Дмитрий Манасыпов - Дорога стали и надежды
– Молодежь… – Морхольд выбил пепел прямо в плошку. А сплюнул на пол. – Все время забываю про ваши нравы современные. И?
– Я ему вальком челюсть сломала.
– Умница девочка. И ничего умнее не придумала, как прятаться здесь же, в городе?
Даша подняла на него глаза. Бирюза пропала, уступив место серой осенней хмари.
– Я боюсь выходить за укрепления. Мне некуда идти, но и здесь оставаться нельзя. Я нашла тебя, позвала, сама не знаю, как. Здесь страшно. Очень страшно.
Морхольд не успел спросить – почему?
– Вот она! – радостно заорал кто-то от самого входа в «рыгаловку». – Говофил фе, найдем. Лекфандр Лекфеич, вон сидит шалава. Ща я ее…
Даша затравленно оглянулась. Двое невысоких и крепких ребят, довольно улыбаясь, шли к ним. В двери, закрыв просвет, появилось еще несколько человек.
– Говорил, надо подождать, сама выберется, как жрать захочет, – первый, с мелкими шрамами, явно от когтей, осклабился. Морхольд почувствовал запах гнилых зубов, поморщился. – От подстилка дешевая… нашла себе ханыгу какого-то, тварь. Эй, ты, мразота, вставай, щас мы тебя мала-мала убивать будем, за Александра Алексеевича-то.
«Шестерка», по давнишнему обычаю своих коллег, суетился и доказывал собственную нужность. Сам Сашка Клещ, красиво именуемый Александром Алексеевичем, уже оказался у стола. Обычный парень, лет на семь старше Дарьи, встал за ней. Челюсть еще поддерживала плотная повязка, опухоль спала, но он еще ни разу не брился. Отросшая светлая бороденка смешно топорщилась, но вот кривившиеся губы ее хозяина как-то отбивали желание улыбаться. «Челноки», не так давно грозно косящиеся на Морхольда, замолчали, завороженно ожидая чего-то.
– Дарьюшка… – Морхольд улыбнулся. – Помнишь, что я говорил тебе про мачизм?
– Д-д-д-а… – серая хмарь в глазах совсем побелела, уступая место блеклому страху. – Помню.
– Ну, так вот, милая, вот это и есть его яркое проявление. В смысле, я говорю именно про вот этого молодого человека, все еще носящего поддерживающую повязку. К слову, моя дорогая, именно она свидетельствует о слабом ударе. А еще вальком, говоришь.
Клещ вытаращился на него. Кивнул четверке подручных, раздувая ноздри и наливаясь дурной краской.
– Сучку – ко мне в дом. А этого… уройте, нахрен.
«Челноки» зашевелились, зашоркали отодвигаемыми в сторону стульями и скамьями. Дарья, уставившись на сталкера, сжала пальцы на отворотах штормовки. Морхольд аккуратно положил трубку на стол и побарабанил пальцами по столу, совсем рядом с выложенным тесаком. «Шестерки» Клеща дружно ухмыльнулись, разом двинувшись вперед. Первый, воняющий гнилью, осклабился еще шире, зашелестела цепь с грузилом. Второй, шепелявящий, щелкнул солидных размеров «выкидухой». Чуть более громкое «чпок» последовало тут же, сменившись грохотом «шестерки», от боли и неожиданности рухнувшего на пол. Начавшийся было крик, прервал сам Клещ, наступив подручному на лицо.
Морхольд не пожалел молодость, дальнейшую жизнь и все остальное, должное идти у гнилозубого «как у людей» – останется калекой, так туда и дорога. Пороховая резь начала рассеиваться, смешиваясь с табачным дымом, пригоревшим жиром с кухни, духовитым потом от «челноков» и другими, не такими сильными запахами. Кровь из простреленного колена не хлестала тонкими сильными струйками, а ровно и спокойно просачивалась на пол. Развороченное мясо, белеющие осколки кости, брызнувшие во все стороны… И небольшой аккуратный пистолет, непривычно толстый, удобно устроившийся в левой ладони Морхольда.
– Да вы отойдите, ребят… – ствол качнулся влево, прижимая оторопевших людей к стене. – Не маячьте. Дашенька, а ну-ка, пересядь ко мне сюда.
И похлопал свободной рукой по своей скамье.
– Ты знаешь, кто я такой? – негромко спросил Сашка Клещ.
– Да. – Морхольд кивнул. – А ты меня знаешь?
– Должен?
– Не обязательно. Меня зовут Морхольд.
Лицо одного из «шестерок» явственно и страдальчески перекосило. Клещ посмотрел на него, уставился на сталкера.
– Я слышал про тебя.
– Это так радует, юноша, просто безгранично. Так вот… – Морхольд отпил остывший сбор из кружки. – Сдается мне, господа, что сейчас вы немного ошиблись. Ну, либо поторопились.
– Это почему? – Клещ явно не хотел сдавать назад, теряя лицо. – Наше право…
– А, ну-ка, хавальник завали! – Морхольд улыбнулся. Так, что еще один из прижавшихся к стенке совсем молодых парней побелел. – Право у него… Хотя что это я, давай, проясни мне, что у тебя за право.
