Евгения Федорова - Авторское право
-Пошли, - позвал я и первым ловко съехал вниз до пола. Межпалубное пространство было большим, все же корабль проектировали серьезно. Наверное.
Я замер, зажмурившись, потом открыл глаза. Простой прием, чтобы хоть немного привыкнуть к темноте, а то после красного полумрака аварийных ламп перед моим взглядом ползали кровавые пятна по черному фону.
-Ни черта не вижу, - Ферди спустился вниз. - А ведь тут можно открыть такой же створ и сразу оказаться в двигательном, он большой, вдоль всего борта тянется и по правой и по левой стороне, потом у кормы сходится. Только вылезем мы за движками, они имеют вытянутую вдоль корабля, форму...
-Ну, значит, что не случается, все к лучшему, - пожал я плечами. В этом коридоре воздух был совсем спертым, почти лишенным кислорода. Я это сразу заметил, потому что пришлось дышать глубоко и часто. Мы тут долго не протянем.- Где он, люк этот?
-Там, впереди, - навигатор прошел пару шагов и внезапно пошатнулся. - Голова закружилась что-то, - виновато пробормотал он и, встав на четвереньки, стал шарить руками. - Где-то он здесь. Нашел.
Я прошел вперед и закрыл еще одну перегородку, чтобы уменьшить пространство, в которое будет уходить из рубки воздух.
-Ее можно открывать?
-Открывай...
Здесь был свет и был воздух. И под нами действительно было машинное отделение. И были даже живые. Пара потерянных механиков бросилась нам на встречу с радостью, которую сложно описать.
Но времени на все это не было. Я пробрался к управляющему пульту, слушая говорок механиков:
- Везде внизу одно и тоже, живых почти нет. Кого-то на переборки намазало, кто-то в отключке валяется, а кого-то втянуло в стены. Я стока трупов насмотрелся, никогда бы не подумал! Только что проблевался, весь завтрак на полу остался...
-Заткнитесь, - попросил я и тронул сгоревший труп, лежащий боком на вспомогательной консоли. Он распался в пыль и волной стек на пол. Сам пульт был цел.
Сзади кого-то скрутило в очередном приступе рвоты.
-В каком состоянии двигатели?! - не оборачиваясь, потребовал я ответа.
-Мы не смотрели, шлюпки проверяли, но не смогли вскрыть аварийные отсеки...
-Людей в стены засосала, - сказал кто-то. -Жуткая какая смерть, и еще эти сгустки плазмы...
-Если хочешь тест, вот здесь, запроси отклик, - парень с каким-то кривым лицом, перекошенным толи от нервного тика, толи травмой, указал мне на выдвижную панель. - Что вообще случилось?
-Элемент подпространственной стабилизации не удержал, - сквозь зубы процедил я, примериваясь к незнакомым визуальным схемам, вглядываясь в вяло горящие индикаторы.
Моя уверенность оправдалась: элемент стабилизации был у двигательного отсека, и он пострадал меньше всего, но внутренняя связь была потеряна, потому что весь остальной корабль был разрушен. Здесь и люди были живые, так сказал механик...
Двигатели отозвались. Тяговая пара работала, но как без маневровых садиться? Только врезаться и то, если нас не унесло за пределы нашей галактики. Да еще вопрос об обшивке остается на первом месте. Если мы войдем в атмосферу, а обшивка повреждена, нагрузкой нас может разорвать на части.
-Эй, парни, вы как, жить хотите?
Все просто молча уставились на меня с мольбой и надеждой. Тот, кого выворачивало наизнанку, даже перестал утирать губы, так и замер с поднесенной к лицу рукой.
-Маневровые двигатели молчат, а без них мы летим только прямо! Ищите неполадку! Живо!
-Давайте попробуем вскрыть аварийные отсеки, ну должны же были уцелеть шлюпки!
-И вы бросите всех тех, кто оказался замурованным в стены? Бросите своего капитана? - резковато спросил я.
-Вы как? - из-за кожуха вышла Кортни. - Кеп! Связь с Землей установлена. Мы вышли точно на том же месте, где вошли в подпространство. Как это возможно?
-Не спрашивай о таких мелочах, рыженькая, - сказал я почти ласковою -Когда удача преподносит тебе подарок, лучше не уточнять, за какие заслуги! Что с поверхности?
-Земля готова давать нам пеленг каждые двадцать секунд. Внутренняя связь мертва.
-Я посажу Эверест, ребята, только запустите мне хоть один маневровый, - взмолился я.
-А как же мы будем ориентироваться? - испуганно спросил механик. - Тут из рубки не докричишься...
-Сделаете живую цепочку, чего сложного? Будете передавать мне координаты, только ради бога, запустите мне маневровый! Мощность тяговых в норме, но чтобы не свалиться на планету, мне нужна траектория, а ее задают маневровые.
