Игорь Поль - Личный номер 777
— Ясно, унтер-офицер.
— Ну и номерок… Следующий!..
Брук. Конечно же, его зовут Брук. Как он мог забыть? Теперь, после живительного горячего душа, воспоминания о пережитой смерти казались ночным кошмаром. Какой только дряни не привидится после глубокого гипноза! Теперь он был уверен: эти выкрашенные белым бетонные стены — не порождение наркотического бреда. Да, его память была в отключке, но теперь он снова стал собой, обрел индивидуальность. Еще немного, и он вспомнит остальное. Внутри него нарастало нетерпение. Холодок неизвестности, как на пороге гулкой комнаты с непроницаемым мраком. Предвкушение. Казалось, в груди вибрирует туго натянутая струна.
Он облачился в тонкое темно-серое белье. Влез в комбинезон из необычной ткани — плотной и мягкой одновременно. Повел плечами, привыкая. Удовлетворенно хмыкнул. Присел на откидное сиденье, сунул ноги в ботинки, с легким щелчком зафиксировал клапаны. Не удержался, притопнул — обувь нигде не жала, ботинки плотно облегали ноги, словно вторая кожа. Что ж, подумал он, по крайней мере, в снаряжении здесь толк понимают.
И кто-то незнакомый внутри него удивился этому знанию.
В маленьком зеркале на дверце шкафчика он увидел узкое лицо с темно-серыми глазами, взирающими на мир с едва заметной тенью недоверия. Лоб его блестел от испарины.
«Бум-м, бум-м, бум-м», — грохотала кувалда.
— Седьмой взвод, на выход! — каркнул динамик. — Следуем за синим указателем.
В проходе зашаркали шаги. Брук захлопнул дверцу шкафчика и втиснулся в толчею светло-оливковых тел. Читая надписи на стене — буквенно-цифровые коды, смысла которых он не понимал, он силился вспомнить что-то важное. Что-то, от чего может зависеть его жизнь. Его била нервная дрожь. Сознание странно двоилось, словно он смотрел на себя со стороны.
— Поживей на выходе! — не унимался динамик. — Строимся в порядке номеров, номера нанесены на нагрудных табличках.
Откуда-то пахнуло запахом разогретой изоляции — так ночью пахнет воздух на станции городского монорельса.
Монорельса? В затуманенном мозгу возникло неожиданное видение: пульсирующий свет реклам и бурлящие толпы на улицах бесконечного города, словно пузырем, накрытым пленкой силового поля.
Струна со звоном лопнула. Чужие мысли осыпались шелухой, память включилась, будто с глаз сорвали повязку, и он впервые увидел свет; волна образов накатила девятым валом, врезала так, что он на мгновение замер, ухватившись за стену. Ферма на Диких землях, первый пистолет и первый собственноручно убитый ящер, смерть родителей и воспитательные беседы тети Агаты, управляющий банком с выражением лживого участия на морде, запах волос Марины, постер во всю стену, на котором выряженный в хаки белокурый бог, напоминавший центуриона времен расцвета Римской империи, восклицает: «Защити человечество — вступай в Объединенные силы!»
Он стиснул зубы и двинулся вверх по ступеням, туда, где слышались звуки настоящей жизни и куда указывали синие световые росчерки.
— Брук Алексис Адамс, — повторил он, словно споря с кем-то незримым.
* * *Дайна опустилась на стул и откинула со лба прядь черных волос. В ее облике ощущалось что-то очень женственное, очень привлекательное. Может быть, все дело было в том, как она держалась?
Через тонкие стены просачивались звуки лагеря — неясные голоса, хруст щебня под ногами, звонкие удары по металлу.
— Так, внимание сюда, задохлики! — донесся издали рык старшего сержанта. — Включили мозги! Повторять не буду! Движение всегда начинать с левой ноги… Левая сторона — это там, где сердце. Вот ты, чучело, покажи, где у тебя левая нога! Ты что, мутант? Или идиот? Вот теперь правильно. Запомни ее, урод.
— Командир батальона разрешил мне присутствовать на контрольном занятии, — сказала Дайна. — Вы ведь не против?
— Нет, конечно, нет, — ответил Твид. Он, как мальчишка, стеснялся смотреть ей в глаза.
Его волнение она поняла по-своему.
— Не беспокойтесь, я имею необходимый допуск, — заверила она. — И не буду вмешиваться в процесс. Я просто посижу в сторонке.
— О, тогда все в порядке, — сказал Твид и улыбнулся.
Его хроническая икота потеряла всякое значение, отошла в прошлое и обрела статус рядового события, такого, как осенний дождь, ночной туман или утреннее солнце.
Он заметил, что девушка восприняла его улыбку как знак внимания.
— Взво-од! Шагом… арш! — рыкнул старший сержант.
