Юрий Иванович - Шагнуть в неизвестность
До места перехода добрался нормально, несколько раз прогулялся туда-обратно по соседним с деревом тропам, высматривая, не затаился ли кто в кустах или в густой траве, и только потом приблизился к тайнику. Весь вскрывать не стал, по внешнему виду определив, что он не тронут, а достал только письмо. И уже с этим посланием отыскал укромное место, затаился в нем, как партизан, и, с каким-то удовольствием узнавая Машкин решительный почерк, приступил к чтению.
Слишком уж подробными описаниями своей деятельности подруги не увлекались. Но и сделать они успели на зависть много полезного.
«Уходим к отшельнику, как и было оговорено в установленное время. Но решили выбраться на два часа раньше по причине завершения чистки в предбаннике».
Здесь было все понятно: «предбанником» мы называли площадку башни, и ее действительно следовало держать в чистоте и внешней неприкосновенности. Причина проста: чтобы вдруг появившийся там Грибник ничего о нас не заподозрил.
«До этого мы в округе провели тотальный осмотр, наблюдения, поиск и выяснили много интересного. Во-первых, если смотреть на предбанник с самого низа, то людей в нем не видно. Проверено и доказано неоднократно».
Вот это да! Уникальное открытие и вполне много о чем говорящее. Мне до него в одиночку докопаться никак не светило, да и потом мы всем гуртом только и предприняли спуск на веревках и осмотр лишь щелей в стенах башни. Молодцы девочки! Догадываюсь, как они страховали друг друга и переговаривались по рациям. Теперь получалось, что при обороне башни этим делом мог заниматься один-единственный человек, совершенно при этом невидимый для нападающих. Придя к такому ничего пока не значащему в личной безопасности выводу, я продолжил чтение.
«Много времени потратили на поиск пустот в основании, но входа так и не отыскали. Копать огород не стали, могли слететься вороны…»
Мы обсуждали этот момент, намереваясь когда-нибудь значительно раскопать землю вокруг основания башни и таки разыскать вход во внутренности. Раз есть уходящая вниз от щелей крутая лестница, значит, и подземелья должны быть. Ну а что еще может быть в подземельях, кроме сокровищ? Это сейчас я понимал, что никаких подвалов, скорее всего, и нет, подобных строений по всем мирам может быть неисчислимое множество, и хранить в них хоть что-то — полнейший нонсенс. Скорее всего, во внутренности попасть можно, только лишь узнав какой-то особенный секрет, а то и вообще только с помощью крутой волшбы или непонятной системы перехода.
Ну а под воронами имелся в виду все тот же Грибник, которому сверху могли броситься в глаза ведущиеся раскопки.
«Два дня потратили для дальнего похода. И не зря. Вначале выбрали самую высокую точку среди холмов на горизонте. Затем интенсивным марш-броском достигли нужной вершины. Прибыли туда уже глубокой ночью, переночевали, а вместе с восходом солнца осмотрели противоположный от предбанника горизонт. В пределах еще двух переходов вполне отчетливо видна кромка леса. На всей остальной площади никаких изменений не замечено…»
Ха-ха! Лепота! Значит, Дикий мир — не настолько уж и дикий! И уж точно не безжизненная пустыня. Не знаю, почему меня это так обрадовало, но на душе стало легко и спокойно. Скорее всего, моя мысль может оказаться не такой уж и абсурдной: устроители башни просто уничтожили вокруг своей постройки все живое в радиусе более ста километров! Могло такое быть? Еще как могло! После того что я увидел в Сияющем кургане, создание карантинного пояса вокруг ценного объекта — это всего лишь детские забавы для всемогущественных создателей переходов. Все выжгли или облучили, заполнили озера бессмертными хищниками, а вдоль дальней границы еще излучателей со смертельными для всего живого импульсами наставили. Почему вдоль дальней? Да потому что внутри сами частенько ходят, чего собственной шкурой рисковать?
Ну, как-то так. Потому что фантазировать на эти темы можно сколько угодно и все равно не угадать. Но то, что в Диком мире существует жизнь или хотя бы буйная растительность, — феноменально! Знали бы сразу, не рисковал бы я переходом в мир Трех Щитов. Глядишь, и в самом первом мире могли бы отыскать массу интересного, загадочного и романтического. Но теперь чего уж там! Вначале не удалось вырваться обратно, позже девчонки поспешили за мной, теперь мне придется переться за ними.
