Роман Глушков - Лёд и алмаз
Добыть маркер, который требовался Чёрному Джорджу для телепортации, было легко. Этот миниатюрный навигатор выдавался всем работающим в Пятизонье военным, и у Чуйского с учёным он также наверняка имелся при себе. Проблема состояла в другом — все армейские маркеры отслеживались чистильщиками. Даже уничтожь Дюймовый это устройство сразу по прибытии на место, хватит и одной секунды, чтобы сканеры базирующихся там подразделений Барьерной армии зафиксировали сигнал со встроенного в него маячка. И всё бы ничего — мало ли армейцев входит и выходит из тамбура ежедневно? — но не пройдёт и получаса, как все чистильщики Пятизонья будут знать о захвате нами вертолёта и поднимутся по тревоге, задействовав план «Перехват». И тогда запись сигнала Жорикова маркера сразу будет обнаружена, а вместе с ней — и локация, в которую мы удрали.
Вот почему я завёл с напарником разговор о наших дальнейших планах, ничуть не беспокоясь о том, что нас подслушает «толстолобик».
— Первым делом рванем в Чернобыль, — сказал я, передавая Дюймовому ранец, до которого он, пристёгнутый ремнями, не мог дотянуться. — На том «проходном дворе» нас будет труднее всего найти. Заодно разведаем, что к чему. Как-никак, мы были оторваны от мира целых три месяца, и история всё это время явно не топталась на месте. Ну а когда проведаем обстановку, тогда и решим, в какие края драпать дальше. Возражения есть?
Последний мой вопрос являлся риторическим, и иного ответа, кроме: «Никак нет!», я от Чёрного Джорджа не ожидал. Но, оказывается, у Жорика всё-таки были возражения. Да что там: нежданно-негаданно в дважды ушибленной сегодня голове напарника созрел целый план! И, что ещё хуже, план этот шёл вразрез с предложенной мной стратегией.
— Нельзя мне в Чернобыль, Геннадий Валерьич, — буркнул Жорик, внезапно нахмурившись и потупив взор. — Никак нельзя! Нет, вы, конечно, можете идти, куда собрались, но я туда не пойду.
— То есть как это — не пойдёшь? — опешил я.
— Просто мне с вами не по пути, — не поднимая глаз, развёл руками Дюймовый, но скрывать причину своего несогласия не стал: — Я тут это… ещё кое о чём вспомнил… Про последнюю записку, которую мне Динара передала. И почему я взбесился, когда ту записку прочитал. Эти ублюдки, — он указал пальцем на «толстолобика», — пригрозили Арабеске, что запытают её и меня до смерти, если она их в одно секретное место не отведёт. И Динара согласилась. А что ей ещё оставалось делать? Я того вертухая, который у нас почтальоном работал, умолял: передай Арабеске, чтобы она забыла про меня и бежала сразу, как только на свободе окажется, ведь врут чистильщики: нас так и так рано или поздно грохнут. Но вертухай сказал, что я опоздал — Динару три часа назад из камеры забрали и назад больше не приводили. Вот я и осерчал. Так осерчал, что меня пять санитаров насилу сумели успокоить. Арабеска ведь из питерцев, а они, если дают кому-то слово, непременно его сдерживают…
— Да брось, приятель, — отмахнулся я. — Ты плохо знаешь питерских ребят. Это ж те ещё проныры. Когда они своим клиентам или друзьям клятвы дают, тогда да: слово питерца — закон. Но если их заставляют клясться, надев им на шею петлю, чёрта с два они будут соблюдать данные под пыткой обещания. Так что расслабься. Твоя Арабеска давно гуляет на свободе, куда она завсегда удерёт и без твоих подсказок.
— В том-то и дело, Геннадий Валерьич, что Динара дала клятву не чистильщикам, — помотал головой Чёрный Джордж. — Не им, а мне, понимаете? Так и написала в записке: «Клянусь тебе, Джорджик, в том, что непременно заставлю «Светоч» тебя освободить. Пока, правда, не знаю, каким образом, но по пути непременно что-нибудь придумаю. Обо мне же не беспокойся — не впервой, выкручусь…». Так что никуда она не сбежала. Видите: никто меня на волю не отпустил, а значит, Арабеска ещё не изобрела способ, как это сделать. Но когда она узнает, что я сбежал из Крыма, ей больше не придётся ломать голову над тем, как мне помочь, и она тоже сможет бежать. Только вот как Динара об этом узнает? Вряд ли чистильщики расскажут ей о нашем побеге, верно?
— Хм… Да, тут ты прав: это вряд ли… — Я тоже нахмурился и принялся рассуждать об услышанном вслух: — Если ваш обмен посланиями был подставой со стороны хозяев, то в чём кроется её смысл? Зачем им посылать фиктивные записки человеку, которого они же превратили в зомбированного смертника? Правильно: незачем. Тупиковый получается план — куда потом уйдёт эта информация? Значит, послания тебе действительно отправляла Динара. И то, что она дала тебе клятву, меня ничуть не удивляет. Всё-таки тогда, при посадке в Ангар, ты спас Арабеске жизнь, и не в её принципах забывать о подобных услугах. Однако ты не сказал, в какие края её угнали чистильщики. То, что не в Чернобыль, я понял. Так куда же?