— Я видела, как солдат уводят куда-то под землю. Мне показалось, они очень напуганы, — сказала Дайна.
— Их вели в гипнобокс. Под землей проще обеспечить звукоизоляцию. А страх при первом сеансе кодирования естественен. После он проходит.
Она изучающе посмотрела на него.
— Наверное, это очень увлекательно — наблюдать за рождением новой личности. Только что перед тобой один человек — мягкий, разболтанный, боязливый. И вдруг он преображается. Становится другим. Вы согласны?
— Не знаю, — честно признался Твид. — Мне как-то не приходило в голову посмотреть на это с такой точки зрения.
— Правда? — спросила она. Но не стала уточнять, с какой точки зрения он смотрит на то, чем занимается.
— У меня много дел, — пожаловался Твид. — Новобранцы идут потоком, и часто приходится засиживаться допоздна. Конечно, все делают компьютеры, но по правилам результаты должен проверить человек. В моем терминале скопилась куча непроверенных файлов. Я просто не успеваю их читать. К вечеру жутко устаешь от всех этих графиков. — Он грустно улыбнулся. — В последнее время я чувствую себя усталым уже с самого утра.
— Левой, левой! — вопил сержант. — Держать интервал! Левой! Резче, свогачь! Резче!..
— А чем именно вы занимаетесь? — спросила Дайна.
— Тестированием.
— Вы не могли бы уточнить?
— В новобранцев запихивают тонны всякой дряни, а я даю рекомендации по их дальнейшему обучению.
— Еще подробнее, если можно.
— Ну, мальчишки ложатся в гипнобокс, их усыпляют и охлаждают в специальном растворе, потом подвергают гипнокодированию посредством комплексного воздействия бета-, гамма- и мю-волн. Потом их приводят сюда, и я вселяю ужас в их сердца.
Он подумал, что еще никогда так не говорил. Почему-то с этой едва знакомой девушкой он мог делиться любыми мыслями, какие приходили ему в голову. Его не смущало даже то, что она записывала их разговор, — он заметил, как она прикоснулась к едва заметной мушке микрофона за ухом.
— Почему ужас?
— Потому, что я должен проверить, насколько хорошо усвоены полученные знания. Потому что от качества усвоения материала будет зависеть жизнь солдата. Я — вооруженное компьютером пугало. Моделирую ситуации, при которых солдату приходится тяжко. Пугаю мальчишек до полусмерти. Заставляю потеть от ужаса. Делаю все, чтобы из глубин подсознания выползли их навыки. Иногда после моей проверки они делают в штаны. Иногда падают в обморок. Пускай. Лишь бы перед этим они поступили так, как их учили. Грамотно выбрали укрытие. Успели нажать на кнопку пуска. Вызвать поддержку. Внятно передать свои координаты. Не утопили свой джип или артиллерийский тягач. Правильно наложили повязку раненому. — Он невесело усмехнулся. — Большинство из них уже к концу этой недели возненавидят меня лютой ненавистью. Сильнее, чем своих сержантов.
— Простите, если мои вопросы кажутся вам странными, — сказала она. — До сих пор я не имела дела с гипнокодированием. Во всяком случае, не в таких объемах и не с такими методиками. Однако я обязана убедиться в гуманности обращения с новобранцами, а ваша часть находится в моей зоне ответственности, и мне приходится…
— Нет-нет, все в порядке, Дайна! — поспешил заверить Твид.
— Вы хорошо знаете свое дело?
— Во всяком случае — я с ним хорошо справляюсь.
Это было правдой. Два года назад он пришел сюда всего лишь вторым лейтенантом, а три месяца назад получил капитанские петлицы. Подполковник Беринг, по прозвищу Старый Мерин, сказал, что очень доволен им, назвал самым исполнительным офицером лагеря и фактически обещал сделать его своим заместителем, как только наступит срок плановой ротации.
— Вас послушать, все это выглядит не слишком привлекательно, — заметила Дайна.
— От службы и не требуется, чтобы она была привлекательной. Она должна быть эффективной. Нам за это платят. А наши добрые улыбки мы оставляем для девушек на танцах.
— Пожалуй, в сегодняшнем мире без вас не обойтись, — задумчиво сказала она, — но каково сознавать, что по вашей вине люди становятся жестокими…
Он пожал плечами:
— Так устроена жизнь. Я лишь выполняю свои обязанности. Родители доверяют нам своих детей и ждут, что армия вернет их в целости и сохранности. А армия ждет от них исполнения своего долга. Мы же пытаемся сделать так, чтобы все остались довольны. Согласен, иногда наши методы кажутся жестокими. Но мы — Объединенные силы, а не Армия спасения. Идя в Космическую пехоту, приходится оставлять чувства дома.