«На следующий день после похода, — читал я, — решили глушить рыбку в ближайшем озере. Вначале дразнили рыбку камнями, потом забросили крюк с мясом на толстенной веревке, закрепленной наскальном обломке. Никто не пострадал, кроме веревки и обломка, со страшной силой затянутых в воду. После чего мы использовали две пустышки и четыре леденца. Рыбка так и не всплыла, зато стала заметна буря в соседних водоемах, волны там вздымались странным образом на высоту до десяти метров. Пришла мысль, что это не рыбка, а единый спрут, имеющий в каждой луже по конечности. Плюнули на все и благоразумно вернулись к предбаннику…»
Прочитав эти строчки я, разволновавшись, воскликнул:
— Затейники-массовики, оборзевшие, неподконтрольные!
Слишком уж резво девочки взялись за неизвестную рыбку. А если их вывод окажется правильным, то опаснее существа нет во всей Вселенной. По большому счету к этим озерам с чудесной питьевой водой вообще на сотню метров приближаться не стоит. Мало ли какой длины щупальце у этого единого организма может оказаться. «Пустышками» мы называли легкие самодельные взрывные устройства фугасного действия, и они использовались лишь для создания звукового эффекта. «Леденцы» уже больше смахивали на боевые, осколочные фанаты, и мы их успели сделать до моего ухода в мир Трех Щитов целых шесть штук. Можно себе представить недовольство водного зверя, когда одна из его конечностей оказалась то ли оторвана, то ли порядочно изувечена.
Хорошо, что все для любительниц рыбной ловли обошлось благополучно. Но в любом случае программу по исследованию озер можно считать закрытой навсегда. Даже при удачном возвращении на Землю и последующем исследовании Дикого мира к озерам лучше не соваться. С таким масштабным монстром маленькому коллективу исследователей никогда не справиться. Да и какой с этого будет толк, если чудовище все-таки погибнет, допустим от яда? Вода в округе окажется заражена токсинами разложения, если еще чего похуже не произойдет.
Концовка письма радовала бодростью и оптимизмом:
«Все дела завершили, родителей о дальнем походе предупредили. Если отыщем этого (слово тщательно зачеркнуто) отшельника, он у нас попляшет!»
Хм! Кажется, намек в мою сторону, что мне достанется за опоздание. Ну ничего, пусть пару часов сами в стенку лбами да коленками потыкаются, ют тогда и пляшут сколько им вздумается. Еще посмотрю, как вы в том лабиринте себя вести станете. Небось сразу домой к деду Назару захочется, да поздно будет. Придется меня ждать, спасителя и благодетеля! Ха-ха!
С такими злорадными мыслями сложил аккуратно письмо, спрятал его в карман, осмотрелся из своего укрытия и, выйдя на тропу, поспешил в деревню. И все-таки строчки только что прочитанного послания так и прыгали перед глазами, иначе как можно оправдать появление совершенно незамеченного мной мужика, который шагнул из кустов на тропу и перегородил мне дорогу.
— Та-а-ак, — протянул он строгим голосом, — А ты чего здесь гуляешь? Да еще и без родителей.
Редко мы с ним виделись, потому и не узнал. Зато я уже был далеко не мальчиком и фыркнул в ответ с позволительной для любого взрослого человека издевкой:
— Мне что, с родителями до самой пенсии в лесу ходить положено?
Участковый нашей Лаповки стал присматриваться ко мне более внимательно, а потом крякнул, узнав:
— Ивлаев! То бишь… э-э-э… Боря?!
— Стареете, дядя Петр, стареете, — подначил я его.
— Зато ты вечно молодой! — не остался он в долгу.
— Да и вообще, вы вроде как на пенсии уже? — не обиделся я.
— Больше года, почитай. Да только никого взамен не на-значили, вот и приходится на общественных началах деревней заниматься.
Всех последних новостей и местных пертурбаций я не знал, так что в ответ лишь пожал плечами да развел руками. Мол, времена такие. Хотя и от вопроса не удержался:
— А чего нашей Лапой заниматься? Тишь да благодать, да три десятка божьих одуванчиков проживает.
Когда-то участковый сам так любил называть всех людей пенсионного возраста, поэтому постарался обиду не показать. Хотя она и так ощущалась в его словах:
— И не три, а почитай пятьдесят человек живет. Да и приезжие к нам летом как по воду святую прутся. Чай, места у нас наилучшие по чистоте своей да целебности.
— Это точно, дядя Петр, — согласился я, пытаясь обойти внештатного теперь участкового по кустам и продолжить путь, — Ладно, счастливо!
Но он опять перекрыл мне путь своей огромной ручищей:
