Александр Александров - Следователь (СИ)
- О, Вы еще не пробовали «Осенний букет» и «Глаз Дьявола»! А есть еще «Счастье алхимика», но это пиво не для слабых духом. Плотное, темное, легко пьется и бьет в голову не хуже парового молота. Закажу-ка я графинчик, пожалуй… Милейший! Кувшин «Алхимика»! Большой кувшин!.. Скажите, Фигаро, Вы, правда, думаете, что госпожа Кросс виновна в смерти Сплита?
- Так и знал, что этого разговора не избежать, – следователь с меланхолическим видом принялся набивать трубку. – Служба, служба, кругом одна служба… А вы знаете, Гастон, что согласно кодексу ДДД я не имею права обсуждать эти вопросы с адвокатом подозреваемого до подачи предварительного заключения?
- Грешен, каюсь, – Гастон вздохнул. – Просто это дело у меня уже поперек горла, и дело даже не в том, что Матик – въедливая задница. Но вся эта история может серьезно повредить репутации…
- Репутации Матика?
- Да причем тут Матик, господи!.. Все и так знают, что он жулик и сквалыга. Это его сценический образ, или, как сейчас говорит молодежь, «имидж». Черта сажей не измажешь, хе-хе… Но колдун-убийца, действующий в Нижнем Тудыме может отпугнуть вкладчиков. Все эти денежные мешки, вливающие золото в наши железные и угольные шахты, в наши керосиновые заводы, пружинные фабрики, алхимические цеха, весь этот цвет общества, чтоб ему подавится куриной костью, до жути суеверен. Инквизиция для них – карательный отряд, колдуны – пережиток прошлого, к тому же пережиток вредный. Они за прогресс, они за паровые машины, они меценаты, дери евойную мамашу старый козел, и никто из них, разумеется, не помнит, что их деды полировали языками задницу Колдовского Квадриптиха, а прадедушка наших королей работал клерком при Обсервариуме Мерлина Восемнадцатого. Короче, если мы не изловим убийцу или, хотя бы, не предъявим обвинение первому встречному, у города могут быть неприятности, причем такие, что, право, лучше сразу выписать сюда роту колдунов-пироманьяков.
- Ах, вот оно что, – протянул Фигаро, опустошая очередной бокал. – Плесните-ка мне этого вашего «Алхимика»… Спасибо. И, будьте так любезны, закажите еще раков.
- Ун моменто! Не понимаю, куда оно вам лезет?..
- Здоровый дух, – следователь глубокомысленно постучал пальцами по животу, – обитает лишь в здоровом теле. А здоровье тела, в первую очередь, определятся регулярностью и качеством питания. Что же касается «изловим убийцу», то пока не могу сказать по этому поводу ничего утешительного.
- В смысле? – Гастон поднял бровь.
- Она не убивала Сплита, – буркнул Фигаро. – Так что убийцу еще только предстоит поймать.
Гастон помолчал. Сделал большой глоток из бокала, промокнул рот салфеткой и спросил:
- Это официальное заключение?
- Нет, – Фигаро покачал головой. – И не будет официальным так долго, как только возможно. Но я могу Вас уверить: она этого не делала.
- Вы уверены?
- Уверен. Смотрите, Гастон, – следователь постучал пальцем по столу, – для того, чтобы грохнуть Сплита, убийца должен был заявиться к нему лично. Тут Метлби прав – провернуть такое на расстоянии под силу только гению. Тот, кого мы ищем, был рядом с покойным Марко в тот вечер, при этом умудрившись наделать кучу ошибок. Помните мои «танцы с мерилом» на месте преступления? Убийца оставил след на кровати – это понятно. «Колокола Ночи» – это очень мощное заклятье, его «отпечаток» сохраняется месяцами. Но следы колдовского воздействия есть также на дверном замке, керосиновой лампе и спинке стула. При этом на стенах до черта «нагара», то бишь экто-пыли. Понимаете?
- Если честно – ни черта не понимаю. Без бутылки не разберешься, как говорится… Эй, приятель! Графин анисовой водки! И чтоб ледяной, шельма!
- Вы собираетесь пить водку? После пива?!
- А Вы не будете?
- Нет, почему. Буду… Так вот, Гастон, тот, кто убил Сплита, явился к нему лично. Открыл замок заклятием – детские игры! Вошел в комнату. А вот далее уже начинаются интересные вещи. Первым делом убийца зажег лампу на столе. Тоже заклятием… Неужели и теперь не понимаете?
- Да ни хрена я не понимаю… О, малосольные огурчики!
