Автор неизвестен - Песни южных славян

С месяцем сговаривалось солнце:
«Ты меня послушай, месяц ясный!
Вместе мы всходить с тобою станем,
Вместе будем заходить мы оба».
Красно солнце поднялось на зорьке,
Добралось помалу до полудня.
Лишь тогда взошел и месяц ясный.
«Погоди, обманщик, солнце красно!
Или мы с тобой не сговорились,
Что всходить мы станем оба вместе,
Заходить опять же вместе будем?»
«Или ты не знаешь, ясный месяц, —
Молвило, однако, солнце красно, —
Что не всходит солнце пополудни,
Что всходить на ранней зорьке надо?»
Отвечает солнцу ясный месяц:
«Ай же ты, обманщик, солнце красно!
Не взошел я поутру, на зорьке,
Оттого, что чудо видел нынче.
Собиралась вдова молодая,
Собиралась породить сыночка.
При семи старухах-повитухах
Еле разродилась роженица.
А когда дитя на свет явилось,
С матерью заговорило тотчас:
«Пеленай меня,[89] милая мати,
Пеленай пеленкой кумачовой,
Повивай повоем златотканым.
Дай мне сроку три дня и три ночи,
Дай мне сроку — я посплю маленько».
Мать исполнила дитяти волю.
Через три денька оно проснулось,
Пробудившись, вновь заговорило:
«Ой ты, матушка моя родная!
Есть у тебя резвый конь отцовский,
Есть отцово у тебя оружье?»
Отвечает сыну мать родная:
«У меня есть резвый конь отцовский,
У меня отцово есть оружье!»
«А отцова белая одежда?»
«Есть, сынок, и белая одежда!»
«Коли так, достань ее, родная!»
Расписной сундук свой отворила
И достала белую одежду.
Он в кафтан отцовский нарядился.
Тут выносит мать ему оружье,
Богатырского коня выводит.
Выехал он из ворот высоких,
А куда поехал — не сказался.
Дитятко спешит к Янкуле-дяде,
К брату матери своей родимой.
Свадьбу он три месяца справляет,
Он справляет свадьбу, да не смеет
Съездить по красивую невесту.
Ехать за невестой он страшится.
Разрази, господь, ламию-суку,
Что пала на ровные дороги!
Нет спасенья ни пешим, ни конным.
Въехало дитя во двор Янкулы.
Конь под ним играет богатырский.
Дитятко его разгорячило,
Вокруг сватов крутится со злостью:
«Ой вы, сваты, нарядные сваты,
Три месяца вы едите-пьете,
Едите да пьете, не хотите
Ехать по красивую невесту».
«Ты небось, дитятко-малолеток,
Не слыхал про великое чудо?
Разрази, господь, ламию-суку,
Что пала на ровные дороги.
Нет спасенья ни пешим, ни конным.
По невесту ехать мы боимся».
«Эй, вставайте, вслед за мной езжайте.
Я поеду, сваты, перед вами».
Поднимались нарядные сваты,
Снаряжались ехать по невесту.
Впереди малое дитя едет,
Сзади — сваты, за дитятей малым.
Как приблизились к ламии-суке,
Сваты разом коней осадили.
А дитя берет палицу желту
И дамасскую острую саблю.
Острой саблей рубит змее горло,
Палицей по тулову колотит.
У ламии-суки в белом чреве
Три свадебных поезда застряло.
Со сватами — женихи младые,
Три младых невесты — с женихами.
Люди только диву дивовались!
Во дворе у пригожей невесты
Вырастала яблоня златая.
Увезли невесту после пира.
Взяло дитя яблоню златую,
Что рождала три плода златке.
Едет впереди, а сваты — сзади,
Прямо ко двору дяди Янкулы.
И дивятся люди богатырству —
Богатырству малого дитяти.
Вскоре привезли невесту сваты.
И сказало дитятко Янкуле:
«Ой ты, дядя мой, любимый дядя,
Три месяца праздновал ты свадьбу,
А теперь со сватами поедем,
Попируем на моих крестинах!»
Удивился тут Янкула-дядя.
Он с собою взял нарядных сватов,
К милому племяннику поехал.
В честь его крещенья веселились,
Пировали ровно три недели.»

Близ Мостара, в зеленой леваде,
Пас коней своих Черный Арапин,
Звал мостарцев он на поединок.
Но боятся мостарцы сраженья
И богатую дань высылают:
Днем — овцу, красну девицу — на ночь
Да вина непомерную чару.