-Да не тупые, сейчас сделаем...
И они сделали! Это было каким-то чудом, что все удалось. Каждый из нас знал, что кораблю этому больше не летать; от него остался только элемент подпространственного прыжка, двигательный отсек, да кучка выживших, желающих вдохнуть чистого, лишенного гари воздуха. Кучка тех, кто не хотел мириться со смертью.
Сосредоточившись, положив руки на консоли управления, я снова почувствовал корабль как себя. И во мне не было страха.
Эверест мы посадили там же, где взлетали, на Байконуре. На то же самое место, на посадочную полосу 49. Нам посчастливилось вынырнуть из подпространства там, где мы могли спастись, а не за сотни световых лет от Земли. Это было везение чистой воды. То, что корабль стал разрушаться изнутри, а не с обшивки дало нам возможность остаться в живых при вхождении в атмосферу. Моего умения хватило, чтобы удержать Эверест на траектории, но не скажу, что мы приземлились успешно. Нет, не так. Мы просто грохнулись на полосу 49, разваливаясь на части и вздымая в небо облака адского пламени. За тридцать секунд до посадки я собрал всех людей в рубку, а сам, в одиночестве остался наедине с управлением, высчитывая высоту и скорость по стуку собственного сердца. Я вполне принимал вероятность, что двигатели взорвутся вместе со мной, а рубка была наименее уязвимым местом на корабле. Но сработала автоматика и отстрелила взорвавшиеся топливные капсулы, залив всю полосу огнем и дымом.
Меня швырнуло в сторону, но я предусмотрительно пристегнулся. Все вокруг корчилось и выло. Последним ударом я отключил двигатели и зажмурился. И только убрав руки с консолей, внезапно понял, что мое тело просто рвет на части боль в плече. До этого момента, я, кажется, даже не дышал. И не жил. Я был. Кораблем.
Я сидел в центре погибшей машины, место которой теперь разве что на свалке; все выжившие бросились к люкам, чтобы покинуть душные, полные гари коридоры разлагающегося на глазах трупа, а я не мог уйти. У меня не было сил. Сейчас мне казалось, что Эверест спустился с небес на Землю только потому, что я нес его на своих плечах. Кончено, я приумножал свои заслуги, но никто из выживших не смог бы просадить этот корабль. А я смог.
И я в этом никогда не сомневался.
Мне удалось справиться с незнакомой, только что разработанной системой. Я в слепую опустил корабль на поверхность планеты. Я заглушил двигатели.
Мимо топали ботинки, в коридорах слышались голоса. Пожарные, медики, безопасники.
Я надеялся, что найдет меня Змей, но его, само собой, не впустили.
Визжали пилы, разрезая искореженный потоками энергии металл, соединившийся на молекулярном уровне с пластиком, деревом и живыми тканями людей, а я сидел в кресле, опустив руки, и думал о том, что увидел. Все пространство вокруг менялось, искажалось, молекулы стекались, перемешивались, обменивались электронами, а тела людей оставались неизменными, словно их защищало собственно энергетическое поле стабильности. Теперь я знал наверняка: попадая в область измененного пространства, человек может очутиться внутри предмета, может провалиться сквозь пол или получить слияние с креслом, но не так, как неодушевленные предметы. Его структура останется неизменной, а объект, соприкоснувшийся с телом, разорвет тело изнутри. В любом другом случае человек не уязвим.
Меня обнаружили не сразу, я здорово надышался дымом. Скорее всего, про меня вспомнил кто-то из механиков, а, может быть, рыжая американка Кортни. Только когда меня вывели из Эвереста, я чуть не потерял сознание от яркости света и чистоты воздуха.
Меня усадили в медицинский автомобиль, вкатили обезболивающее и блокаторы, чтобы попавшие с дыханием мне в кровь отравляющие продукты горения не убили тело раньше времени.
А потом сразу же потащили давать отчет.
Я сидел в центре всеобщего внимания, как и остальные выжившие, усталый и потерянный, путающийся в воспоминаниях о том, что случилось. Я отвечал на их вопросы, а каждую минуту в зал совещаний вбегал очередной секретарь со сводками о состоянии корабля и числе смертей.
Отчеты ужасали и удивляли одновременно.
Норманн Кох остался жив, хотя от него теперь осталась лишь половина, но врачи гарантировали, что эту половину они спасут. Я на месте Коха выбрал бы смерть, но, судя по всему, решать ничего сейчас он не мог, потому что его состояние было нестабильным и тяжелым. Кто-то потерял ногу, кто-то руку. Все, кто соприкоснулся с шаровыми молниями, погибли. Слушая эти отчеты, я размышлял вовсе не о том, о чем меня спрашивали, не о полете и не о том, как удалось выжить.
