Виктор Бурцев - Пленных не брать!
– Гудит...
– Что такое? – не поверил Шевкун, сам послушал и кивнул: – Точно, гудит. Что бы тут гудеть могло?
– Что бы ни гудело, а пойдем отсюда скорее, – велел Москаленко.
Я некоторое время оглядывался, словно ожидал, что по насыпи пронесется, разбросав горячие волны воздуха, зеленый пассажирский поезд с белыми табличками на боках – «Санкт-Петербург – Адлер», например... Или «Москва – Севастополь»... А за окнами пассажиры с неизменными вареными яичками в газетах, куриными окорочками в фольге, с лимонадом в полутора литровых пластиковых мототырках и обязательной водочкой посмотрят на цепочку странных военных в камуфляже, с автоматами и подумают: «Что ж, бля, за х...ня?!»
И будут совершенно правы.
Мы ссыпались вниз, пугливо озираясь – мало ли что там гудит – и, ломая низенький березняк, двинулись к лесу. По пути доктор споткнулся о еще один скелет, совсем старый, в ватнике и пятнистых штанах. Черт его знает, кто это был при жизни. Я посмотрел, нет ли чего полезного возле. Нету ничего, только ржавая бензиновая зажигалка.
– Чего ты там? – сердито окликнул Москаленко.
– Иду, иду, – сказал я, догоняя.
– Ты по костям этим аккуратнее лазий, – велел он. – Мало ли, от чего мужик сдох. Заразу подцепишь...
9
Дождь лил как из ведра. Притом жара стояла тропическая... ну, субтропическая, был я в Гаграх один раз в детстве, представляю. Попрятавшись под огромную старую елку, ребята спали, выставив охранение в виде Костика. Костик сидел чуть поодаль, под елкой поменьше, и что-то бормотал себе под нос с отсутствующим видом. Охранник... С другой стороны, кому мы тут нужны? Зачем?
– Кость! – позвал я.
– Какого?
– К тебе иду, не спится что-то.
– А я тебе колыбельную спою?
– Покурим.
Покурили. Сигареты заканчивались, скоро листву курить будем.
– Ну и что будем делать? – спросил я. – Сплошные приключения.
– Помню, кино французское по телику было – «В поисках приключений». Или «Искатели приключений». Там баба ничегошная была, – вздохнув, сказал Костик. – Часто показывали... Так что ты хотел?
– Самый хороший вариант, наверное, замочить хохлов и двинуть по своим делам. Напрашивается, – прошептал я. – Но есть несколько нюансов хреновых. А: куда двинуть? Б: зачем? В: дома нам всё ж обещали райскую жизнь по возвращении, и ну как не соврали?
– Ну и что ты хочешь, чтобы я ответил?
– Да ничего, – признался я. – Просто в башке крутится, надо на кого-то выплеснуть. Ты-то что думаешь?
– Ни хрена, – сказал Костик. – Иду себе, иду. Под елочкой посижу, постерегу. Дальше иду. Там посмотрим.
– Куда идем хоть? Что думаешь? Что там в конце?
– Дрянь какая-нибудь, – ответил, помолчав, Костик. С еловой лапы упала большая капля, расплылась по пластиковому рожку автомата. – Раз заранее не говорят, значит, или дрянь, или большие бабки. А если большие бабки – нас точно положат всех, как только исполним предназначение.
– Ну.
– Интересно, правда или надули, падлы, что мы не бороться какие уникальные? Ч-черт... Рвануть сразу, в самом деле?
– Дойти надо. А там уже разберемся, – предложил я.
Костик кивнул, оторвал еловую веточку, погрыз хвою.
– Полезно, говорят, – буркнул он, сплевывая зеленую горечь. – Витамины. А ты это... с прапором поговори. Да и с летехой нашим...
– Я? А почему не ты?
– Тебе больше доверяют, по-моему. А я лучше посмотрю, чтобы эти двое не шпионили.
Утром все проснулись промокшие, а дождь всё не прекращался. Хотелось есть. Шевкун сказал, что нужно отрядить двоих на охоту, на что прапорщик скептически спросил:
– А вы живую тварь, кроме жаб этих, когда в последний раз видели?
– А мы и не искали, – сказал Шевкун. – Сами ж они к нам не побегут. И жрать всё равно больше нечего.
– Да вон, – сказал прапорщик. Под березками росли густой кучкой странные сизые грибы. – Подберезовики. Появились опять.
– Не похожи, – с сомнением пробормотал старлей Беранже.
– Под березами же растут.
– Подберезовик не такой... Ну, не совсем такой.
– Это есть нельзя, – решительно сказал доктор. – Это мутант. Может быть, вполне съедобный и неядовитый, но рисковать не будем.
– По-моему, я читал, что ядовитых трубчатых грибов не бывает, – сказал Коля. – Только пластинчатые.
– Ну, сожри тогда кусочек шляпки, а мы подождем, – предложил Москаленко. – Подохнешь – зароем. Не подохнешь – суп сварим.
