Алексей Свиридов - Возвращение с края ночи
Джой с интересом заглянул ему в лицо, видимо, пытаясь разобрать, что бормочет хозяин. Воронков скомандовал «Рядом!» и направился домой, решив пойти той же дорогой через дырки в заборе: один раз прошло гладко, пройдет и второй.
Какими на самом деле должны быть симптомы мании преследования, Сашка, конечно же, не знал, но очень надеялся, что его поведение сейчас не похоже на поведение психически больного. Хотя полностью нормальный человек так себя вести точно не стал бы: время от времени Воронков оглядывался назад, проверяя, не следуют ли по пятам новые «кредиторы», на перекрестках, как дурак, дожидался зеленого света независимо от наличия транспорта, а потом бежал, словно пересекая какой-нибудь Бродвей в час пик. Дойдя же до ТЭЦ, он не стал лезть в заборную дыру сам, пока первым сиганувший в пролом Джой не вернулся целым и невредимым.
Тропинка обогнула угол турбинного зала, нырнула под толстую плеть трубопровода и повела Воронкова вдоль свалки металлолома.
Мания или не мания, но если кому-то он нужен, то этот кто-то может вполне засесть хотя бы вон за той порыжелой цистерной на коротких ножках. А кроме как мимо нее, тут не пройти…
«Эх, висел бы под плечом „Мангуст“, может, и не мучили бы дурацкие мысли!» — досадливо воскликнул про себя Сашка, и в ту же секунду трусивший впереди Джой остановился и тихонько зарычал.
В щели между землей и брюхом цистерны угадалось какое-то движение.
Воронков быстро оглянулся, приметив подходящую железяку, поднял ее и пару раз кинул из руки в руку. Да, не томагавк Оцеолы, но сойдет.
— Ну? — негромко спросил он. Тот, кто прятался за цистерной, передвинулся к ее краю, потоптался на месте, а потом вышел на тропинку.
«Вот так засада!» — Воронков чуть было не рассмеялся в голос.
Дорогу ему загораживал помятый мужичонка, с редкой седой щетиной на лице. Замасленный ватник, шапчонка а-ля почтальон Печкин, солдатские галифе с кирзачами — то ли бомж, то ли местный слесарь в рабочей одежде.
Но при всей привычности образа что-то в мужичонке было не то, только вот что? Сашка с деланной беспечностью покачал у бедра железяку, шагнул было вперед и вдруг вновь остановился, поняв, что в облике «слесаря» было непривычным.
Глаза.
Глаза этого человека были словно нарисованы на круглых эмалированных кусочках жести и уже потом вставлены в глазницы.
Смотрели эти ненастоящие глаза недобро, и теперь Воронков этот взгляд узнал.
«Так… Значит, ребята куколками баловаться перестали и взялись за дело серьезно!» — подумал он, и тут же сообразил, что так ему следовало подумать еще вчера, разглядев пустые зрачки «жениха» с экзотическим пером.
Кого конкретно надо подразумевать под «ребятами», Сашка сейчас не задумывался — не до того.
С этим бы разобраться.
Он на секунду скосил глаза: рыжая грива Джоя была встопорщена, клыки обнажены — пес тоже ничего не забыл.
— Ну? — повторил Воронков уже громче, ощущая, как в его душе страх превращается в злость.
«Слесаря» словно скрутило. Он бухнулся на колени и резво пополз к Воронкову, вытянув руки и истерически выкрикивая, а вернее сказать, «вывизгивая» бессвязные слова:
— Отдай! Продай! Что хочешь проси! Все будет! Денег миллион! Миллиард! Не губи! Спаси! Продай! Иди сюда!
Сашка отшатнулся — он ожидал чего угодно, но только не этого. Джой тоже явно был озадачен, хотя и продолжал стоять в угрожающей позе.
А «слесарь», не доползши до Воронкова метров двух, бухнулся ничком и продолжал кричать примерно то же самое куда-то под себя и вниз, словно желая доораться до шахтеров. В такт крикам его тело содрогалось, как в припадке.
— Мужик, ты чего… — нерешительно произнес Сашка и чуть было не двинулся его поднимать, но «слесарь» на секунду поднял голову, и снова по нервам, как ножом, полоснуло знакомым омерзительным ощущением. Словно внутри извивающегося на тропинке человека сидел кто-то и с холодным змеиным интересом смотрел на мир через его глаза.
Воронков шагнул в сторону, вляпавшись при этом в покрытую радужной масляной пленкой грязь, и обошел продолжающего бесноваться человека стороной.
Тот попытался подняться, но вдруг замолк и, словно выключенный, повалился обратно наземь. Сашка попятился, но тело человека, или кем там «он» или «оно» было, продолжало оставаться неподвижным.