Клещ покосился на стул, кем-то опрокинутый.
– Садись, садись. В ногах правды нет. – Морхольд не убирал пистолет. – Давайте, юноша, вещайте. И помните о том, господа, что есть такая наука, как физиогномика.
– Чего?
– Рассказывай, ушлепок, на что ты право имеешь. В чем, так сказать, правда, брат?
Клещ дернул подбородком, аккуратно присев.
– Да не брат ты мне.
– Вот в этом месте стоило бы прибавить про черножопую гниду, но с фольклором ты явно не знаком. Ну да и ладно. Итак?
– Она сломала мне челюсть. – Клещ насупился. Странноватый и опасный тип наверняка раздражал парня. Имеющихся же у Морхольда слухов, рассказов и просто ненароком услышанных сплетен хватало для понимания: Клещ опасен. Да, несомненно, папка молодого хищника поддержит сынишку всегда и во всем, но и сам отпрыск купчины наверняка мог многое. Не то сейчас время, чтобы за батиной спиной прятаться.
– И? – Морхольд удивился. – Что дальше-то?
– Она. Мне. Сломала. Челюсть! – Клещ прищурился. «Шестерки» вернулись к нормальному цвету лиц и потихоньку отлипали от стен. Морхольд покосился на них и поиграл желваками. Те вжались обратно. Хотя, скорее всего, дело было не в садистском выражении лица сталкера, а все в том же упрямо смотрящем на них ПС.
– Давай-ка разберемся. – Морхольд вернулся к прерванному разговору. – Девушка сломала тебе челюсть, так?
– Да.
– За то, что ты ее хотел тупо отодрать, так?
– Да. – Клещ насупился, сам поиграл желваками. – И что?
– И что… Ты видел головы возле администрации? – Морхольд наклонил голову набок, кивнул девочке на свою трубку и кисет. Та неумело начала набивать чашечку, заметно волнуясь, просыпая недешевую труху. – Видел?
– Да.
– Вот ты лаконичный-то, а? Подожди-ка. Ты вон, пальцем, что ли, утрамбуй… вот-вот, именно что надо. Ага, давай сюда. Тепефф разофги спичку и дай пфикуить. Так…
Сталкер окутался дымом, прищурился.
– О чем мы с тобой там разговаривали? Точно, про головы. За эти самые доказательства моей работы мне еще и заплатили, представляешь? У меня, Саша, есть работа, даже не так, не поверишь, но у меня есть любимое дело. Страх как, понимаешь ли, люблю убивать всяких там упырей. Да и просто, прикинь, мне нравится мое хобби. Обожаю, представь себе, сгоревший порох, паленое мясо и волосы. А уж как мне по душе свежий запах напалма с утра, мм-м, сказка просто.
– И? – Клещ заметно нервничал. Глядел на сталкера, раздувающего ноздри, блестевшими глазами и нервничал.
– Те ребята получили по заслугам. Причины, как сам знаешь, разные: грабежи с убийствами, нападения на караваны и путников, на территории Кинеля по окраинам. И за изнасилования тоже. Понимаешь меня, хорошо слышишь?
– Да.
– Да… – Морхольд покачал головой. Движение Дарья не успела и заметить. Тесак, только что лежавший на столешнице, метнулся вперед, рубанул, казалось, прямо по лицу Клеща. И с хрустом врубился в доски, еле заметно вибрируя в вязкой древесине. – Вот этим самым мачетом я отрубил им их поганые головы. Хотя сперва, с а-а-а-громным удовольствием отсек кое-чего другое. Повязка? Ну, тебе она все равно уже не нужна.
Клещ сглотнул, провел по щеке, посмотрел на кровь, потекшую из разреза.
– Ненавижу, когда кто-то приходует девок, козел. Это моя прерогатива, ясно тебе?
– Да, – страх перед смертью, чуть коснувшейся его, мелькнул в глазах Клеща почти сразу, но сейчас виднелся особенно сильно. Лоб заблестел мелкими капельками пота, резко и неприятно запахло мочой.
– Обоссался что ли? – Морхольд погрыз чубук. – Ай, какие мы впечатлительные. Вали отсюда, упыренок, и кодлу прихвати. Это моя девка, и если надо, я тебя на куски за нее порежу. Усек?
– Усек.
– Есть претензии?
– А?!
– Что за народ тупой пошел, а?! Говорю тебе русским языком, дубина ты стоеросовая, имеешь, чего мне предъявить, или как?
– Нет, не имею. – Клещ неожиданно и сильно побледнел. – Совершенно ничего.
– Эй, жоподуи! – Морхольд повернулся к «челнокам». – Все все слышали? Молодцы. Хозяин, ты слышал? Все, Алехандро, Лешкин сын, катись отсюда нахер.
«Шестерки», во главе с хозяином, выкатились быстро. Напоследок сбили с ног заходящего в «рыгаловку» патрульного и пару табуреток. Морхольд усмехнулся и повернулся к девушке.
– Поговорили, называется. Ты это, милая, расскажешь, как мне в голову залезала, а?
Дарья кивнула. Посмотрела на него и просто кивнула.