Мало девушек нынче в Мостаре!
Вот черед и единственной дочке;
Поднялась в светлу горницу дева,
В чисто зеркало долго гляделась,
Любовалась лицом своим белым.
Как увидела лицо свое белое,
Разрыдалася на голос дева,
Плачучи, лицу говорила:
«Ах, лицо мое, горе мне, бедной!
Для того ль я тебя умывала,
Чтоб ласкал тебя Черный Арапин?
Чтобы змея его поцеловала!»
Провожают красавицу деву,
Провожают к Арапину на ночь,
А она громче прежнего плачет.
И услышала аждая деву,
Из студеной воды она вышла,
Проглотила Арапина мигом.
И красавицу освободила.
Воротилась на двор свой девица.
То-то было в Мостаре веселья:
Веселились три месяца кряду,
Три-то месяца да три годочка.

Сиротой остался Георгий,
С матерью без отца остался.
Бьется мать, решить не может,
Куда отдавать в ученье,
Ремеслу научить какому.
Отдала его мать, послала
К златокузнецу, ювелиру.
Матери сказал Георгий:
«Златокузнецом я не буду,
Хочу в овчары я, мама,
Пасти овец на лужайке,
Играть на медовой свирели!»
Бьется мать, решить не может
И сняла монисто с шеи,
И купила мать, купила
Двенадцать овец годовалых,
Посох и свирель пастушью.
Как повел Георгий стадо,
Он завел его в чащобу,
На краю он остановился,
Как увидел он, увидел —
Лес горит с четырех концов.
На дереве змейка пищала,
Георгию говорила:
«Георгий, сирота Георгий,
Покуда еще глуповатый,
Свирель подай мне, Георгий,
Спаси меня от пожара».
Отвечал змее Георгий:
«Змейка, ущельная змейка,
Как же мне подать свирель,
Если я боюсь тебя, змейка.
Змейка, ты меня укусишь».
«Подай, Георгий, свой посох,
По посоху проползу я
И спасусь от пожара».
Протянул Георгий посох,
Проползла по посоху змейка,
Так она спаслась от пожара.
И Георгию сказала:
«Ты иди за мной, Георгий!»
И Георгий повел стадо.
Завела в середину леса,
Вырвала ему дерево:
«Бери, оно плодовитое.
Трижды в год плоды родит:
Золотой — на каждой ветке,
Грошик — на каждом листочке,
На вершине — яблоко золотое»,
У Георгия были соседи,
Царю они рассказали,
Царь позвал Георгия:
«Что бы Георгий ни делал,
Ко мне пусть немедля приходит!»
Встал и пошел Георгий,
Издали царю поклонился,
Честь воздал, подойдя поближе.
Царь сказал Георгию:
«Георгий, сирота Георгий,
Твое плодовитое древо
Трижды в год родит плоды:
Золотой — на каждой ветке,
Грошик — на каждом листочке,
На вершине — яблоко золотое.
Не тебе оно подобает.
Подобает древо это
Царскому двору мощеному!»
Георгий голову повесил,
Стал ронить мелкие слезы,
К себе домой вернулся,
Выкопал плодовитое древо,
Перенес его к царю,
Посадил его, посадил
На мощеном царском дворе.
Год минул — древо засохло.
Георгия царь вызывает:
«Возьми древо, Георгий,
Для меня оно не к счастью,
Для тебя же оно — к счастью».
Забрал Георгий древо,
И отнес домой Георгий.
У него на дворе мощеном
Древо прижилось,
Прижилось и пустило:
Золотой — на каждой ветке,
Грошик — на каждом листочке,
На вершине — яблоко золотое.

Стойте, братья, расскажу про чудо!
Девять лет с поры той миновало,
Как король будимский оженился,
А потомства нет у государя.
Вот собрался Милутин[93] будимский
И поехал на охоту в горы
Позабавиться звериным ловом.
Только не дал бог ему удачи,
Не поймал ни серны, ни косули;
Милутина одолела жажда,
И поехал он к студеной речке,
Напился король воды студеной,
И присел он под зеленой елью.
Времени затем прошло немного,
Как три горных вилы появились,
Напились они воды студеной,
Завели между собой беседу.
Говорит меньшим старшая вила:
«Вы меня послушайте, две дочки!
Помните ли, знаете ли, дочки,
Сколько лет женат король будимский?
Девять лет сегодня миновало
С той поры, как, бедный, оженился,
Нет от семени его потомка».
И еще им говорила вила:
«Нету ли у вас такого зелья,
Чтоб жена его тяжелой стала?»
