Вадим Филоненко - Сто рентген за удачу
– Бедуин! Ты цел?
Его голос вернул меня к действительности. Я отпихнул мертвую тушу в сторону и тут же был вынужден нажать на спуск – очередная собака распласталась в прыжке, мечтая впиться зубами в мое тело.
«Минус один», – услужливо отщелкал счетчик. Это означало, что в «Ярыгине» остался последний патрон.
Последний!
К счастью, уцелевшие мутанты пока не спешили набрасываться на нас. Они крутились поодаль, повизгивая и рыча.
Внезапно я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Не человеческий – звериный и в то же время… разумный. Так смотреть может только один зверь – атрийская рысь – секалан, вожак. Если его убить, стая, скорее всего, отстанет от нас. Распадется на одиночек, которые не смогут причинить нам вреда.
Повернув голову, я увидел его.
Он стоял между двумя деревьями, почти неразличимый в пелене дождя. И все же я увидел его так, будто глядел при ярком солнечном свете.
Молодой – не больше года, поджарый, по-своему очень красивый. Песочного цвета густая шерсть с темными подпалинами, высокие сильные ноги, короткий, будто обрубленный хвост, кошачья морда с пушистыми баками и длинные кисточки на ушах.
Я поморгал, пытаясь стряхнуть с ресниц капли дождя, обхватил пистолет двумя руками и прицелился в звереныша. У меня остался только один патрон. Промахнуться нельзя… Впрочем, одним-единственным выстрелом я вряд ли сумею убить его… Ранить – да, убить – нет…
Мой палец замер на спусковом крючке.
Мне показалось или зверь на самом деле улыбнулся?! Торжествующе, победно: «Так-так, двуногое мясо… У тебя не осталось патронов… Хорошо!»
От неожиданности у меня задрожали руки – я прочитал его мысли! Мне не показалось – я совершенно точно прочитал их! Вернее, это были не совсем слова, скорее эмоции, ощущения, образы. Тем не менее я воспринимал их вполне отчетливо.
«Вы проиграли… И скоро я наконец-то поем…» – думал секалан.
«Жри своих мертвяков, тварь! У нас очень много патронов!»
Я заставил себя отчетливо представить целую груду боеприпасов: наполненные до отказа пистолетные обоймы, магазины для автомата, черные шарики гранат и даже одну противопехотную мину.
Секалан засомневался, покрутил головой: «Ты врешь…»
«Проверь! Скомандуй своим тварям атаковать нас и увидишь! От твоей своры останутся лишь зловонные трупы, а ты… Из твоей шкуры я сошью себе куртку. Или нет! Лучше положу ее на пол и буду вытирать ноги…»
– Бедуин, что ты там бормочешь? – спросил Потап. Он сидел под деревом с «Грозой» наготове, а в его ногу по-прежнему впивались зубы мертвого пса.
– А?
Я всего на миг отвлекся, машинально повернул голову к Потапу, а когда вновь хотел посмотреть на секалана, его уже не было и в помине. Ушел и увел свою поредевшую стаю. Вот только далеко ли?..
– Как думаешь, Потап, они ушли совсем?
– Леший их разберет. Но нам все равно лучше перебраться поближе к гейзерам. Бедуин, кинь мне нож. Попытаюсь разжать зубы этой твари.
– Давай помогу.
Я торопливо доковылял до Лешки, рухнул рядом на раскисшую от дождя землю и обнажил клинок. Непропорционально огромная челюсть панцирного пса основательно закусила лодыжку и часть голени Потапа.
– Ботинок прокусил? – спросил я, тщетно пытаясь рассмотреть в сгустившейся тьме, где кончаются собачьи зубы и начинается человеческая нога.
– Вроде прокусил, – откликнулся Потап. – А может, и нет. Не пойму никак…
– Боль чувствуешь?
– Н-нет… Точно нет.
– Значит, не прокусил ботинок песик, – обрадовался я и уже смелее сунул лезвие в собачью пасть. Отыскал щель между зубами и, орудуя ножом, как ломом, постарался разжать челюсть.
Как бы не так!
– Давай я попробую снять ботинок, – предложил Потап.
Ночь и дождь окутали нас, будто саваном. Я скорее услышал, чем увидел, как Потап, сопя от усилий, возится с берцем.
– Не получается, – раздался его запыхавшийся голос. – Засел намертво. Видно, зубки все-таки застряли в ноге. Странно, что я их не чувствую.
– Фонарик бы нам. Или костерок. Рассмотрели бы, что там и как у тебя с ногой…
– Ну, с этим-то проблем нет. Ближайший гейзер должен быть метрах в пяти.
Потап завозил руками по липкой, холодной грязи, в которую превратилась земля, разыскивая камень.
Внезапно вдалеке взметнулся к небесам столб огня – проснулся один из гейзеров на дальнем от нас краю «Долины». Раздался чей-то крик, и тут же стих, а спустя мгновение погас и гейзер.
