Алексей Бобл - Падение небес
Он кинулся к «Панчу». Со стен, окружающих двор обители, загремели ружья. За спиной орал монах:
— Измена! Хватайте его, братья!
Туран выстрелил наугад и нырнул под днище «Панча». Открыть дверцы он бы не смог, ключи остались у Белоруса, а вот люк в днище, запирался хитро. Но мало было попасть в грузовик, надо как-то вытащить Тима из Храма и потом протаранить ворота, которые с виду были крепкими и могли выдержать удар «Панча». На четвереньках Туран прополз к стене, опасаясь, что кто-нибудь выскочит во двор и пальнет под грузовик, сунулся наружу между стеной и машиной. Сверху грохнул выстрел, перед носом взметнулось выбитое пулей каменное крошево. Туран юркнул обратно, перекатился, выставил ствол… и понял, что спастись все равно не удастся. Он просто не успеет забраться в «Панч» и завести двигатель. Десятки подкованных монашеских сапог уже топтали двор, приближаясь к грузовику со всех сторон.
Глава 4
ДОРОГА ПАУКА
Турана почти не били. То ли помогло то, что он сам бросил оружие и не стал сопротивляться, а скорее спасло вмешательство лопоухого, которого он пощадил там, у лестницы. Теперь этот монах суетился и покрикивал:
— Нельзя бить! Целым в подвал привести, отец Зиновий рожу его поглядеть захочет!
Так что дело ограничилось парой тычков в ребра — ерунда. Турану велели держать руки за спиной, потом их стянули веревкой и повели в обитель. На этот раз пошли сразу в Храм, подгоняли, тыкали стволами в спину, вели темными коридорами, Туран сперва пытался запомнить дорогу, но вскоре запутался. Все переходы и коридоры были похожи один на другой — все те же каменные стены, ряды просмоленных балок под потолком. Трижды спускались по лестницам, причем последняя была винтовая, совсем старая, подгнившие деревянные ступени скрипели, казалось, вот-вот проломятся под ногами. Наконец Турана вытолкнули в длинный коридор, освещенный масляными лампами, там был Зиновий и не меньше десятка его телохранителей. Одна стена была кирпичной, вдоль другой тянулись решетки с низенькими дверцами, на каждой — висячий замок. За решетками — темно, никого не видать. Пустуют тюремные камеры.
Толстый монах с синим — не иначе, от постоянного пьянства — носом оглядел Турана и просипел:
— И куды энтого? К прочим али в отдельную клетку?
Один из телохранителей сунулся с этим вопросом к Зиновию, тот сердито махнул рукой. Он сосредоточенно вглядывался в навершие посоха, будто силился там увидать что-то важное. Телохранитель пожал плечами и велел толстяку:
— Давай к прочим. Мыслю, беды не будет, хоть двое там, хоть трое. А тебе приглядывать сподручней.
Синий Нос отцепил от пояса связку ключей, побренчал ими, отыскивая нужный, и велел:
— Вервие снимите. Не нужно, чтобы вервие с собою узник имел. Баловство от этого может выйти. Они вешаться вздумывают, а мне — ответ после держать.
Турану развязали руки и втолкнули в камеру, где уже находились Белорус с Илаем. Им, в отличие от Турана, досталось крепко, Тиму разбили лицо, так что нос распух и посинел не хуже, чем у пьяного тюремщика. На смуглом лице Илая побои были не так заметны, но он сидел на лавке, согнувшись, и непрерывно массировал подреберье. Очков на нем не оказалось, и Туран увидел зеленые глаза — огромные, круглые, как у ночной птицы. Мутант щурился и старался не глядеть на лампы — даже самый тусклый свет причинял ему неудобство.
Зиновий закончил шептаться с посохом и вскинул голову:
— Всех в клетку водворили?
Монахи расступились, и орденский староста встал напротив решетки. Поднял посох, так что в свете ламп маслянисто блеснул полированный самоцвет, и некоторое время стоял неподвижно. Потом отступил на шаг и махнул рукой. Повинуясь этому жесту, монахи раздались в стороны. Туран расслышал, как один другому пояснил:
— Отец Зиновий молиться станет и совета свыше дожидаться. Вдохновенный старец!
Оставшись в одиночестве перед камерой, Зиновий склонился к посоху и зашептал — и впрямь, вроде молился. На самом деле он разговаривал с посохом.
— Да, это все. Трое.
В ответ — тихий шорох и потрескивание, как помехи в приемнике.
— Как скажешь, как скажешь. И самоход их необычный, тебе тоже взглянуть полезно будет. Да, да… Да. Как скажешь. Я пришлю все, что с них сняли. Это нечестивое, в Храме не место пакости, так и объясню братии. Взамен потребны мне медикаменты, ибо страждущие жаждут исцеления! — Тут губы старосты растянулись в кривой усмешке. — Ужо исцелю! Да. Ты же сам видел, что предвещаю. Пожалуй, еще немного… и будут готовы. Может, декада сроку да два-три некрозных пятна — и достаточно. Нечестивцы не понимают иного обращения, так и надлежит с ними. Страхом, страхом к праведной жизни обращать! Во имя Спасителя, все во имя его… А эти… хорошо. Этих я сперва сам допрошу. Не беспокойся, после моего допроса они будут в состоянии говорить.
Потом самоцвет на посохе мигнул, Зиновий наконец поднял голову и глянул на пленников.
— Сидите, мутанты? Ничего, вскоре займусь вами! Когда бы не Совет Ордена, я бы вас немедля!.. Все поведаете, все откроете!
Зиновий погрозил посохом и зашагал прочь. Охрана потянулась следом. Остался только Синий Нос.
— Ну что, папаша, — Белорус обернулся к мутанту, — втравил нас в, будем говорить, серьезные неприятности? Ведь прикончат нас здесь, не уйдем живыми. А?
Илай не стал спорить, промолчал.
Тюремщик не глядел на пленников. Постоял у лестницы, дождался, чтобы стих топот над головой, и направился в дальний конец коридора.
— Илай не виноват, — заметил Туран, наблюдая за толстым надсмотрщиком. — Поначалу-то все путем было, Крипта его узнал.
— С Криптой я давно знаком, — щурясь, прогудел старик.
Похоже, ему с Тураном больше нравилось общаться, он считал его более рассудительным, чем Белорус.
— В Храме измена, — добавил Илай.
— Измена, папаша, — оживился Тим, щупая изодранную жилетку, — это когда вместо награды хватают и в подвал волокут. Вот… — Он погрозил в темноту кулаком. — Ну все из карманов вывернули. Не монахи, а ворюги… Гляди ж как изорвали карманы-то…
— Сам, главное, цел, — сказал старый мутант.
— Ага, — Белорус пощупал разбитый нос, — цел, папаша.
Тим подвигал языком, охнул и сплюнул выбитый зуб.
— Цел, — повторил он и весело, как ни в чем не бывало, продолжил: — Туран, а я одного так располосовал, ты же знаешь мой удар с правой! Тело по частям с пола сгребали. И папаша отличился.
Белорус придвинулся к старику, хлопнул его по плечу.
— Двоим успел шеи свернуть… О, гляди, чего он делает!
Рыжий просунул руку сквозь решетку и указал пальцем на Синего Носа. Толстяк, стоя в углу рядом с лестницей, осторожно вытаскивал кирпич из стены. Услышав Белоруса, он тяжело вздохнул, пошуровал рукой в открывшейся нише, достал длинную бутыль, заткнутую обгрызенным початком, и сверток.
— Сало там, точно знаю, — Белорус облизнул распухшие после побоев губы.
Сунув припасы под мышку, тюремщик вернул кирпич на место и погрозил пальцем пленникам. Пройдя за маленький столик напротив решетки, оседлал колченогий стул.
Когда монах выдернул пробку, по подземелью пошел отчетливый сивушный запах. Запрокинув голову, он влил пойло в горло. Кадык дважды прыгнул на шее, потом тюремщик сипло крякнул, вытащил нож и развернул сверток.
— Ну, рыжий, чего уставился? — Синий Нос хмыкнул. — Сало как сало.
Белорус сплюнул и отодвинулся в глубь камеры.
Но монах больше не глядел в его сторону, принялся нарезать снедь.
Белорус забормотал:
Тим Белорус сидит в тюрьме,
В тепле, обут, одет…
Но что-то беспокойно мне,
Скорей бы уж обед!..
Подумал и крикнул:
— Эй, борода, кормить нас когда будут?
Синий Нос рыгнул и степенно ответствовал:
— А на вас, мутантов, жратву переводить незачем. Вот призовет отец Зиновий на допрос, там ужо накормит батогами! Досыта отведаете!
— Что делать будем? — Белорус встал спиной к решетке и оглядел товарищей по несчастью.
— Выбираться нужно, — сказал Туран. — Верно ведь, скоро на допрос потащат, времени не много у нас. Только как выбраться?
Илай подошел к решетке, взялся за прутья и, шумно выдохнув, потянул в стороны, что-то скрежетнуло в полу, прутья под руками мутанта медленно поползли в стороны. Илай щурился, отворачивался от света лампы. Изодранный плащ на его спине натянулся и затрещал. Белорус тут же подскочил, вцепился в прут и рванул.
— Но-но! Не балуй! Я те!
Синий Нос вытащил из-под стола длинную палку и устремился к решетке. Стукнул по прутьям — Илай с Белорусом едва успели убрать руки.
— Вот я те! Тюрьму сокрушать не позволю! — Монах, до сих пор казавшийся благодушным и спокойным, вдруг разозлился и стал колотить палкой по прутьям, так что звон пошел. — Эй, мутанты! Не озоровать мне!