Но молчат в ответ меньшие вилы,
И тогда опять старшая молвит:
«Ведал бы король, что мне известно,
Он собрал бы девушек будимских,
Да принес бы чистого им злата,
Да сплели они бы частый невод,
Частый невод из чистого злата,
Да в Дунай забросили бы невод,
Да поймали б золотую рыбку,
Да перо бы правое отъяли
И опять пустили б рыбку в реку,
А перо отдали королеве,
Чтоб от правого пера поела,
И тогда она затяжелеет».
Слушает король, запоминает,
Едет он обратно в Будим-город,
Собирает девушек будимских
И приносит чистого им злата,
А они сплетают частый невод,
Частый невод из чистого злата,
И в Дунай забрасывают невод.
Тут и дал господь ему удачу,
И поймал он золотую рыбку,
Взял он правое перо у рыбки,
А ее пустил обратно в реку,
А перо отнес он королеве
И отдал перо ей золотое;
Королева то перо поела,
И тогда она затяжелела.
Целый год она носила бремя,
А настало время — разрешилась.
Было то не человечье чадо,
Было то змеиное отродье.
Как змееныш тот упал на землю,
Тут же под стену уполз змееныш.
Побежала королева к мужу,
Говорит супругу королева:
«Ой, король, пришла я не с весельем,
Не с весельем, а с большой печалью:
Родила я не людское чадо,
Родила змеиное отродье,
Как змееныш тот упал на землю,
Тут же под стену уполз змееныш».
И тогда король сказал супруге:
«Господу спасибо и на этом!»
Семь годов с поры той миновало,
Говорит из-под стены змееныш:
«Государь-отец, король Будима!
Что ты ждешь, зачем меня не женишь?»
Так и этак король повернулся,
Наконец сказал такое слово:
«Ой, змееныш, горькое ты чадо!
Кто же выдаст девушку за змея?»
Но ему змееныш отвечает:
«О родитель мой, король Будима!
Ласточку-коня седлай немедля,
Поезжай на нем ты в Призрен[94]-город,
К государю Призренского царства,
Царь отдаст свою мне дочку в жены».
И послушался король Будима,
Ласточку-коня из стойла вывел,
Оседлал его, в седло садился,
И король поехал к Призрен-граду.
Он подъехал к царскому подворью,
А уж царь его заметил с башни.
Быстро сходит царь с высокой башни,
Посреди двора встречает гостя,
Обнялись они, расцеловались
И поздравствовались по-юнацки.
Гостя царь за правую взял руку,
За собой повел его на башню,
Ласточку расседлывают слуги
И отводят в новую конюшню.
Сплошь три белых дня пропировали;
Лишь вином насытились юнаки,
И ударило вино им в лица,
Ракия язык им развязала,
Но кручинится король Будима,
И царь Призрена заметил это
И сказал такое слово гостю:
«Ради господа, король Будима!
Что с тобою, отчего невесел?
Отчего тебя томит кручина?»
Говорит ему король Будима:
«Ты, царь призренский, меня послушай,
Помнишь ли ты, царь, или не помнишь,
Как давно я, бедный, оженился?
Девять лет прошло, как я женился,
Не рождалось у меня потомство,
Но когда девять лет миновало,
Родилося не людское чадо,
Родилось змеиное отродье.
Как змееныш тот упал на землю,
Тут же под стену уполз змееныш.
Семь годов с поры той миновало,
Говорит из-под стены змееныш:
«О родитель мой, король будимский!
Что ты ждешь, зачем меня не женишь?»
Я змеенышу тогда ответил:
«Ой, змееныш, горькое ты чадо!
Кто же выдаст девушку за змея?»
И тогда мне говорит змееныш:
«О родитель мой, король будимский!
Ласточку-коня седлай скорее,
Поезжай на нем ты в Призрен-город,
К государю призренского царства,
Он отдаст свою мне дочку в жены».
Потому-то в путь я снарядился,
Потому-то я к тебе поехал».
И хозяин так ответил гостю:
«Слушай ты меня, король Будима!
Поезжай обратно в Будим-город
И спроси у змея под стеною,
Сможет ли такое дело сделать:
Привести своих нарядных сватов
От Будима в белый Призрен-город,
Чтоб лучом их солнце не коснулось,
Чтоб роса на них не опустилась.
Если может сделать так змееныш,
За змееныша я выдам дочку».
Как услышал то король Будима,
Выводил коня он из конюшни,
На коня на ласточку садился
И по ровному поехал полю,
Как звезда по ясному небу.
