Максим Хорсун - Смерть пришельцам. Южный фронт
– Оставь! – бросил он Степану. – Пустое это все. Побереги лучше силы.
Степан повернулся к старику. На чумазом лице лихорадочным блеском пылали глаза.
– Нет никого, – проскрипел дед Бурячок. – Ни одного покойника. – Старый выдрал своими узловатыми пальцами из тлеющей доски щепку, раздул на конце деревяшки огонек и зачмокал губами, раскуривая трубку.
– Думаешь, их забрали?
– В таком случае лучше бы они умерли.
Обычно так пугали непослушных детей. Мол, будешь плохо себя вести – прилетят пришлые и утащат на «блюдце». Может, пришлые и брали пленных, а может – нет. До этого дня Степан не сталкивался с чем-то, что могло бы опровергнуть или подтвердить молву. Только сейчас он стал четко осознавать, насколько мало знали в этих краях о враге. Они словно жили под невидимым стеклянным куполом, внутри – маленький мирок, в котором достаточно своих бед, а что творится снаружи – вообще неизвестно, только догадки и слухи. Бандиты, постоянная угроза голода – это понятно и привычно, а пришлые – что-то вроде стихийного бедствия или, как говорила мамка, «божьей кары», которую не осмыслить человеческим умом и тем более не отвратить.
– Кажись, на месте Ростова у них теперь что-то вроде базы по переделке людей, – сказал вдруг дед Бурячок. – Наших туда могли забрать.
– Чего-чего? – удивленно открыл рот Степан.
– А ты думал, откуда у них столько засланцев, которые выглядят точь-в-точь, как мы? – Дед пожал плечами, выдохнул облако дыма. – Других домыслов я высказать не могу, потому что их больше нет. Но покойников ты здесь не найдешь, уж не знаю – радоваться этому или печалиться. Потому что незавидна участь тех, кого пришлые забрали к себе погостить. Э-хе-хе… – Старик повесил голову.
Степан кивнул. Больше всего он страшился минуты, когда пришлось бы опускать в свежевырытую могилу бездыханное тело матери. И то, что сегодня обошлось без этого, снова пробуждало в душе надежду. До Ростова, конечно, далековато – больше ста километров по прямой, – но если поторопиться…
– Не вздумай соваться в Ростов, – проговорил дед Бурячок с расстановкой. – Ты что, дурень, собрался с голым задом на укрепрайон пришлых переть? Одумайся, иначе рыбы засмеют. Делай свое дело, времени у тебя и так в обрез. Костянка шутки шутить не любит.
Степка хмыкнул, взглянул исподлобья на деда. Мол, не надоело тебе, сайгак старый? О той костянке еще вилами по воде написано, а ты все – пердь да пердь, пердь да пердь! Словно удовольствие от этого получаешь!
Впрочем, времени действительно с каждым мгновением становилось все меньше и меньше. Возле общинного дома убитых он не нашел, но в саду наверняка осталось тело Йоськи. Значит, нужно похоронить хотя бы его.
– Я в сад, – сказал Степка. – Там точно есть один покойник. Вещички оставляю тут – он указал подбородком на телогрейку и ушанку, лежащие на земле.
– Иди-иди, – махнул дед рукой с зажатой в ней трубкой. Пара псов побежала следом за Степкой, но возле самого сада собаки круто развернулись и посеменили обратно к старику.
В саду царила тишина, ни пения птиц, ни шороха листвы. Только трещала под ногами корка из пепла и спекшейся земли. Лучи солнца пронзали клубы редкого дыма зеленовато-желтыми стрелами.
Глядя на следы копыт под деревьями, Степан вспоминал вчерашнюю бешеную скачку. С трудом верилось, что это произошло с ним. С трудом верилось, что это вообще произошло.
Вот место, где он увидел несущийся на него табун. Вот присыпанная пеплом Панночка – кобылица, столкнувшаяся с механизмом пришлых. Бедняга, давно мертва – отравилась угарным газом. Поврежденный механизм Степан не нашел, пришлые не забыли забрать свое добро. Где-то тут следовало искать тело Йоськи. Но и оно – точно сквозь землю провалилось.
– Да что же это такое… – растерянно бормотал Степка, переходя от одного покрытого маркой копотью ствола к другому. – Не съели же вас…
Поскольку и в саду покойников не обнаружилось, он решил пройтись по следу табуна. Вот и снова из-за деревьев показался Мырчихин дом. Степан бегло осмотрел пожарище, доски и стропила на сей раз ворочать не стал. Было ясно, что и здесь он никого не найдет.
Одно чувство сменялось другим. Сначала в груди клокотала смертельная обида пополам с гневом на пришлых: они ограбили его, забрали не только общину и привычную жизнь, они не оставили даже тел близких, чтоб их можно было по-человечески предать земле. Потом – надежда, что его люди все еще живы. Внутренний порыв бросить все и сейчас же бежать к ним на выручку. Удручающая, выбивающая почву из-под ног беспомощность, когда он осознавал, что один юнец, вооруженный стволом времен Великой Отечественной, ничего – ничего! – не сможет сделать. Даже с честью умереть – и то наверняка ему не удастся.