До дома Воронков добрался практически на автопилоте, совершенно не воспринимая окружающее. Ощущение опасности сделало его чувства настолько обостренными, что сознание отказалось обрабатывать весь объем поступающей в мозг информации и предоставило заниматься этим подсознанию. Поэтому, когда гулко хлопнула дверь квартиры и напряжение отпустило, Сашка словно вынырнул из тумана.
— Как же я домой-то шел, а? — он помотал головой, пытаясь вспомнить.
Из всей обратной дороги память сохранила только один эпизод: тетка на лавочке, пустая коляска и беспечно разгуливающий вокруг нее ребенок. Сашка проходил мимо, и в этот момент лицо ребеночка стало серьезным, бровки нахмурились, и, указав пальчиком прямо на него, младенец громко и отчетливо сообщил:
— Гага!
Мало того что Воронков вздрогнул, так ведь еще и тетка наклонилась к своему подопечному и взволнованно, даже с испугом переспросила:
— Гага?
И у Сашки создалось полное впечатление, что ребенок и впрямь сумел-таки разглядеть крадущуюся следом за ним непонятную и неприятную «гагу».
А остальное… Вроде были какие-то улицы, встречались какие-то прохожие, кто-то время спросил — но что и как происходило, более-менее точно рассказать не получилось бы и под дулом пистолета. Даже такого, как «Мангуст».
Сашка поколебался и вынул из тайника оружие. Как и в предыдущие разы, тяжесть грозного и в то же время изящного пистолета в руке здорово успокоила его.
«А то… — хмыкнул он. — Не будь пушки, еще неизвестно, чем бы для меня окончился ночной телесеанс! Да и сейчас, на свалке, будь она со мною, может, и не перетрухал бы так? Эк я — словно наркоман, право слово… Без „Мангуста“ в руках раскисаю сразу, зато с ним — ух! Орел комнатный…»
Воронков присел на диван и попытался рассуждать спокойно. Само собой, что пушка придает человеку некую уверенность в себе. Хотя предыдущие изделия настолько сильных чувств, как сейчас «Мангуст», и не вызывали, но тогда и не происходило ничего похожего на нынешние события. Нынешние и дальнейшие — в том, что эти «дальнейшие» неизбежно будут, сомнений почти не было.
Так что выбор прост: идти навстречу судьбе с голыми руками, в лучшем случае с приблудной железякой наперевес, или же с хорошо и любовно сделанным оружием.
«Черт побери, в конце концов я „Мангуста“ делал не на стенку вешать! И если мое творение прямо-таки напрашивается защитить своего создателя, то какого я должен делать вид, что мне этого не нужно?!»
Сашка решительно залез в шкаф, извлек оттуда портупею, швырнул ее на диван, а затем вышел на балкон, под начинающий накрапывать дождь. На расстоянии вытянутой руки в щели между панелями стены, там, где должен был быть проложен утеплитель, находился еще один тайник, в котором лежал узкий пакет с последней партией новых патронов — зажигательно-разрывных. По задумке пара таких пулек была способна при удачном попадании разворотить движок легковой машины, хотя проверить это возможности пока что не предоставлялось.
Одевшись, Воронков покрутился перед зеркалом, энергично подвигал руками — вроде нигде и ничего не выпирало. Даже если в транспортной давке его зажмут с боков, все равно наличие пистолета ощутит только он сам, а соседям будет невдомек.
— Ну что, Джой, как я тебе? — поинтересовался Сашка у пса. Тот наклонил голову, оценил вид хозяина и одобрительно гавкнул.
— Мне и самому нравится, — согласился с ним Воронков, — Теперь надо для эксперимента на улицу выйти. Так сказать, проверим наши ощущения!
Слово «улица» Джой узнал и обрадовался, но его ждало разочарование: Сашка решил по-быстрому сбегать до булочной и брать с собой собаку не стал.
Мерзкая, мелкая морось, похожая на вчерашнюю, только раза в два сильнее, уже сеялась вовсю, когда Воронков вышел из подъезда. До хлебного магазина было совсем недалеко, но за это время Сашкины волосы успели намокнуть.
Входя в булочную, он провел по ним рукой — и согнал капельки воды прямо себе на глаза. На пару секунд мир вокруг подернулся мутноватой пленкой, предметы и люди потеряли четкие контуры, превратившись в неясные силуэты. И один из этих силуэтов показался ему знакомым: словно глядя через запотевшие очки, Воронков разглядел хрупкий силуэт блондинки-альбиноски!
Он пару раз моргнул, торопливо протер глаза и быстро огляделся… Немногочисленная публика самого привычного вида тыкала вилками в батоны, все было вполне обыденно, но сзади громко хлопнула дверь, отскочила, спружинив, и снова хлопнула.