А когда подъехал он к Будиму,
Про себя подумал, горемычный:
«Ой, беда мне, господи единый!
Как найду я змея под стеною,
Чтобы царское поведать слово?»
Тут подъехал он к вратам будимским,
А ему и говорит змееныш:
«О родитель мой, король будимский!
Царскую ты высватал ли дочку?»
И ему король на это молвит:
«Ой, змееныш, горькое ты чадо!
Если можешь так, змееныш, сделать:
Привести своих нарядных сватов
От Будима в белый Призрен-город,
Чтоб лучом их солнце не коснулось,
Чтоб роса на них не опустилась, —
Дочку царскую получишь в жены.
Если ж привести не сможешь сватов,
Не получишь и царевну в жены».
И на это отвечал змееныш:
«Кликни сватов, поезжай к невесте,
Приведу я так нарядных сватов,
Чтоб лучом их солнце не коснулось,
Чтоб роса на них не опустилась!»
Собиралися сваты без сметы,
Собралося сватов ровно тыща,
Все на двор явились королевский.
Ласточку из стойла выводили,
Пляшет коник, во дворе играет.
Закричали молодые дружки:
«Собирайтесь, нарядные сваты!
Собирайся, женишок, в дорогу!»
Услыхал змееныш под стеною,
Выполз к ним из-под стены змееныш,
По колену на коня взобрался,
На седле вокруг луки обвился.
Двинулись от города Будима,
А над ними взвился синий облак,[95]
От Будима и до Призрен-града
Солнце их лучами не коснулось
И роса на них не опустилась.
Подъезжают в белый Призрен-город,
Заезжают во дворы царевы,
Сваты все своих коней разводят,
Лишь один змееныш не разводит,
Ласточка и без него гуляет.
Царь встречает их со всей душою,
От души подносит им подарки:
Сватам всем по шелковой рубашке,
Жениху подарок — конь и сокол,
А в придачу — призренка-девица.
Закричали молодые дружки:
«Собирайтесь, нарядные сваты!
Собирайтесь, кум со старшим сватом!
Собирайся, призренка-невеста!
Ехать надо нам, пора в дорогу!»
На коней горячих сели сваты,
На коня невесту посадили,
А змееныш под стеной услышал,
Выполз к ним из-под стены змееныш,
По колену на коня взобрался,
На седле вокруг луки обвился;
Двинулись они из Призрен-града,
А над ними мчится синий облак.
Горячат коней щеголи-сваты,
Горячит и ласточку змееныш,
Так он своего коня разгневал,
Что разрушились все мостовые,
В Призрене дома все повалились.
С той поры прошло уж лет двенадцать,
А дома разрушены, как были.
Вот какой урон нанес змееныш!
И поехали в здоровье добром,
И приехали к Будиму-граду,
Там играли свадьбу всю неделю,
Там играли свадьбу и сыграли
И к дворам своим отбыли с миром,
А змееныш под стеной остался,
А король остался жить в палатах.
Молодых сводить настало время,
Жениха сводить с его невестой.
Привели красавицу невесту,
Привели красавицу на башню,
Привели на самый верх, в светлицу.
А когда в ночи настала полночь,
Загремело высоко на башне.
Королева-госпожа крадется,
С лестницы на лестницу крадется,
Поднимается в светлицу наверх,
Отворяет дверь она тихонько.
Что ж увидела? Какое диво?
Видит на подушке шкуру змея,
А в постели доброго юнака,
Спит юнак, свою невесту обнял!
Рада мать, узнав родное чадо,
Забирает быстро шкуру змея
И в живой огонь ее бросает,
Новость королю спешит поведать.
«Благо нам, король, большое благо!
Поднялась я за полночь на башню,
Отворила двери я в светлицу,
Вижу — на подушке шкуру змея,
А в постели доброго юнака,
Спит юнак, свою невесту обнял!
Забрала тогда я шкуру змея
И в живом огне ее спалила».
«Что ты, люба! Что ты сотворила!»
Побежали вверх они на башню,
Что ж увидели? Какое диво?
Мертвый юноша лежит в постели,
А его невеста обнимает
И над ним, над мертвым, причитает:
«Горе, горе мне, единый боже!
Я осталась молодой вдовицей!
Пусть, свекровь, господь тебя накажет!
Это ты мне горе причинила
И себе несчастье учинила!»
Так лишилась мать родного сына.
От нас песня, от господа здравье.
Что нам врали, то мы рассказали.[96]