и весьма беззаботны.
Тот, что был чуть постарше, выступил вперед и оглядел меня, но не враждебно, но, скорее, с любопытством.
– Доброе утро, мессир странник. Как ваше здоровье? Голова не болит после вчерашнего?
Каким-то чудом я понял, что он имеет в виду попойку, а не побои. Голова болела неистово, но признаваться в этом не хотелось. Незнакомец между тем скрестил руки на груди и продолжал говорить со светской непринужденностью:
– Мне жаль, что наше знакомство началось так худо, однако, мессир, вы должны признать и собственную неправоту. Вы вторглись в мои родовые владения, чудом прошли через начиненный всевозможными ловушками лес, пробрались в комнату моей добродетельной престарелой матушки и напугали ее до полусмерти. Не ухмыляйтесь, любезный, у старухи с утра разыгралась желчь меланхолии, замковые лекари на ногах, побитые служанки в слезах… Вам еще повезло, что вы провели ночь в запертом подвале… Впрочем, вернемся к вашим прегрешениям. Они этим не ограничиваются. Будете ли вы отрицать, что пытались дерзко пробраться в покои моей сестры? О! Я вижу, любезный друг, вы молчите. Ни слова. Кстати, я не стану слушать оправданий. Моя сестра видела ваш подвиг любви из окна. Кстати, вы перепутали окна комнат моей матери и моей сестры, что не удивительно после обильных возлияний.
– Но… – Я не нашелся, что сказать. Поединок чести с крепким и тренированным рыцарем совершенно меня не прельщал – этот парень размазал бы Хрониста как муху по стене.
– Кстати, могу я поинтересоваться вашим именем? – спросил между тем мой хозяин.
– Вольф из Россенхеля. – не задумываясь, солгал я.
– Отменно. Меня зовут Отто фон Гернот. Так вот, мессир Волк, оскорбленная честь моей сестры требует удовлетворения.
– Но…
– Никаких «но».
– Но…
– Увертки вам не помогут.
– Но я не могу драться! Я не здоров.
В данном случае я не солгал – голова и впрямь раскалывалась на части.
Гернот рассмеялся.
– Ну нет, любезный Волк, вы не отделаетесь так легко. Кто вам сказал, что я вызываю вас на поединок?
– Но…
– Нет, никаких поединков. Вы затронули честь моей сестры. Мессир, вам придется жениться.
Признаться, я замолчал, потрясенный до глубины души. Женитьба, разумеется, не входила в мои планы, однако я не чаял отделаться от провинциальных забияк так легко. Брак с красавицей Гернот я все равно мог аннулировать единственным росчерком в моем гримуаре, зато все выгоды от такого наказания представлялись мне достаточно ясно.
– Не будем терять времени, – заявил Отто. – Вас сейчас приведут в порядок, и – марш под венец… То есть, я хочу сказать, вам придется поучаствовать в некоторых брачных церемониях, принятых в наших местах. Обычаи, знаете ли, прежде всего.
Что-то не понравилось мне в словах Гернота. Выдавать красивую, родовитую и, несомненно, богатую девушку за темного бродягу лишь потому, что он влез в окно ее матери – все это решительно не вязалось со здравым смыслом. Открытое лицо Отто, впрочем, светилось дружелюбием, и я не посмел лезть с расспросами.
Меня извлекли из тюрьмы и отвели в комнату для гостей, ласковые служанки в большом медном чане отмыли гостя от пыли и плесени подвала и удалились, оставив новую одежду. Одежда смахивала на костюм хозяина и оказалась довольно удобной.
Я приободрился, хотя по-прежнему ощущал некий пробел в логике событий. Какая-то крошечная деталь все время коварно ускользала от моего внимания, между тем я был уверен, что она объясняет все.
Спустя короткое время явился Отто и любезно препроводил меня к месту основных событий. Слегка испуганная невеста, в роскошном платье иссиня-черного бархата, уже поджидала жениха. Как ни странно, священника поблизости не оказалось. Это опять удивило меня, но тоже не слишком. В некоторых провинциях Церена и закон, и обычай признают брак, заключенный простым оглашением перед достойными доверия свидетелями. Я решительно не помнил, относилось ли это к землям Гернот, но благоразумно решил не настаивать на венчании.
Свидетели – толстый старик с золотой цепью на шее, элегантный Отто, двое незнакомых юношей и худая грустная женщина средних лет молча выслушали наше «да».
Компания дружно отправилась в соседнее помещение, которым оказалась большая, уже заполненная публикой, пиршественная зала. Меня усадили за стол рядом с молодой красавицей Гернот. Гости – все как один в черных камзолах и платьях – бойко подняли кубки с вином. Я мысленно ахнул – мой кубок оказался отлитым из чистого золота и довольно тяжелым. Похоже, все прочие кубки были точно такими же. Блюда ломились от угощений, молчаливые рослые слуги щедро подливали дорогое вино.
Я захмелел опять, но все-таки не так сильно, как накануне, и почему-то с ужасом подумал, что не помню имени новобрачной жены. Девушка, впрочем, ничуть этим не смущалась, она ровными жемчужными зубами вовсю грызла чищенные орехи, предварительно раздавив их особыми инкрустированными щипцами. Личико ее все так же казалось мне прехорошеньким. Однако я, несмотря на опыт Хрониста, властителя умов, не мог заметить на нем никакого определенного выражения. Ее лицо не выражало ничего.
В назначенный час нас, по народному обычаю осыпая зерном, отвели в опочивальню. Комната эта весьма походила на комнаты старой Гернотихи, только на обивку стен пошел розовый, а не черный бархат.
Как только за нами закрылись двери, пепельноволосое существо повисло у меня на шее. Она болталась там, как звонкий колокольчик на упряжи осла, каким-то образом умудряясь одновременно раздеваться. Ничего не скажешь, девочка оказалась ладненькая и умелая.
Имени ее я так и не вспомнил.
Я проснулся, когда солнце стояло уже высоко и едва ли не начало клониться к закату. Новоиспеченная госпожа Россенхель почему-то лежала поперек моего торса и, по-видимому, крепко спала.
