Андрей Ерпылев - Выход силой
Но что случалось с теми уродцами, которые цеплялись за жизнь до последнего? Куда девали человеческих мутантов, которым удавалось выкарабкаться? На станции таких не было. А тема эта оказалась ограждена глухой стеной молчания. Почище, чем тема обитаемости остального метро.
«Неужели их убивают? Нет, не может быть…»
– Козленочком станешь, – вдруг отколол Охотник и довольно затренькал, заперхал. – Иванушка. Не пей.
Игорь не сразу понял, что тот имел в виду. А потом вдруг дошло: да это существо ему из детской сказки… Шутит?.. До сих пор Князеву казалось, что это странное создание под кукольной маской говорит не как человек, а как автомат. Бездушно, механически. И вдруг оказалось: нет, оно догадывается, о чем Игорь напряженно размышляет, да еще и издевается над ним, подтрунивает…
Есть в нем все-таки душа.
И как-то сразу потеплело. Отлегло.
– Дурак ты, – Игорь непроизвольно коснулся макушки, покрытой вместо положенного по уставу ежика изрядно отросшими волосами. Не избежать бы выговора за неряшливый вид, появись он в таком виде на Первомайской. Да еще с бородой. – И шутки у тебя дурацкие. Рога не рога, а отрастет что-нибудь лишнее в организме и – каюк.
– У жизни один конец, – философски заметил спутник, раскладывая на тряпице извлеченные из мешка яства: шмат вяленого мяса, пригоршню каких-то сушеных фруктов и еще что-то неузнаваемое – коричневое, скрюченное и морщинистое, будто кусок старой коры или прошлогодний лист. – Будешь жрать?
– Отстань.
Игорь отвернулся, злясь на предательское обоняние, которое вычленяло из тяжкого запаха подземелья ароматы съестного: сейчас он с удовольствием бы отдал год жизни за кусок черствого хлеба. Да что там хлеба! Он рад был бы твердому, как кремень, сухарю из выпеченного четверть века назад хлеба: пару лет назад удалось наткнуться на армейский склад с такими вот «сокровищами». Бойцы частенько ворчали, обнаруживая в сухом пайке такие вот «подарки из прошлого» и немудрено: разгрызть хлеб, спаянный десятилетиями в кирпичной твердости монолит, зачастую пронизанный насквозь плесенью, не было никакой возможности. Только размачивать в кипятке. Оттого, особенно те, кто помоложе, втихомолку выбрасывали черные, словно комья земли сухари – снабжали армию по первому разряду и всегда было, что пожевать втихомолку, не ломая при этом зубы. Не был исключением и Игорь…
Создание отвернулось, приподняло маску над своим изуродованным лицом, воровато сунуло в пасть кусок и зачавкало.
– Зря, – говорил с набитым ртом Охотник. – Так вы, люди, вымрете. Были такие огромные ящерицы: динозавры. Вымерли. И вы вымрете, как они.
– Знаю я про динозавров, – огрызнулся Игорь. – А вот ты про них откуда…
– Найдут через много лет ваши кости, – невозмутимо продолжал Охотник, – и как сложить, никто не будет знать. Приставят череп к заднице, решат, что так все и было. И будут правы… – снова лопнула пружинка.
– Слушай, ты! – взорвался Игорь, доведенный до точки кипения издевательским тоном «знатока». – А ты, можно подумать, не человек! Пожалели тебя, выкидыша, а ты отполз, спрятался, и давай умничать!
– Глупец, – глухо ответил проводник. – Я не из ваших. У нас с тобой нет общего.
– Откуда же ты взялся?!
Охотник молчал, пристально глядя Князеву в глаза сквозь прорези в своей тошнотворно-умильной детской маске. Голова у Игоря стала тяжелой, будто была забита свинцовой дробью под завязку, и каждая новая секунда, которую это создание удерживало свой бурлящий, неистовый взгляд на лице человека, врезалась в сознание Игоря новой порцией свинца, и шея уже не могла выдержать такой тяжести. Время от времени в висках начинала пульсировать боль. Казалось, что кто-то осторожно втыкает то в одну часть головы, то в другую острые длинные иглы и медленно ввинчивает их в плоть, нащупывая что-то одному ему известное. А потом разочарованно вынимает и вонзает снова. Конца и края этой пытке не было…
Что эта тварь с ним делает?! Тяжело, сквозь боль и сопротивление пытался думать Игорь.
И вдруг понял: это не ненависть во взгляде странного создания. Это боль! Ему тоже больно… Так же, как и самому Игорю.
Охотник вдруг приблизился к краю настила, собираясь шагнуть вниз, в клубящуюся черноту, поднявшуюся уже почти вровень с решеткой и вздымающую грифельно-муаровые волны. Казалось, что под ними дышит чернильное озеро, готовое поглотить обоих и заполнить колодец до краев.