- И раки!.. Ну и пиво, право слово, покруче водки. Из чего его варят, из пятой эссенции анчара? У-у-ух!.. Забористое, черт!.. Вот представьте себе, Гастон: Вы пришли убивать соседа. Вскрыли дверь отмычкой, на цыпочках прокрались к нему в спальню. Сосед спит, сопя в две дырки – убивай, не хочу! И тут Вам приходит в голову: «Что-то тут темновато!» Вы подходите к лампе, снимаете с нее колпак…
- Стоп! Я понял. Но ведь Вы сами говорите, что убийца зажег лампу заклятием?
- В том-то и соль! – Фигаро уже вовсю дирижировал вилкой. Следователь раскраснелся, его галстук съехал набок, а манжеты рубашки он успел каким-то непонятным образом извозить в соусе. – В том-то и соль, Гастон! Убийца сделал это машинально, не задумываясь, точно так же как Вы задуваете свечи, когда выходите из кабинета. Более того: потом он заклятием повернул стул к кровати Марко. Это уже, казалось бы, полный идиотизм: не проще ли сделать это руками?!
- Выходит, не проще?
Фигаро усмехнулся. Вылил остатки пива из кувшина в свой бокал, сдул пену и хитро посмотрел на Гастона.
- Проще, Гастон. Проще, если вы не колдун-профи, колдун он рождения, от младых ногтей, колдун, что называется, с головы до пят, привыкший делать такие вещи не задумываясь, влет, почти не отдавая себе отчета. Вот тогда действия убийцы становятся понятными и логичными.
- Но ведь тогда это, наверное, сильный колдун?
Да, – кивнул следователь, – очень сильный. Настолько сильный, что для его задержания может понадобиться весь местный Инквизиторий. И при этом желавший, чтобы его приняли за аматора. Но привычка, как говориться, вторая натура. Он оставил экто-пыль, но забыл о повседневных вещах. Такую силу сложно замаскировать.
- Вы меня пугаете?
- Признаться, да, – Фигаро почесал затылок. – Не хотелось бы преуменьшать опасность и вводить Вас в заблуждение, мол, чушь все это, ерунда, расслабьтесь и успокойте своих инвесторов. Это не так. Колдун-убийца такой силы очень опасен. А наш – еще и непредсказуем.
- Тогда кто он? Подозрительный тип в черной шляпе?
- Может быть, – кивнул Фигаро. – Скорее всего, да.
- Но Вы же сами сказали, что он… Как его… «Одноглазый»? Бредовая причина?
- Да. Но его видели уже двое: Буба Комель, явно не отличающийся воображением и господин Метлби, воображение которого, конечно, столь же всеобъемлюще, сколь и чистота его репутации. Причем оба – Комель и Метлби – видели Черную Шляпу при довольно-таки странных обстоятельствах.
- Ага! Все-таки странных?
- Угу, – следователь загрустил. – Знаете, мне очень не нравится перспектива ловить залетного колдуна-мастера, цели которого столь же туманны, сколь и его арсенал заклятий. «Колокола Ночи» – уже плохо, но они требуют времени и в качестве боевой ворожбы используются редко. А вот «Молебен Малефика» или «Песнь о Зигфриде» – это печально. Превратится в керогаз – не лучший способ провести остаток жизни. И вообще: вся эта история с Черной Шляпой напоминает мне квиновскую собачку…
- Какую-какую собачку?
- Квиновскую. Был такой писатель – Чарльз Квин. Француз, но родился в Соединенном Королевстве. Одно время он подвизался – и весьма успешно – на ниве сатирического детектива. Его рассказы отличались удивительным сюжетным разнообразием, но в конце каждого из них всегда появлялась маленькая собачка, о которую спотыкался Главный Злодей, после чего его вязали, и планы зла терпели очередной крах. Сдается мне, наша Черная Шляпа – из той же оперы…
- Господа! Анисовая-с!
Ледяная водка потекла в рюмки, которые тут же запотели. Следователь и Первый Зам подняли «сосуды глубокого разумения» и Гастон провозгласил:
- За нас с Вами и хрен с ними!
Такая постановка вопроса понравилась следователю, который не замедлил выпить и смачно закусить огурчиком. Вечер из просто приятного сразу сделался необычайно теплым и уютным.
В высокие окна лила свой загадочный свет луна. В мягком полумраке поплыла музыка: рояль, виолончель, скрипка. С маленького помоста в конце зала потекли клубы алхимического дыма, источавшего легкий аромат магниевой вспышки. Помост осветился призрачным алым светом, и в его луч вышла девушка лет двадцати с короткими волосами цвета воронова крыла. Ее облегающее платье вспыхивало тысячами колких искр; в волосах блестела тонкая диадема, в которой Фигаро сразу признал колдовской усилитель звука – подобными пользовались преподаватели в университете внутренних дел, где он учился (хотя, конечно, те «колдофоны» были далеко не такими изящными).
Девушка коснулась диадемы, настраивая громкость, и запела:
- Между грязью улиц и звездами,
Поднимая пивную кружку
Старый маг превращает золото
В завитки оловянной стружки…