Коля умолк.
С охотой, как и следовало ожидать, ничего не вышло. Если какие-то звери в здешних проклятых богом местах и жили, то они умело прятались. Отряженные в охотники Костик и Коля вернулись злобные, притом прапор поскользнулся и ободрал рожу о ветки.
– Если до вечера ничего не найдем, сожру грибов, – сказал он, сердито размазывая по щеке кровь.
– Ну и помрешь. Или усрешься в страшных муках, – равнодушно предрек Костик.
– Хоть сытый помру. Не могу больше, не привык я так не жравши по лесу шастать. Мне жена тефтели знаешь какие делала!
– У тебя еще и жена есть?! – удивился я. Никак прапор не тянул в моих глазах на женатого человека. И где это он, интересно, тефтели трескал? Откуда мясо брал?
– Есть, – буркнул прапорщик. – Ладно, сняли тему.
– Не, ты про тефтели подробней расскажи! – привязался Костик, который, наверное, подумал о том же, о чем и я.
– Фермерствовал я, понятно? С тестем. Хорош, сняли тему, сказал.
Фермерствовал. Этим хорошо, только мало их. Тесть небось куркуль.
День шли под сплошным ливнем, два раза перебирались через овражки, превратившиеся в горные речки, пересекли заброшенное шоссе, узкоколейку, еще одно шоссе. На оказавшейся метрах в трехстах левее нашего пути автобусной остановке решили устроить привал: бетонный козырек давал возможность отдохнуть от барабанящего по голове и плечам непрерывного дождя. Прапор тут же углубился в изучение настенных надписей, но ничего полезного из них не извлек – писано было давно, притом по-русски, стандартно и без выдумки, какие-то важные ориентиры в надписях также не упоминались. Капитаны возились с картой – они-то знали, где мы топаем, но нам не говорили. Или не знали, не могли определиться, и стеснялись сказать.
Старлей, окончательно утративший властные полномочия, дремал в уголке. Мужик он был хороший, вне всяких сомнений, и я вспомнил о своих планах переговорить с ним и с прапорщиком Колей. Но это не сейчас. Сейчас вздремнуть, что ли? До ночи еще топать и топать, да и ночевать неизвестно где придется, а тут хоть сухо.
Я задремал, когда кто-то громко сказал:
– Твою мать... мужики! Автобус!
Более неожиданную фразу в данной ситуации трудно было придумать, хоть мы и расположились именно на автобусной остановке. Я подумал, что Коля прикалывается, но тут сквозь шум ливня явственно прорвался натужный гул работающего мотора. Может, и не автобус, конечно, но явно машина, и не легковая.
– Берем! – выдохнул прапорщик с азартом. – Стопим суку!
– Никаких... – начал было Москаленко, но Коля без промедления послал его и, подхватив автомат, выбежал наружу. За ним выскочили старлей и Костик, не стал медлить и я. Как бы там ни было, водитель автобуса о нас не знал и даже не предполагал, а мы... Мы возникли из дождевой пелены, и Костик без предупреждения дал короткую очередь прямо по лобовухе наезжавшего «кавзика». Автобус неуклюже вильнул и остановился, съехав на обочину и светя желтыми противотуманными фарами.
– Выходи по одному! – заорал Коля.
Со скрипом отворилась водительская дверца, на асфальт спрыгнул человек в камуфляже. Вернее, не спрыгнул, а выпал, практически вниз головой.
– Пусто, – сказал старлей, появляясь из-за автобуса. – Никого нету.
– А этот готов, – добавил Костик, осмотрев водителя. – Черт... И не спросишь ничего.
Мы, включая подбежавших офицеров, собрались вокруг грузного мужика в годах, залитого кровью и осыпанного прозрачными кубиками побитой лобовухи. Мужик как мужик, хорошо выбритый, лысоватый...
– Обыскать, – велел Москаленко неизвестно кому, но Костик уже опустился на колени и полез по карманам мертвеца. Он передал капитану пачку ментоловых сигарет «Дорал», пластмассовую зажигалку, баночку с американским растворимым аспирином и носовой платок.
– Больше ничего нет, – сказал он. – На руке часы «Сейко», кварцевые.
– Оружие есть?
– При нем нету.
– Щас в кабине гляну, – сказал старлей, – и заодно посмотрю, что там еще интересного.
Я полез следом. Рядом с водительским сиденьем лежал обыкновенный «Калашников» с откидным прикладом, довольно старый, потертый. В бардачке – всякая ерунда, тряпки, два стакана, ножик складной, вилка с ложкой, пластмассовая солонка. В салоне – как и положено, дерматиновые сиденья, старые, в разноцветных заплатах, некоторые с выдранным поролоном.
– Ни хрена интересного, – сказал я, вылезая обратно под дождь.
– Дебилы, – проворчал Москаленко. – А если бы там взвод автоматчиков ехал?