Я замер, тщетно пытаясь сквозь ливень и темноту разглядеть поле. Там явно кто-то был, и, судя по крику, не наши старые знакомые собаки.
– Бедуин, – окликнул меня Потап, – ты увидел, кто там?
– Нет. Далеко слишком. Что будем делать? Затаимся в темноте или все же займем оборону при свете?
– При свете, – выбрал Потап. – От зверья в темноте не спрячешься.
Прекратился дождь – словно повернули выключатель. Похоже, капризная госпожа удача сменила гнев на милость, предоставив нам крохотный шанс дожить до утра…
Мы разожгли небольшой костерок. Потап принялся деловито орудовать ножом, пытаясь разжать зубы мертвого пса.
– Получается? – спросил я.
– Нет. Легче отрезать мне ногу или ему голову.
– Злая шутка, – хмыкнул я.
– Это не шутка, – откликнулся Потап. – Я всерьез подумываю о втором варианте.
– И что? Так и пойдешь с висящей на ноге головой пса?
– А есть другие предложения? – проворчал он.
Я решил сменить тему:
– Сколько у тебя осталось патронов?
– Двадцать два. А у тебя?
– Один. Последний.
– Хреново.
Это точно. До Стрелки еще топать и топать. Но самое главное – нужно пережить ночь. Хорошо, хоть дождь прекратился. Правда, теперь меня охватил сильный озноб – то ли от ветра и мокрой одежды, то ли дала себя знать сломанная нога.
– Эх, сейчас бы накатить по маленькой, – помечтал я. – Для сугреву. А, Потап?
– Тихо! Ты слышишь?
– Что?.. – Я осекся.
Из «Долины спящих гейзеров» явственно донесся шум борьбы. Рычали и визжали собаки, раздавались еще звуки вроде раздраженного уханья или бормотания. Взметнулся к небу столб пламени разбуженного гейзера, и тотчас ночь пронзил уже слышанный нами крик, а потом в свете огня мы явственно разглядели силуэт…
– Хуги! – воскликнул я.
– И не один, – добавил Потап.
Столб огня погас, в долине вновь воцарилась темнота, но звуки борьбы не утихали. Напротив, стали еще яростнее.
Я навострил уши, пытаясь на слух следить за перипетиями боя. Похоже, наш старый знакомый секалан с остатками своей своры нарвался на хуги и теперь сам того и гляди выступит в роли еды. Не то чтобы мне стало жалко его, но хуги, расправившись с псами, вполне возможно, заинтересуются нами. На закуску. Так сказать, приятный десерт.
– Потап, кромсай голову собаке и ходу отсюда!
– В темноте идти опасно. Вляпаемся в аномалию, мало не покажется.
– А останемся – превратимся в ужин для хуги. С двадцатью патронами не отобьемся. Если их двое…
– Трое. Я ясно видел троих, – возразил Потап.
– Тем более. Нужно как минимум два полных рожка, а лучше три, чтоб наверняка. Нет, попробуем уйти. Возьмем с собой факел, какой-никакой, а свет.
Потап не ответил, но я увидел, как он с остервенением дробит челюсти прилипшего к ноге пса. Ошметками полетела спекшаяся кровь, мне в ноздри шибануло жутким смрадом. Кажется, только теперь я начал понимать напавшую на нас атрийскую рысь – труп панцирной собаки даже нюхать невозможно, а уж кем надо быть, чтобы такое есть!
Наконец Потап отпихнул изуродованное собачье тело в сторону. Я поглядел на его ногу. Он раздробил мертвому псу челюсть, но осколки зубов вытащить не успел, они по-прежнему глубоко впивались в голень. Потап должен был сейчас ощущать прямо-таки адскую боль… но не ощущал.
– Все, Бедуин, я готов. Двинули.
Так как я остался практически безоружным, то и факел предстояло нести мне. Пришлось ограничиться одной палкой-костылем, а во вторую руку взять факел. Я выбрал ветку попрямее и потолще, навертел на конец сухой кусок футболки, который чудом уцелел под разорванным комбинезоном, подпалил от костра и пошел ведущим, внимательно вглядываясь в пространство перед собой. Потап с автоматом наготове шагал за мной след в след, соблюдая дистанцию.
Идти было тяжело – ноги разъезжались на мокрой земле, проваливались по щиколотку в лужи. Ступать приходилось очень осторожно, обдумывая каждый шаг, чтобы как можно меньше тревожить сломанную ногу. Моя палка-костыль то и дело увязала в грязи, и чтобы вытащить ее, приходилось прикладывать усилия. Свет от факела больше мешал, чем помогал, – метался из стороны в сторону, создавая причудливые тени, затрудняя осмотр. И все же я, как мог, старался прибавить шагу – сзади слышались звуки яростной борьбы панцирных собак с хуги, подгоняя почище плетки.
Постепенно местность стала уходить вниз, деревья поредели, а потом и вовсе остались позади. Мы вышли на берег старицы – старого русла реки – широкой полосы земли, лишенной всякой растительности и покрытой коркой засохшего ила.