Оставалось только идти по следам и стараться не забредать мыслями дальше близлежащих курганов.
Сразу за садом табун повернул, наверное, столкнулся с идущей навстречу стеной огня. Трава выгорела здесь знатно – куда ни кинь взгляд, всюду было черным-черно и кое-где еще курились дымки. Повезло, что вчера дождик накрапывал и туман стелился мокрым одеялом, сегодня бы степь полыхала куда жарче.
Табун обежал фруктохранилище по широкой дуге, затем устремился к яру. Точно так же сделал в свое время и Степан. Высокие склоны, густые деревья и речка внушали ощущение безопасности. Только Степан скатился к воде по крутому участку, табун же отыскал пологий спуск. Огонь сюда не добрался; пробив стену высоченного бурьяна, лошади вышли на скрытый за ветвями и кустарниками берег. Судя по доносящемуся оттуда фырканью и ржанию, табун находился все еще там.
Степан воспрянул духом. Представил, как выведет лошадей к фруктохранилищу и передаст деду Бурячку. Будет старому чем заниматься: дворнягами да коняшками. Тяжело, конечно, придется без помощников, но, быть может, выручат тимуровцы из «Светлого пути».
А себе он оставит самого резвого скакуна, а может, двух – для смены. Вот бы уцелел Валет – рысак старосты! Такой конь довез бы его до Ростова, а может, и дальше.
«Так, стоп. Не будем пока о Ростове, ладно?»
Степка миновал заросли бурьяна, стараясь ступать бесшумно, чтобы лишний раз не пугать табун. У берега из земли торчали замшелые известняковые блоки и насквозь ржавые трубы – руины колхозных строений, сожженных немцами. Степан прокрался мимо камней и оказался в тени прибрежных ив. Лошади зафыркали чаще и беспокойнее, ощущая его приближение. Степан протянул руку, собираясь раздвинуть кустарники, но так и замер в позе указывающего верный путь Ильича.
На мягкой и влажной земле виднелся свежий след сапога. Старый был сапог, худой, с гвоздями, торчащими из каблука.
И не успел еще Степка сложить в уме два и два, как кусты зашелестели желтой листвой, ветки со скрипом раздвинулись, и в просвете появилась темная от коросты косматая рожа. Долгую секунду они смотрели друг на друга глаза в глаза, затем косматый глухо заревел и сдернул с плеча оружие. Вооружен он был недурственно – дефицитным автоматом Калашникова со складывающимся стальным прикладом, таким раньше пользовались советские десантники.
Степан расценил этот вопль и жест как недружественные. Повезло, что «ППШ» в тот момент был у него в руках, а не на спине; большой палец сам щелкнул переводчиком огня, а указательный сдавил спусковой крючок. Старенький пистолет-пулемет сердито рявкнул, зашуршали, подстригая ветви, пули. Тут же послышался лошадиный визг, и загудела под ударами копыт земля.
Само собой, прицельной стрельбы с бедра не получилось. Но косматый плюхнулся на землю и завопил благим матом. На его крик отозвались: послышались сначала недоуменные, а затем азартные голоса: кто-то был не прочь поразмяться и пострелять по живой мишени.
Степан прытко отступил, перетек за огрызок обросшей сорной травой стены. Пристроив ствол «ППШ» между двух камней, образующих подобие бойницы, он приготовился ждать развития событий. Ладони, сжимающие оружие, вспотели. Перед глазами все еще стояла рожа чужака. Мусор в запутанной бороде и волосах, глубокие и черные, забитые пылью морщины, глаза, моментально определяющие любого незнакомого человека как врага. Точнее – как жертву.
– Чего палишь, дурак? – спросили Степана после недолгой паузы. – Зачем коней пугаешь?
Сквозь плотное переплетение ветвей трудно было разглядеть говорящего. Но и тот теперь не мог взять Степана на мушку. Ясно было, что миром дело не решится. Почуяли мародеры поживу, и тут как тут. Еще пожарище остыть не успело, а они уже торопятся урвать то, что осталось плохо лежать. И пулемета, при помощи которого староста улаживал с этой братией любые вопросы, больше нет. Как нет и самого старосты, и других вооруженных и всегда охочих до хорошей драки товарищей…
– Это наши лошади! – выкрикнул Степка, судорожно прикидывая, сколько осталось патронов и что ему делать: пытаться снять бандитов по одному, не высовывая носа из-за своего не очень надежного укрытия, или же бежать, отстреливаясь? Если отступать – то куда? Похоже, встрял он основательно. Принесло же этих гадов на его голову! Как будто мало было пришлых и прочих бед… Он-то думал – в Ростов поскачет. Он-то думал – отдаст жизнь, пытаясь выручить своих из лап прилетенцев. Размечтался, простофиля. Все обернулось куда прозаичнее: столкновением с группкой головорезов из-за сбежавшего табуна.