Боль стала нестерпимой – невидимый палач вонзил в голову все иглы сразу, причем не только в мозг, но и в глазные яблоки, под ногти, в кожу по всему телу. Теряя сознание от боли, Игорь схватил Охотника за шкирку и втащил обратно его неожиданно легкое тело, почти уже свесившееся за край настила. В руку ему вонзились острые когти. Охотник, окончательно потеряв дар речи, шипел совсем по-кошачьи и рвался туда, где из черной туманной мглы всплывало нечто еще более темное, объемное и массивное…
Понимая, что долго не удержит отчаянно рвущегося к смерти спутника и сам рискуя свалиться вместе с ним с хлипкого насеста, Игорь сорвал с пояса гранату вместе с матерчатым подсумком, дернул зубами кольцо и, молясь про себя неизвестно кому, чтобы ткань не помешала отщелкнуться рычагу, а внизу не оказалось воды, метнул рубчатое стальное яйцо прямо в центр угольного вихря.
Внизу глухо бухнуло, вжикнули по стенам осколки, лишь чудом не зацепив зависшую на краю настила парочку, и разрывающие тело иглы разом пропали, а Охотник повис в руках человека безвольной тряпкой.
Отшвырнув его к стене, Игорь сам повалился на дребезжащую решетку без сил.
– Как ты смеешь? – обиженно прошипел, потирая ушибленный бок, проводник.
– Заткнись, – оборвал его Князев, осторожно перегибаясь через край настила и светя вниз.
Клубящаяся тьма исчезла без следа, и дно колодца оказалось неожиданно близко, метрах в десяти. Его покрывал какой-то рыхлый белесый слой.
– Мамочки!.. – ахнул Игорь.
То, что он принял за какой-то иней, оказалось тысячами костей. Вряд ли они все были человеческим – иные ребра, массивные берцовые и тазовые кости могли принадлежать лишь великанам, а большинство косточек и грудным младенцам не подходило по размеру, но в этом огромном оссуарии среди тысяч скелетов неизвестного происхождения можно было увидеть не менее двух десятков человеческих черепов.
– Это что такое? – выдохнул Охотник, вцепившись когтями в решетку рядом с Игорем.
– А я только что тебя хотел об этом спросить.
– Не было тут никогда такого! – отрезал проводник.
– А это, – старшина ткнул исцарапанной рукой вниз. – Ветром надуло?
– Не знаю, – озабоченно заявил Охотник. – Но убираться надо отсюда поскорее. Пока то, что там было, не вернулось.
На сей раз спорить со своим странным спутником Игорь не собирался.
***Они снова были в туннеле метро – нешироком, одноколейном, удивительно пустынным. Привычных Игорю труб, кабелей и прочих коммуникаций, тянущихся по стенам всех знакомых ему перегонов, тут почти не было. Так, несколько проводов, утопленных в штукатурку стен. Зато по бетонному потолку тянулся ряд матовых плафонов – видимо, когда-то эта странная ветка была хорошо освещена.
– Почти дошли, – Охотник, ухватившись обеими руками за шиворот, помог Игорю выбраться из узкого люка в ложбинку между двумя рядами шпал. – Осталось тут – раз плюнуть.
– Где это мы? – спросил Князев, изумляясь, что у него еще остались силы удивляться чему-то. – Неужели, тоже метро?
– Трамвай, – тренькнул проводник, нацепляя свой весьма похудевший сидор. – Спецметро. Знаешь, что это?
Игорь неопределенно пожал плечами. Слово было знакомым, проскальзывало иногда в разговорах, которые Антошка вел со своими друзьями-исследователями, иногда забредавшими в их холостяцкую каморку, но Князева-младшего всегда волновали более насущные вопросы.
Строевая подготовка, например, или отпустит ли папаша погулять Лариску.
– А еще человек, – вздохнул Охотник. – Был такой вожак: Сталин. Сталин здесь ездил. Специально для него эту ветку метро проложили. А как умер, законсервировали до лучших времен.
Сталин. Конечно, Игорь знал эту фамилию и сам! Знал, конечно, но…
Но чем отличился данный исторический деятель, он сказать не мог: историю у них в школе преподавал все тот же Федор Дмитриевич, а его мало интересовало все, что не было связано с баллистическими ракетами и ядерными взрывами. Вот про атомную бомбардировку Хиросимы и Нагасаки он повествовал очень подробно, как и про покорение космоса, ядерные полигоны и договор об стратегических наступательных вооружениях.
– С Наполеоном воевал? На Ледовом побоище? – попытал удачу Князев.
– Не вполне, – голос Охотника вновь звякнул лопнувшей пружинкой. – Не советую повторять эту глупость при других людях.
– Тебе-то откуда знать? – обиделся Игорь.
– Я учусь, – ответил проводник. – Слушаю. Говорят, можно и кошку говорить научить, если постараться, – он снова тренькнул насмешливо. – Мы должны идти. Если не поспешить, можем столкнуться с патрулем.