— В Академгородок, — уныло ответил Жорик. — Именно так было сказано в её последнем письме. И я сегодня отправляюсь за ней, в Новосибирск. Нельзя мне иначе, поймите! Вы ведь тоже пошли искать Мерлина, наплевав на то, что это может быть смертельно опасно. Вот и я должен любой ценой или спасти Динару, или хотя бы подать ей знак, что мы на свободе и Арабеску у чистильщиков больше ничего не держит. Но вы, конечно, вправе поступать как знаете. В любом случае, я вас пойму и не обижусь. Тем более, это же вы меня в сознание привели и из «Светоча» вытащили.
Молвив это, Дюймовый тяжко вздохнул и уставился на меня вопрошающим взором. В глазах простофили было столько вселенской тоски и обречённости, что, окажись сейчас на моём месте суровый Жориков папаша-миллионер, даже тот, я уверен, усовестился бы и простил непутёвого сына, от которого давно отрёкся. Вот и мне — человеку, считающему Чёрного Джорджа своим другом, — было крайне нелегко отказаться помогать ему в деле, с которым он гарантированно не справится. И отговорить от которого Жорика явно не удастся даже под дулом карабина.
Я и не отговаривал и не отказывался. В конце концов, велика ли нам разница, куда уносить ноги: в Чернобыль или Академгородок? И там, и там нас не ожидало ничего хорошего. Разве что не хотелось соваться в самую холодную локацию Пятизонья, не успев толком отогреться от крымских буранов, ну да хрен с ней. Что ни говори, а мёрзнуть и подыхать свободным человеком куда приятнее, чем подопытным кроликом живодёров от науки.
— Ладно, уболтал — идём в Новосибирск, — сдался я, отлично понимая, что Дюймовый лукавит, и на самом деле мой отказ огорчил бы его до глубины души. Что и подтвердилось, когда потухшие было глаза напарника вновь засияли, а лицо расплылось в счастливой улыбке.
— Спасибо, Геннадий Валерьич! Я теперь ваш должник по гроб жизни, честное слово! И что бы мы с Динарой только без вас делали? — рассыпался в благодарностях Дюймовый. — Я и не сомневался, что вы меня в беде не бросите! Кто угодно, только не вы!
— Нечему нам пока радоваться, олух! Наши настоящие беды ещё и не начинались, — прервал я его преждевременные дифирамбы. — Ты, покоритель Сибири, вообще был хоть раз зимой в Новосибирске?
Сталкер мотнул головой.
— Оно и видно! Если бы был, не радовался, а умывался бы сейчас горючими слезами. Мало ли что там рыцарей Ордена почти не встретишь — иных бед позарез хватает. А мы туда за собой ещё целую гроздь своих репьев на хвосте притащим!…
— Мы почти на месте, парни! — предупредил из кабины Чуйский. — Держитесь! Иду на посадку!
Скорость снижающегося Ми-ТПС начала падать, а болтанка, наоборот, возрастать. Я в очередной раз сверился с мониторами и отметил, что пилот без напоминаний догадался, где удобнее всего нас высадить. В данный момент вертолёт находился севернее тамбура и был скрыт от Цитадели громадой вращающегося вокруг него смерча. Подлетать к нему вплотную лейтенант благоразумно не стал. Но та пара сотен метров, какую нам с Жориком требовалось пробежать до входа в гиперпространство, не представляла для нас суровое испытание. Видимость ночью в буран на земле была не лучше, чем в воздухе. И проблема эта стояла не только перед нами, но и перед нашими потенциальными преследователями. Мы не могли промахнуться мимо нашей цели — огромного смерча, — даже с закрытыми глазами, а вот врагам выследить нас в кромешном мраке будет чрезвычайно трудно.
— Эй, учёная голова! — обратился я к заёрзавшему на сиденье «толстолобику». — Живо давай сюда свой маркер! И не вздумай врать, что его у тебя нет! Пускай мы добрые террористы, но злить нас всё равно не советую!
— Не отдам! — внезапно отозвался заложник, чем, признаться, меня огорошил. Ответ этот был откровенно не тот, какой я хотел услышать, и в корне противоречил моей рекомендации не будить во мне зверя. И всё же я решил предоставить «ботанику» шанс одуматься:
— А ну-ка повтори, что ты сказал! — потребовал я, грозно нависнув над съёжившимся в кресле строптивцем.
— Заберите маркер у пилота! А мой вы не получите, потому что я иду в Академгородок с вами! — дрожащим голосом повторил учёный, вогнав меня в ещё большее замешательство. Жорик от столь неожиданного известия дёрнулся, попытавшись вскочить, но ремни безопасности, про которые он сгоряча запамятовал, удержали его на месте.
